Такаар сжал ладонь в кулак, кроша череп Калена в пыль. Тело его, с дымящейся шеей и тем, что осталось от головы, рухнуло на землю. Такаар вытер руку о штаны и повернулся к иксийцам, которые, подобно туали и Пелин, в ужасе шарахнулись от него.

— Хотите научиться тому, как это делается?

Даже воинам ТайГетен потребовалось пять дней, чтобы достичь Катуры. Люди будут здесь самое позднее еще через десять. Ауум отрядил два звена, чтобы они не давали покоя неприятелю, пытались замедлить его продвижение, просто показываясь ему, убивали охотников и отбившихся от строя солдат, но все это были лишь детские шалости.

В битве у Шрама они потеряли шестерых, но и те, кто выжил, несли на себе раны, душевные и физические. С учетом двух троек, идущих по следу армии Исанденета, и Корсаара с его двумя звеньями, следящего за войском, двигающимся вдоль Шорта, Ауум мог привести в Катуру всего лишь двенадцать звеньев. Он собрал их вокруг себя, когда они остановились на последний привал перед тем, как выйти из леса на ладонь Инисса с ее жестокой красотой.

— Поражение уязвило нас, но не сломило, — сказал он, обнимая Графирра за плечи и притягивая его к себе. — Мы — одна семья. Допущенные вчера ошибки следует обдумать, чтобы не повторять в будущем. Сегодня начинаем подготовку к решающему сражению. Если мы потерпим неудачу, раса эльфов будет уничтожена. А если победа будет за нами, в чем я не сомневаюсь, тогда начнется освобождение наших людей.

Ауум помолчал, вглядываясь в лица друзей.

— Мы все слышали рассказы о том, что случилось в Катуре. Все мы знаем о преступлении, совершенном против Лизаэль. И мы отомстим за нее. Но не каждая душа в городе погрязла во зле. Внутренняя сила и мужество скрываются под завесой отчаяния и утраты надежды. Если сорвать эту завесу, то мы вновь увидим подлинный дух эльфов.

— Мы должны увидеть его, потому что победить в одиночку мы не в состоянии.

Ауум отпустил Графирра и поцеловал его в лоб.

— Смотрите не ошибитесь. Мы собираемся взять Катуру под свой контроль. Нам окажут сопротивление. И мы должны будем сломить его. Никому из нас не хочется убивать себе подобных, но я не вижу иного пути, на котором этого не случится. Здесь укрылись самые матерые преступники, и они не станут покорно смотреть, как у них отбирают власть и влияние.

— Давайте помолимся о том, чтобы нас услышали честные и колеблющиеся эльфы. О том, чтобы гармония не оказалась уничтожена безвозвратно. О том, чтобы те, кого мы любим и кого надолго покинули, были еще живы.

— Давайте помолимся об этом вместе.

Истормун лежал на постели, и простыни под ним промокли от пота. Общение оказалось чрезвычайно болезненным и потребовало от него отчаянных усилий. Он впервые почувствовал страх в умах своих сподвижников, и это причинило ему ощутимую физическую боль.

— Вы действуете недостаточно быстро, — упрекнул его Гириамун.

— Да как вы смеете! — парировал Истормун.

— Скажите в таком случае, сколько им еще осталось до цели? — осведомился Памун.

— Максимум двенадцать дней. Меньше, если дорога станет легче.

Разум пятерки исторг такой возмущенный стон, что Истормун заверещал, корчась от боли, разрывавшей ему психику.

— Вы слишком долго откладывали поход. Ваша любовь к эльфам приведет всех нас к краху. — Голос Арамуна гулко забился у него в черепной коробке. — Нам нужны эти солдаты.

— И вы их получите, — заявил Истормун. — Наверняка у вас достанет вооруженной мощи, чтобы противостоять всем нашим врагам.

— Идиот! — вновь подал голос Памун. — Будь это так, мы не тратили бы силы на общение с вами.

— В таком случае я отдам приказ об отступлении, и вы получите своих драгоценных солдат скорее. К несчастью, это означает, что мы вернем Калайус шарпам. Или вы считаете, что это — та самая небольшая цена, которую можно заплатить?

— Мы не можем позволить себе потерять Калайус, — отрезал Вейамун.

— Тогда предоставьте мне делать мое дело, а сами займитесь своим. Вы полагаете, что причина всех наших трудностей кроется в постигшей меня неудаче. Я же, например, уверен в обратном. Быть может, вы хотите, чтобы я помог вам выработать соответствующую тактику?

Шум поднялся несусветный, тем не менее он доставил Истормуну некоторое удовлетворение.

— Вы не оставляете мне выбора, — сказал он. — А сейчас я с радостью отвечу вам услугой на услугу. Не затевайте конфликт прямо сейчас. Направьте все свои усилия на дипломатические переговоры. Тяните время, сколько удастся.

— Глупец, — предельно ясно выразился Арамун. — Не мы, а наши противники хотят войны. А у нас не хватает сил остановить их.

— Найдите способ, — отрезал Истормун. — Но если вы проиграете, так тому и быть. Я единственный уцелею изо всех нас и сохраню здесь все свои позиции. Я смогу с этим жить, а вот сможете ли вы с этим умереть? Разговор окончен.

Истормун прервал связь, прежде чем они вновь набросились на него с упреками. Прошло несколько часов, прежде чем он забеспокоился о том, почему ему это так легко удалось.

День уже клонился к вечеру, когда ТайГетен под командой Ауума вошли в Катуру. Они ни с кем не заговаривали, никого не искали, а сразу же направились на рыночную площадь в самом сердце Катуры, где и остановились. Вокруг них немедленно начала собираться толпа. Прошло уже более пятидесяти лет с тех пор, как кто-либо из воинов ТайГетен в последний раз бывал в городе.

Базарный день уже закончился. Те лотки, что еще оставались на площади, были или накрыты материей, или их оттащили за край круга. Ауум вдохнул зловещую и отравленную атмосферу города. Со всех сторон их окружали двух- и трехэтажные здания и храмы. Мощенные булыжником улицы разбегались по шести направлениям. Линию горизонта заслоняли островерхие крыши, шпили и купола.

ТайГетен собрались у камня Инисса на рыночной площади, первым заложенного в основание города. Вокруг него стояли скамейки, окруженные цветочными клумбами, на которых были вырезаны пожелания благополучия от жрецов всех храмов. Но цветы засохли, а высадить новые никто не удосужился. Надписи же были осквернены граффити и посечены клинками. На самом камне был вырезан знак Туала.

Даже флагшток, на котором некогда гордо развевались штандарты всех кланов, был исчеркан оскорблениями и угрозами, обещаниями и бессмысленными изречениями. Он стоял совершенно голый, на нем не развевался ни один флаг, и, скорее всего, так было уже не первый год.

Они оказались в самом сердце города, и у Ауума упало сердце. Сбылись самые худшие его опасения. Город издавал зловоние. Переулки и сточные канавы были забиты мусором и экскрементами. Многие дома и лавки стояли заколоченными, зияя провалами выбитых окон и дверей. Другие были полностью разрушены, а деревянные части разворованы и явно использованы для других нужд.

Наркоманы пустыми глазами взирали на них из открытых окон и дверей обшарпанных ночлежек или просто лежали на камнях мостовой, лишившись всего имущества или обменяв его на адское зелье. На улицах можно было встретить эльфов всех кланов, которые брели, понурив головы, или же смотрели на ТайГетен с откровенной опаской. Но все-таки любопытство оказалось сильнее страха.

Болта и Метиан нарисовали ему чересчур радужную картину. Здесь больше не осталось гармонии. Катура умирала.

Весть о прибытии ТайГетен разнеслась по улицам, и жители спешили посмотреть на спектакль. Вскоре вся площадь была битком забита, а задние ряды все напирали, горя желанием хоть одним глазком взглянуть на элитных воинов, которым они доверились в том, что те уберегут их от людей и помогут вернуться в родные дома.