– Это право распространяется только на граждан нашей страны, – возразил Мэтьюз. – Вы гражданин, мистер Ковингтон? Я имею в виду, присягали ли вы на верность Соединенным Штатам после окончания войны? Если нет, мы не можем считать…
– Я никому ни на что не присягал и не собираюсь, мистер Мэтьюз. Зато я навел справки и точно знаю, что независимо от этого имею право на суд присяжных. – Кейн повернулся к Натали. – Или меня ввели в заблуждение и я буду судим и приговорен лично вами, ваша честь, как если бы это был военно-полевой суд?
– Я вижу, вы на редкость хорошо информированы, – недовольно заметила Натали. – Действительно, вы имеете полное право быть судимым судом присяжных. – Она схватила молоток, раздраженно ударила им и объявила: – Суд соберется снова через час как суд присяжных!
По распоряжению Натали судебный пристав отправился искать добровольцев среди толпы золотоискателей и скотоводов. Часом позже список присяжных был составлен. Интерлюдия завершилась тем, что Дуглас Мэтьюз, расхаживая перед присяжными с выпяченной грудью, заверил их, что обвинение будет очень скоро доказано. Закончив речь, он отвесил общий поклон и уселся, самодовольно пыжась, словно петух, которому удался его утренний крик. Кейну он послал ехидную усмешку.
– Желает ли защита добавить что-нибудь к вышесказанному? – осведомилась Натали у Кейна.
– Защите нечего добавить, ваша честь, – невозмутимо ответствовал тот.
Затем был вызван главный свидетель обвинения, он же истец, Дамон Ли Лезервуд, брат убитого. Он вышел типичной походкой ковбоя, покачиваясь, как матрос при волнении на море. На его широкой физиономии во время присяги читалось нескрываемое злорадство. Мэтьюз одобрительно улыбнулся ему.
– Свидетель, восьмого июля сего года вы со своим младшим братом Джимми находились в горах, на окраине земельного владения Клауд-Уэст, и там обнаружили неизвестного, который незаконно вторгся на чужую территорию. Это так?
– Точно так.
– Как повел себя этот человек при виде вас?
– Выстрелил и насмерть уложил Джимми прямо у меня на глазах!
– Еще раз примите мои соболезнования. Сколько лет было вашему брату?
– Он был совсем еще ребенком! Ему вот-вот должно было исполниться двадцать три. Ну разве это много?
– Какая короткая жизнь! Какая утрата! – воскликнул окружной прокурор, воздев руки, и Натали с удивлением спросила себя, отчего Кейн не протестует. – Присутствует ли в этом зале бессердечный убийца вашего брата?
– Присутствует!
– Укажите его суду.
– Вот он! – Лезервуд ткнул пальцем в сторону обвиняемого. – Это тот самый ублюдок, который убил моего маленького Джимми!
Опрос свидетеля шел своим ходом, Мэтьюз ловко ставил вопросы, постепенно обрекая Ковингтона, а тот никак не проявлял себя, что заставило Натали усомниться в его юридическом опыте. Он что же, собирается сидеть сиднем до тех пор, пока ей не придется отправить его на виселицу? Неужели и туда он пойдет без возражений?
Она старалась не смотреть в сторону подсудимого, а когда, в конце концов, не выдержала и бросила на него взгляд, глаза ее округлились, потому что Ковингтон как раз прикрывал рукой зевок. В глазах его читалась дремота, веки полузакрылись, вся поза являла собой полную расслабленность. Он не в своем уме, вот в чем дело! И как она раньше не догадалась? Только помешанный мог не сознавать, что дело идет к смертному приговору. Если он не встряхнется и не возьмется, наконец, за свою защиту, то еще до заката будет болтаться в петле!
Кейн почти не прислушивался к опросу свидетеля. Поначалу мысли его блуждали далеко от зала суда, потом перенеслись к красивой женщине в судейской мантии, и он принялся изучать ее из-под полуопущенных ресниц. Вообще говоря, ему стоило бы не отрывать от нее взгляда сколько получится. Если вспомнить, что находится у него в нагрудном кармане, это последний шанс полюбоваться на “пеньковую Валланс”. Когда эта бумага будет зачитана, судья возненавидит его с еще большей страстью, чем теперь.
Кейн подавил вздох.
Натали оставалась восхитительной даже в объемистой черной мантии, со строгой прической, и не составляло никакого труда вообразить себе аромат этих волос, бархат кожи, жаркий шепот страсти, что так удавался ей в ту ночь и так не походил на этот четкий, бескомпромиссный тон. Он слишком хорошо помнил, как эти руки и ноги сжимали его торс, какими податливыми были под его поцелуями эти губы, какой упоительной была ее влажная глубина…
Кейн передвинулся на своей скамье.
– …и мы с Джимми вежливо попросили его удалиться. Да, вежливее было просто некуда!
– Ваша честь, обвинение не имеет больше вопросов к свидетелю, – сказал Мэтыоз голосом, исполненным сострадания, и обратился к Кейну: – Свидетель ваш!
Кейн склонил голову в знак согласия, поднялся и обратился к свидетелю:
– Мистер Лезервуд, вы уже встречали меня прежде?
– Что? – Дамон испепелил его взглядом. – Встречал ли я тебя, проклятый ублюдок? Ты что, издеваешься? Ты отлично знаешь, что встречал!
– Уважение к судебному процессу! – Натали постучала молотком.
– Где именно мы встречались, мистер Лезервуд?
– Вы отлично знаете где, – угрюмо ответил тот, переводя взгляд от него к дюжине напряженно слушавших присяжных и обратно.
– Я хочу, чтобы вы точно указали место, где впервые меня увидели.
Кейн вернулся к скамье, чтобы сбросить превосходно сшитый пиджак, и Натали отметила свободный разворот его широких плеч и прямую, надменную линию спины. Когда он повернулся, она поспешно отвела взгляд и, кажется, вспыхнула, как школьница, которую симпатичный молодой учитель поймал на влюбленном созерцании. Не хватало только, чтобы в публике это заметили!
– Итак, – поощрил Кейн Лезервуда, закатывая рукава рубашки на загорелых руках, – где вы с братом меня увидели?
– На землях Валлансов, где вам никак не полагалось быть!
– Точнее, мистер Лезервуд! Насколько мне известно, Клауд-Уэст – или, как вы изволили сказать, земли Валлансов – территория весьма протяженная. В какой именно части ее вы меня встретили?
Дамон замялся. Кейн снова приблизился к свидетельскому месту, поставил ногу на основание ограждения (аккуратно поддернув при этом штанину) и скрестил руки на груди.
– Я жду, мистер Лезервуд.
– А какая разница где?..
– Отвечайте!
– Протестую, ваша честь! – крикнул Дуглас Мэтьюз, приподнимаясь. – Мне тоже непонятно, чего ради…
– Ваша честь, – перебил Кейн, с демонстративным почтением убирая ногу и опуская руки, – я не просто тяну время, а целенаправленно опрашиваю единственного свидетеля. Вы можете быть совершенно уверены, что вопрос задан не случайно.
– Протест отклоняется, – сказала Натали. – Если точное место встречи имеет значение, пусть оно будет названо.
– Благодарю, ваша честь. Мистер Лезервуд, мы все ждем, когда вы укажете суду, где именно мы встретились в тот день.
– На склоне Промонтори-Пойнт, – буркнул свидетель, беспокойно возясь на своем месте, – ярдах в ста выше границы лесов. Ты… вы поили лошадь в Бирюзовом озере.
– Совершенно верно! – Кейн благожелательно улыбнулся мрачному как туча Лезервуду. – И что же произошло, когда вы и “ваш маленький Джимми” обнаружили меня у озера?
– Мы объяснили, что вы находитесь в чужих владениях.
– Объяснили? Вы хотите сказать, что это было всего-навсего вежливое объяснение?
– Ну… мы сказали, что вам лучше уехать.
– Мистер Лезервуд, вам известно, что бывает за лжесвидетельство?
– За что, за что?
– За ложь под присягой.
– Я не лгу, я просто…
– Нет, вы именно лжете. – Кейн близко наклонился к свидетелю. – Вы и не думали что-то объяснять или предлагать. Заметив незнакомого человека у озера, вы без церемоний выстрелили в него, не так ли?
– Не было этого!
– Ну как же не было, мистер Лезервуд? Я поил лошадь, когда мимо вдруг просвистела пуля. Понятное дело, я стал отстреливаться.
– Все было совсем не так… то есть не совсем так… – Лезервуд беспомощно покосился на присяжных, потом на судью.