Натали ждала продолжения, однако его не последовало.

– Завтра ты узнаешь остальное, – произнес чистый девичий голосок Метаки. – А сейчас пора отдохнуть.

Растерянная, охваченная горем, но более не испуганная, Натали кивнула в знак согласия, прикрыла покрасневшие от слез глаза и ощутила, как те же сильные руки укладывают ее в мягкие меха.

– Спи, дитя, ниспосланное мне свыше. Спи, дочь, отмеченная самим Маниту. Я буду оберегать тебя до скончания своих дней.

Натали уснула.

Она оставалась в вигваме старого шамана и его внучки Метаки весь конец зимы. Снаружи завывали метели, снег все плотнее укутывал горы, но внутри мехового шатра было тепло и уютно. Тахома, освещенный мигающим огоньком масляной плошки, сидел в мехах, скрестив ноги, и рассказывал Натали древние легенды своего племени.

– В начале начал не было ничего, кроме бирюзовых небес, посреди которых жил Маниту, властелин всего сущего. Он приказывал дуть ветрам и сиять солнцам, и чертоги его из чистой бирюзы стояли на купе белых облаков. Однажды, скучая, Маниту проделал в облаках отверстие и начал кидать вниз громадные камни. Так появились горы, и сердце его возликовало. Чтобы украсить их, он создал леса, реки и всякую живность.

Шаман умолк и внимательно всмотрелся в завороженное лицо Натали.

– А дальше? – тотчас поторопила она.

– Чтобы было кому любоваться на дело рук его, Маниту создал мой народ. Долгое время племя жило в довольстве и счастье в своих пещерных жилищах. – Морщины безобразного лица сложились в выражение скорби. – А потом пришли светлоглазые. Они искали желтый металл и в своих поисках не щадили ничего. – Скорбь сменилась иным выражением, старик стиснул руку Натали. – Я знаю, зачем ты послана мне, дочь! Маниту хочет уберечь святилище Анасази от посягательств белых людей. Ты должна принести страшную клятву!

Он резко оборвал себя, выпустил руку Натали и несколько минут сидел молча, играя лапой снежного барса на шкуре, что укрывала его плечи.

– Есть в горах одно место – Гранитный дворец, – заговорил Тахома медленно. – Там, среди древних захоронений, хранятся огромные золотые богатства испанцев. Золото там лежит на поверхности, его можно брать прямо из стен! – Взгляд его был холодным, жестким. – Но никому не довелось прикоснуться к этому кладу. Единственный белый, который там побывал, пал от моей руки. Я бросил его тело волкам, и даже костям его не довелось успокоиться с миром.

Потрясенная, Натали уставилась на него с открытым ртом. Шаман как будто ничего не заметил.

– Маниту сохранил тебе жизнь, потому что хотел сделать тебя своей жрицей. Отныне ты принадлежишь ему, Костер На Снегу, и, как его жрице, я передам тебе свою землю.

– Но это невозможно, Тахома! – запротестовала Натали. – Я не могу принять такой дар! Земля принадлежит тебе, а позже перейдет к Метаке и ее детям…

– Метака не будет в ней нуждаться, – перебил старик. – Она возьмет в мужья человека из иной земли и уедет отсюда.

Натали повернулась к юной индианке. Той не было еще и пятнадцати. Разве можно так задолго знать будущее?

– Дед знает все, – улыбнулась девушка. – Маниту посылает ему видения. Прими нашу землю, Костер На Снегу!

Так это и было решено.

Когда весна уверенно вступила в свои права, Натали пожелала счастья внучке старого шамана, устроилась на широкой спине пегой лошадки и последовала за лошадью Тахомы вниз по извилистой тропе. Они насквозь проехали каменный лабиринт, поразивший ее своими причудливыми контурами, и достигли Гранитного дворца, вход в который открывался высоко на изрезанном морщинами каменном лице горы.

– Знай, дочь, что мы называем это место горой Сокровищ, – торжественно провозгласил Тахома. – Ни один белый, даже если он доберется до этого золота, не проживет столько, чтобы его промотать.

Глаза старого индейца сверкали яростным огнем, вынуждая принять условие. Натали послушно кивнула. Некоторое время они молча сидели в седлах, слушая шепот ветра в лабиринтах дворца. Натали казалось, это души предков Тахомы взывают к ней: будь верна этому завету!

– Идем, дитя мое, – наконец сказал Тахома, нарушив чары, – я отведу тебя в поселение белых. Там будет отныне твой дом.

Он простер руку на северо-запад, и Натали снова согласно кивнула. Долго спускались они, пронизывая облака, пробираясь между скалами, пока шаман не остановил свою лошадь. Остановилась и Натали.

– Клаудкасл, – сказал он, махнув рукой на поселение в долине. – Дальше я не пойду. Если ты не сможешь найти дорогу ко мне, я сам отыщу тебя.

– Ты не побоишься оказаться среди белых?

– Только если забуду надеть рубаху-невидимку. – Глаза Тахомы смешливо сверкнули. – Но я никогда не забываю.

– Послушай, – вдруг встрепенулась Натали, – раз уж земля будет моей, не понадобится ли мне какое-то свидетельство? Документ, который это удостоверит? Ты мог бы поставить на нем крестик!

На этот раз старик откровенно усмехнулся.

– Я понимаю, о чем ты. Правила белых мне хорошо известны. Ты говоришь про акт передачи за моей подписью, ведь так? – Он сунул руку за пазуху и достал свиток пергамента.

– Господи, как глупо с моей стороны! – Натали покраснела. – Прости, Тахома!

– Белым свойственно думать, что каждый краснокожий – невежда. Я давно перестал обижаться на это. – Он сунул документ в руку Натали. – В Денвере есть один полукровка, он и составил этот акт. Никто не знает, что в его жилах течет индейская кровь, поэтому ему удалось подняться до нотариуса. Вообрази, он учился в Гарварде! Говорит на трех языках – умный парень. Даже на четырех, если считать и его родной. Его помощь порой просто неоценима. Ты передашь этот документ Тому Файрхопу в Клаудкасле. Сейчас он в федеральном отделе землевладения, а раньше был солдатом. Тогда мы и познакомились.

С этими словами Тахома повернул свою лошадь и направил ее назад, в горы. Натали провожала старика взглядом, пока развевающиеся седые космы не исчезли из виду-Солнце скрылось за горной цепью, и зубчатая гряда обзавелась пурпурной короной. Натали смотрела в ту сторону, улыбаясь воспоминаниям.

Она свято соблюдала данное старому шаману обещание. Когда Девлин приехал в Клаудкасл на побывку, она сказала ему, что совершила выгодную сделку, но ни словом не обмолвилась о клятве. Гранитном дворце, испанском золоте. В ответ муж расцеловал ее, назвал умницей и предложит немедленно начать на полученных землях строительство дома, где они будут жить после войны. Уезжая, он сказал, что скоро вернется, но так и не вернулся. Он был убит в один из последних дней войны, и Натали в свои двадцать три года стала вдовой.

И вот теперь, годы спустя, она жалела, что не рассказала мужу всего. Знай Девлин о том, что таят в себе “бесполезные” земли на самом верху Промонтори-Пойнт, он никогда не поставил бы их на кон. В том, что он этого не знал, ее вина…

Натали ощутила на себе чей-то взгляд и подняла понуренную голову.

На каменном выступе высоко над нею стоял Тахома. Она видела лишь его контуры, но знала, что старческие пальцы играют лапой снежного барса. Старик стоял неподвижно, и его вполне можно было бы принять за причудливый камень, каких немало в горах, если бы не развеваемые ветром седые волосы.

– Костер На Снегу! – крикнул он, породив отдаленное эхо, и Натали сразу поняла, что ее появление не было для него неожиданным.

– Тахома! – крикнула она в ответ, обрадованная, что снова видит старого индейца.

Когда жеребец преодолел разделявшее их расстояние, Тахома взял его под уздцы и повел за собой.

Кейн Ковингтон проводил судью Валланс взглядом из-под полуопущенных ресниц, привычным движением отбросил со лба непослушную черную прядь и сошел с деревянного настила на проезжую часть улицы. Кажется, подумал он, все главные улицы у первых поселенцев называются Мейн-стрит, хотя порой их бывает можно пересечь в несколько шагов.

Жители продолжали обсуждать только что закончившееся заседание суда, то и дело поглядывая в сторону Кейна, но отводя глаза, как только их взгляды встречались. Это не удивляло его: где бы он ни появлялся, крикуны затихали, а сплетницы прикусывали языки. Разумеется, ненадолго – злословие возобновлялось у него за спиной. Ну и что из того? Ему было глубоко безразлично, что о нем болтают.