Тропа была узкая, нехоженая.

Глаз Миямото Мусаси сразу отметил движение Но. Острый взгляд впился в фигуру молодой девушки, которая, не дрогнув, смотрела прямо на него. Взгляд Мусаси был вопрошающим. Скрывая замешательство, он замер, словно ноги его приросли к земле.

— Что случилось?

Сопровождавший Мусаси мужчина с подозрением смотрел то на него, то на нее.

Это был Сёкадо Сёдзё, монах из храма Ивасимидзу Хатимангу, прославленный мастер кисти. Поскольку он обитал в келье под водопадом, называемой Такимотобо, его еще звали Такимото Сёдзё. С Мусаси он сблизился через Когэцу Соган и его храм Рюкоин в монастыре Дайтокудзи.

— Нет, ничего не случилось. Просто эта девушка… — произнес Мусаси, не сводя глаз с Но.

Это было не похоже на Мусаси — в подобных случаях он не замедлял шага. Молча проходил мимо. Вероятно, было в этой девушке что-то такое, что помешало ему поступить так и на этот раз.

— Вы что-то изволили заметить об этой девушке? — Взгляд Сёкадо скользнул с лица Мусаси на Но.

— Господин Миямото Мусаси? — первой, собравшись с духом, заговорила Но. Удержаться она не могла. Голос вырвался из пересохшего горла.

— О-о! Если так, то да, я Мусаси. А вы кем изволите быть, если спрашиваете?

— Меня зовут Но, мой отец Ёсиока Кэмбо.

— Неужели дочь мастера Ёсиока, собственной персоной?

— Да.

Заметив в лице Мусаси растерянность, Но вдруг почувствовала облегчение. На губах появилась улыбка. Хватило даже сил слегка поклониться. Это была спокойная уверенность женщины, которая уже узнала мужчин, а теперь к тому же начала входить в тонкости купеческого ремесла.

— Вот оно что… — Удивительное дело, но Мусаси вдруг растерял все слова.

Перед его мысленным взором вновь предстали те мгновения, когда меч его сразил Сэйдзюро, а потом и меньшего брата Дэнситиро. Пусть даже так судила им их воинская доля, сердце его щемила тоска — знать бы тогда, что у братьев Ёсиока есть такая сестра… Она сама его окликнула, но ответить ему было нечего.

— Нарушив приличия, я позволила себе остановить вас, поступок непростительный. Слишком уж много воспоминаний, и я невольно повела себя бестактно. Но всего важнее видеть вас в умиротворении.

— Какие любезные речи! Ведь я зарубил ваших братьев, неужели вы не держите зла на меня?

— Сказать, что не держу зла, было бы ложью. И все же, господин Мусаси, хотя вам кажется, что вы сокрушили дом Ёсиока, на самом деле это не так. Вы не слышали о том, что у Ёсиока над воротами снова поднят холст с названием цеха? Взгляните на эту черную ткань, я унаследовала дело семьи Ёсиока, и вот — разве не прекрасная работа? Ведь не могли же вы забыть о том, что дом Ёсиока занимается краской куро-дзомэ!

Вопреки чувствам, которые она к нему испытывала, Но говорила с Мусаси дерзко. Имея к мужчине хотя бы некоторую сердечную склонность, обычная девушка не станет так говорить с ним. Она привлечет его сладким голосом и манерами. Однако Но этого не умела. Может быть, она и была выше всяких похвал как дочь воина, но женское счастье ее обошло.

И все же ей казалось, что слова ее справедливы. Рано или поздно искусству меча суждено угаснуть. Зато тщательно отшлифованное Кэмбо искусство крашения будет жить, пока на свете есть люди. И получается, что Ёсиока одержали победу. Иными словами, совершенствуя способ окраски Кэмбо, можно из полученной ткани создать для людей много разной одежды. Именно этого ей и хотелось.

Если всецело посвятить себя ремеслу, можно забыть о мире наслаждений, о котором помнит тело, и можно избавиться от запретных потаенных мыслей о стоящем перед ней мужчине, — беседуя с Мусаси, Но вкладывала в свои слова именно этот смысл.

— Верно, самые главные слова сказаны прямо и смело. Как думаешь, Мусаси? — Это отозвался Сёкадо, а Мусаси — сам Мусаси! — промолчал, только посуровел лицом.

Даже он, в последнее время задумавший применить законы меча в деле управления людьми, не нашелся с ответом.

— Так уж и быть, господин Мусаси, уступлю вам отрез ткани куро-дзомэ, который сейчас при мне. Не думайте, что я пытаюсь отрицать падение дома Ёсиока. Считайте, что я хочу выразить свое отношение к вам, свою заботу о вашем воинском счастье, — произнесла Но, зардевшись.

Вложив в свои последние слова все, что она чувствовала, Но достала из прижатого к груди узелка отрез ткани в один тан.[139]

Это была ткань куро-дзомэ, которую она вместе с работниками впервые окрасила сама. Может быть, эта ткань поможет Мусаси и убережет его тело…

Однако стоило ей подумать о том, что этот воин едва ли понял ее женские чувства до конца, как сердце сжала печаль.

— Благодарю за вашу доброту. — Мусаси на удивление просто протянул руки и принял подарок.

Получить куро-дзомэ в дар от барышни Ёсиока, чью семью он порушил…

Наверняка Мусаси испытывал при этом странное чувство.

Его силуэт с благодарно сложенными перед грудью руками удалялся. Слезы медленно застилали глаза Но, провожавшей его взглядом.

Не то чертами лица, не то производимым впечатлением он в точности совпадал с тем образом воина, который рисовался ей в душе. И все же искусство меча бесплодно, сколько бы его ни шлифовать. Удаляющийся силуэт человека, который зарубил ее братьев, а потом малолетнего Гэндзиро, который вступил на путь тщеты и следует по нему безоглядно, заставил Но почувствовать тоску, посланную в воздаяние тому, кто не может жить ничем иным, кроме своего меча.

Но ничего не могла поделать с тем, что ощущала эту тоску как свою собственную. А дым от погребальных костров мягко обволакивал и ее, и удаляющийся силуэт Мусаси.

Жизнь его, как это хорошо известно, закончилась в неприкаянных скитаниях, то его бросало на восток, то несло течением к западу.

Встреча Но с Миямото Мусаси стала и первой, и последней. С тех пор никаких вестей о Мусаси до нее больше не доходило.

Готовя зеленый чай для Итибэй, она в душе вопрошала подобно всем женщинам, у которых есть любимый: «Где, в каких полях сейчас бредет он, обдуваемый ветрами?» Кажется, она так и будет всю жизнь терзаться этим — определенно, она испорченная женщина. С каким лицом выслушал бы это Итибэй, если бы она рассказала ему? Так думалось ей, когда она ставила черную чашку возле колен Итибэй, постаревшего и сидя казавшегося совсем маленьким.

Спустя восемь лет до Но дошла весть о случившемся на острове Фунадзима поединке Миямото Мусаси с Сасаки Кодзиро,[140] советником клана Хосокава. Ей шел двадцать шестой год, а в те времена это был уже возраст старой девы.

Говорят, что меч Сасаки Кодзиро странным образом лишь слегка надсек головную повязку из ткани куро-дзомэ, которой повязан был Миямото Мусаси, на лбу же не осталось и царапины.

Если бы Но узнала об этом, она, наверное, осталась бы довольна.

Родился в 1927 г. в г. Цуруока, префектура Ямагата. Окончил Педагогический институт Ямагата. В течение двух лет учительствовал, но, заболев туберкулезом, вынужден был оставить работу. Пять лет он боролся с болезнью. Писал хайку для поэтического журнала «Унасака». Начал писать прозу и в 1971 г. получил премию дебютанта от журнала «Ору ёмимоно» за рассказ «Мрачное море». После награждения в 1974 г. 69-й премией Наоки за «Годовые кольца тайного убийства» начал профессионально заниматься литературной деятельностью. В первый период творчества Сюхэй Фудзисава преобладали мрачные, зловещие тона («Огонь Матадзо», «Лестница тьмы» и т. д.), но в 1976 г. он пишет «Повседневные записки охранника», и с тех пор книги его делаются несколько светлее, да и диапазон тем значительно расширяется. Среди его произведений — и рассказы о знатных самураях, и городские истории, и предания об известных людях (повести «Поэт хайку Исса», «Поворотный пункт», «Рев моря», «Туча цикад»). В 1990 г. роман «Городская толчея», описывающий жизнь Араи Хакусэки, ученого-конфуцианца и политика времен Эдо, получил премию Министерства культуры. В 1992 г. издательством «Бунгэй сюндзю» было предпринято издание Полного собрания Сюхэй Фудзисава в 23 томах. В 1993 г. писатель получил премию «Асахи» за «вклад в историческую прозу и плодотворную деятельность в этой области, а также за собрание сочинений Сюхэй Фудзисава». Писатель скончался в 1997 г.