— Хэлло, Велда!

Несколько мгновений она просто стояла, прижавшись к стене, и голосом, который превращал в музыку самые обыденные звуки, ответила:

— Майк...

Она рванулась ко мне и спрятала у меня на груди лицо, шепча мое имя снова и снова. Мои руки держали ее крепко-крепко. Я знал, что делаю ей больно, но не мог оторваться от нее, и она тоже крепко прижалась ко мне. Казалось, этим объятьем мы старались влиться один в другого, и наши губы встретились, торопясь и испытывая друг друга, в таком бешеном касании, которого мы никогда не знали прежде. Я ощущал ее жар и прелесть, мои пальцы стискивали ее плечи, бедра, но она не отталкивала меня. Эта душераздирающая покорность возбуждала сильнее, нежели огонь страсти, ее тело просило: еще дотронься, еще, еще!

Я взял у нее пистолет, швырнул его на кушетку, потом, не глядя, захлопнул дверь ногой и дотянулся до выключателя. Настольная лампа вспыхнула мягким, медленным светом, как в кино, старательно высвечивай классическую строгость черт ее лица и трогательную округлость груди.

Теперь в ней словно что-то обмякло, каждый жест был замедлен, она как бы плавала в море блаженства.

— Здравствуй, котенок,— снова тихо сказал я, и ответом была ее улыбка.

Многого мы и не могли сказать друг другу — это отняло бы время, хотя у нас теперь была пропасть времени. Она смотрела на меня не отрываясь, потом нахмурилась, и морщинки набежали на ее лоб цвета слоновой кости. Потом пальцами дотронулась до моего лица, и губы чуть-чуть приоткрылись.

— Майк...

— Все, милая, все хорошо...

— Ты не ранен?

— Теперь нет.

— Что-то с тобой произошло... Не могу сказать, но...

— Семь лет, Велда,— прервал я ее.— Были бред и грязь, пока я не выяснил, что ты жива. Такое оставляет следы, но их можно смыть.

Ее глаза заволокло слезами, они подступили так быстро, что она не смогла удержать их.

— Майк, милый, я не могла до тебя добраться — это было слишком трудно, и потом...

— Я знаю, малыш, тебе не нужно объяснять.

Ее волосы упали на глаза, когда она качнула головой.

— Но я хочу...

— Потом.

— Теперь.

Ее пальцы прижались к моим губам.

— Семь лет понадобилось, чтобы выведать тайну и улизнуть из этой чертовой Европы с такими сведениями, которые делали нас сильнее. Я знаю, что могла бы выйти из игры и раньше, но мне пришлось сделать выбор,

— Ты сделала правильный выбор.

— И никто не мог тебе сообщить.

— Я знаю.

— Правда...

— Я' понимаю...

Она не слушала меня.

— Я могла бы, я могла бы, Майк, попытаться, но у меня не было шанса. Миллионы жизней были поставлены на карту.

Она запнулась на секунду, потом прижалась щекой к моей щеке. 

— Я знаю, что ты пережил, милый, думая, что погубил меня. Я так часто об этом думала, что чуть не сошла с ума, но не в моей власти было что-либо изменить.

— Забудь это.

— Что с тобой было, Майк?

Она откинулась, чтобы видеть мое лицо,

— Я стал алкоголиком.

— Ты?

— Я, котенок.

Ее лицо выражало такое недоверчивое изумление, что я усмехнулся.

— Но ведь я говорила им, они должны были тебя отыскать...

— Кто-то произнес твое имя, и я переменился, милая, потом ты воскресла, и я тоже.

— Ох, Майк...

Подняв ее большое, сильное тело, я пронес ее через всю комнату на тахту, покрытую пушистым пледом. Она не сопротивлялась и только прижалась к моим губам таким порывистым и торопливым движением, что без слов поведала об одиночестве этих семи лет и о том нетерпении, которое сжигало ее сейчас.

Наконец она прошептала:

— Майк, я ведь девушка...

— Знаю.

— Я всегда ждала тебя, и как же долго это длилось...

Я улыбнулся ее тоскливому тону.

— Я был дурак, что заставил тебя ждать!

— А теперь?

Моя рука скользнула по бархатистой коже ее плеча, ощущая мгновенную дрожь всего ее тела. Она пошевелилась, стремясь найти уютную, спокойную позу, слабо всхлипывая и делая такие вещи, о которых раньше не имела понятия...

— Чудесно,— сказал кто-то в дверях.— Отлично.

У меня была кобура с 45-м, но я не мог достать оружие.

Конвульсивное движение Велды дало мне на мгновение возможность окинуть взглядом комнату и человека, стоящего с оружием наготове, потом ее волосы вновь упали мне на глаза прохладной грудой.

Курок пистолета был взведен, и выражение лица непрошеного гостя было таким же, какое я не раз видел на лицах дешевых убийц. Я знал, что он пристрелит меня в ту же секунду, как только я стану мешать ему.

— Продолжайте, не стесняйтесь. Я люблю хорошие зрелища.

Я улыбнулся как можно придурковатей и откатился от Велды, потом сел, ссутулившись, на краю тахты. Внутри у меня все дрожало от еле сдерживаемой ярости, и я старался держать руки вместе, пока прикидывался дурачком, застигнутым на горячем, а он оценивал обстановку.

— Вот не думал, что вас окажется двое. Но малютка хотела от тебя что-то получить, парень.

Он направил на меня пистолет.

— Только зачем ей было подбирать такую старую галошу?

Когда она заговорила, ее голос был неузнаваем.

— А как бы я могла подобрать тебя?

— Это уж мое дело. Я за тобой наблюдаю в это окошко уже четыре дня и как раз сейчас в хорошем настроении. Ну как, мы поладим?

Я уже готов был взорваться и все погубить, но почувствовал, что ее колено прижалось к моим ногам.

— Почему бы не поладить,— протянула она.

Он глупо хихикнул и посмотрел на меня, развязно подмигивая.

— Что ж, может, потом мы и займемся любовью, крошка, как только я прихлопну это чучело.

— Тебе придется здорово потрудиться,— не выдержал я его наглого тона.

Дуло поднялось точно на уровень моего виска и замерло.

— Это у меня такая манера стрелять,—сказал он, глядя на меня в упор и крепко сжимая пистолет.

Велда сказала:

— Если эта штука выстрелит, тебе меня не видать.

Этих слов было недостаточно. Он опять стал хихикать.

— Валяй, валяй, за этим я и пришел. Кусайся!

— Что?

— Играешь и играй.

Дуло повернулось в ее сторону, потом вернулось на прежнее место. Он был готов пристрелить нас — того или другого, или обоих,— когда ему вздумается. Я кипел от сдерживаемой ненависти и совсем не чувствовал страха; чуть-чуть подвинувшись на тахте, я успел переместить руку на дюйм ближе к своему 45-му. Но этого было слишком мало.

— Мне нужна крошка, и ты это знаешь, и никаких

игр со мной. Отдай ее мне, я быстро смотаюсь, и все довольны.

— Может быть,— сказали.

Его глаза быстро скользнули по мне.

— Да, может быть,— ухмыльнулся он.— Ты что-то знаешь, чучело. Ты не кажешься напуганным, а?

— А почему бы и нет?

— Конечно, почему бы и нет? Но что бы ты ни думал, это не твой день, чучело. Так! Теперь остались секунды.

Он на какой-то миг перевел дух — глаза говорили, что он считает дело сделанным и меня покойником. Он глядел на нас равнодушным взглядом убийцы, и под его взглядом мы с Велдой начали медленно придвигаться, друг к другу Мы действительно погибли бы, если бы...

Кто-то рывком открыл дверь и стукнул его по руке. Он немедленно выпустил очередь в угол и со сдавленным криком повернулся к вошедшим, выстрелил в них, но, кажется, промахнулся. Первый из парней, вошедших в комнату, опередил его, двумя пулями прошив его грудную клетку, и он 'начал валиться на пол, им под ноги. Кровавые пузыри вздувались на его губах. Я старался дотянуться до плаща с оружием, когда вошедший заметил меня и дал очередь поверх моей головы. В свете, падавшем из коридора, я разобрал, что они явно не из полиции. Я узнал физиономию одного, с которым имел дело много лет назад.

Это был его последний выстрел. Я достал его своим 45-м и вдребезги разнес ему череп. Второй успел отскочить, держась за живот,— значит, он все-таки был ранен в начале перестрелки. Он исчез, и я услышал как на улице взвыл мотор. И все, что осталось от этой сцены,— два тела, да еще глубокая тишина вокруг.