Ответа не было. Только сгорбилась широкая спина. Сэйскэ повернулся к ней лицом. О-Рин, сама того не замечая, сжала пальцы в кулачки.

— О-Рин-тян хорошая девочка, — сказал Сэйскэ, и на лице его показалась улыбка. — О-Рин-тян, наверное, нравится этому провожатому. Это кто-то, кто очень любит ее.

В ту ночь фонарь опять провожал ее, и О-Рин потихоньку спросила у него:

— Ты лиса? Или ты барсук?

Фонарь ярко сиял. О-Рин шла, а фонарь плыл вслед за ней. Расстояние, которое их разделяло, всегда было примерно одинаковым, но теперь О-Рин казалось, что если в ночи протянуть к нему руки, почувствуешь тепло. Это тепло было похоже на тепло, исходившее от Сэйскэ. Она уже не чувствовала страха.

После того как прошло еще несколько дней, О-Рин догадалась: а что, если это и вправду Сэйскэ? Сказал, что лиса или барсук, а это он сам, Сэйскэ, провожает ее, чтобы с ней ничего не случилось. И когда она об этом догадалась, в сердце ее тоже словно зажегся фонарик.

Прошел месяц с начала еженощного паломничества ради любовного союза госпожи, и как раз в ту ночь все и случилось. Когда О-Рин вернулась из храма Экоин, все в лавке «Оноя» были на ногах. Повсюду был зажжен огонь, собралось много народу. Сорванные деревянные ставни лежали на дороге. Наверняка людей разбудил шум. Что-то случилось!

О-Рин бросилась к черному ходу. Но чья-то рука из-за ее спины потянула ее назад.

— О-Рин? Это ведь ты, О-Рин, да?

Она подняла глаза и увидела лицо старосты Мосити из храма Экоин, он в здешней округе занимался сыскным делом. Согнувшись и присев так, чтобы глаза его были на уровне глаз О-Рин, почти что заключив ее в объятия, Мосити стал расспрашивать. От него пахло чем-то соленым и острым.

— Ты куда ходила? Где была? Дома тебя не было, пусть, но куда ты все-таки ходила?

О-Рин почувствовала, что в горле у нее пересохло. На ее глазах кого-то выносили из дома на дождевой ставне. Сверху лежала не циновка, а, кажется, чье-то кимоно. Значит, это не был покойник.

Там, где взламывали двери, из щели веером расходился свет, и на земляном полу кухни виднелись тут и там черные пятна. Еще был виден перевернутый кувшин для воды. Полоски яркой ткани тянулись с порога по земляному полу, словно волосы мертвой женщины.

— Здесь побывали грабители, — сказал староста, наблюдая за направлением взгляда О-Рин.

— Случилось самое ужасное? — спросила наконец О-Рин, и староста, подумав, ответил:

— Хозяин и хозяйка не пострадали. В опасности была молодая госпожа, но приказчик Сэйскэ спас ее, она не ранена.

— А Сэйскэ ранен? — спросила О-Рин, и староста кивнул. Потом добавил:

— Не волнуйся. Все будет хорошо, он поправится. Непременно поправится.

Староста Мосити повел О-Рин туда, где можно было укрыться от ночного холода, и стал рассказывать все по порядку.

— В торговый дом «Оноя» ворвалась банда ночных грабителей, которые в последнее время переполошили весь город да и властям наделали хлопот. Приемы у них всегда одни и те же: перед ограблением они заводят дружбу с кем-то из намеченной к нападению лавки и через этого человека выясняют все до мелочей. Потому-то, когда они врываются в дом, то уносят все без остатка, словно огонь, бегущий по сухой траве.

— Госпожа… — сами собой прошептали губы О-Рин. — Может быть, это госпожа. Тот мужчина, которого она хотела приворожить…

Староста Мосити насупил густые брови:

— Что еще за история с ворожбой?

И О-Рин рассказала. Все рассказала. Староста Мосити степенно кивал головой:

— Ах, вот оно что. Да, верно. Тот, кого полюбила госпожа, был из шайки грабителей. Наверное, сегодня ночью госпожа собиралась встретиться с ним. Но этот человек с самого начала хотел проникнуть сюда совсем с иными целями.

Из дома просачивался свет и слышался чей-то плач. О-Рин спряталась за старосту Мосити. Затем тайком взглянула в том направлении, откуда пришла домой.

Этой ночью фонаря не было. Заметив, что О-Рин что-то высматривает, староста Мосити обратил взгляд туда же.

— Что там? Там что-то есть?

О-Рин молчала.

В ту ночь, когда в дом забрались грабители, походы О-Рин в храм Экоин закончились. А через некоторое время из лавки «Оноя», с еще не зажившими ранами ушел Сэйскэ.

В лавке поговаривали, что таково было желание госпожи. Будто бы госпожа сказала, что ей несносно видеть Сэйскэ подле себя и встречаться с ним взглядом.

— Хоть он и выручил меня, мне не стерпеть того, что он теперь всегда будет помнить об этом и смотреть на меня, словно напоминая. Когда я представляю себе, что он к тому же будет делать вид, будто я ничем ему не обязана за свое спасение, мне становится невыносимо.

«Госпожа не любит Сэйскэ, — думала О-Рин, — никогда не полюбит…»

Сэйскэ ушел из дома, так ни с кем и не повидавшись. Говорили, что хлопотами хозяина он смог найти место в такой же табачной лавке. У владельцев ее не было наследника, и со временем его собирались взять в зятья. Он не отказывался.

Сэйскэ любил госпожу, а станет мужем совсем другой женщины.

В эту ночь О-Рин снова пошла в храм Экоин. Она решила, что если следом опять пойдет фонарь-провожатый, то она непременно выяснит, кто это.

Ветер был такой холодный, что О-Рин совсем застыла, и шаги ее звонко раздавались, словно при ударе по металлическому предмету.

Пройдя немного, О-Рин обернулась. Следом за ней плыл только тонкий месяц. Сколько ни вглядывалась она в плотный ночной воздух, фонаря не было видно.

«Кто-то, кому нравится О-Рин… Кто очень любит ее…» — Кто?

О-Рин стояла и упорно вглядывалась в темноту.

Родился в Токио в 1934 г. Окончил университет Бунка Гакуин, потом одно время работал в научно-исследовательском институте рекламы компании «National Panasonic», в 1960 г. его любительский журнал «Сэ» получил премию издательства «Синтёся». Вскоре начинающий писатель попал в шорт-лист на 5-м конкурсе Акутагава за повести «Шелковый кокон» и «Прекрасное небо». Сначала Сюити Саэ считался элитарным беллетристом, но впоследствии разнообразил свою манеру, написав «Уличная жизнь Иокогамы» — о серийных убийствах бродяг группой школьников. Обратившись к собственному опыту (он был мастером Дзёдзюцу — фехтования на деревянных палках — и имел дан по Кэндо), Сюити Саэ в 1988 г. начал печатать с продолжением свой первый роман: «Бродячий монах с неистовым мечом». В 1990 г. за исторический роман «Рассвет над северным морем» он получил 9-ю премию Дзиро Нитта. В 1995 г. Сюити Саэ пишет ставший бестселлером роман «Палые листья», в котором поднимаются вопросы ухода за престарелыми, а также проблемы достоинства человека, — и получает литературную премию Bunkamura des Deus Magots. В 1996 г. 4-я премия Ёсихидэ Накаяма была присуждена книге «Чудесные истории о мастеровых из Эдо», где описаны переживания мастеров города Эдо, отдающих всю жизнь своему ремеслу, и душевный мир близких им, страдающих из-за них, женщин.

Уже двадцать лет держали они чайную, но такое случилось у них впервые. Осенние ветры задували все яростнее, и в тот вечер, когда с большого дерева дзельквы, которое росло возле чайной, облетела вся листва, появилась эта странница. Словно ветер принес ее со стороны деревни Футацуя на тракте Токайдо,[164] и она не села, а почти упала на скамью перед домом.

— Пожалуйте, просим. — О-Суги, которая уже собиралась закрывать чайную, поднялась от кухонного очага и заторопилась в дом.

В это время года паломников на остров Эносима[165] и на гору Ояма[166] вдруг становится совсем мало, и так продолжается до самых предновогодних дней. Но и в сезон только очень немногие идут здесь, напрямик по короткой дороге через Цудзидо. Обычно люди крепкого здоровья выходят из Эдо рано утром, за день добираются до постоялого двора «Фудзисава» на дороге Токайдо, там ночуют, а на следующее утро совершают паломничество в храм богини Бэндзайтэн на острове Эносима. После этого, снова с остановкой в «Фудзисава», они идут на гору Ояма. Эти паломники, идущие на Ояма после посещения острова Эносима, минуют здешние места, расположенные ровно в половине ри[167] от острова. Здесь останавливаются отдохнуть и полюбоваться видом на остров и море Сагами лишь слабые ногами старики из тех, кто, наоборот, после Ояма идет на Эносима.