Но, на поверку, оказывается, все было не так уж и страшно.

— Для первого раза — просто супер! — заявила Попова, — Правда вот не стоило делать упор на то, кто такие козлы, а так, молодчина! Предлагаю еще поработать над подачей, берешь шесть ночей на выбор, и если за это время ты подтвердишь сегодняшние успех и сумеешь учесть мои замечания — будем заключать контракт.

Коля согласился. Распрощавшись с родной милицией, он относительно успешно прошел стажировку, был зачислен в ночные ди-джеи, а через четыре месяца стал работать по выходным.

Утреннего шоу, правда, к огромному сожалению, не получилось: благодетель Серега, спустя две недели после Колиного прихода, уволился с радиостанции, назвав свое дальнейшее нахождение здесь полнейшим творческим бесперспективняком.

— Дерьмо это, а не работа! — с той же решительность заявил он, — Раскрутки — ноль, бабки смешные, пошли они к чертовой матери, умники! Лучше на телек пойду! Там тоже кой-какие подвязки имеются. Может вместе сунемся, а Колюнь?…

«Соваться» Колюня временно отказался. Во-первых, Серый уходил в «никуда», практически без гарантий, а у Коли не было папы-банкира и в случае фиаско данного предприятия, можно было остаться без работы и умереть с голоду. Во-вторых, Коле, несмотря на некоторые мелочи, о которых будет сказано ниже, действительно нравилась эта работа.

По сути, была обретена новая профессия, хотя поначалу казалось, что ничего кардинально нового не произойдет. Ведь еще до работы в милиции он активно участвовал в КВН-овских баталиях, являлся одним из ведущих артистов институтского Стэма, снимался в любительских, но все же видеофильмах! Играй себе, как играл раньше, ан нет! Эфир оказался делом несколько другим.

Выступая на сцене, например, можно было легче контролировать ситуацию, потому что он получал так или иначе ответную реакцию из зала, здесь же ее получать было не откуда: ди-джей всегда говорит в пустоту.

Кроме этого, некоторое время мешала комплекс репетиций. Перед тем, как выступить с каким либо информационно насыщенным спичем, Коля придумывал его, записывал на бумажке, проигрывал в слух, а затем уже выходил в эфир. Иногда подобная схема работала безотказно, а иногда — нет.

Могла, к примеру, войти уборщица и начать энергично орудовать шваброй, забегала программный директор и начинала развешивать важные обвинения, или еще хуже, — вваливался словоохотливый охранник Женя, плюхался в кресло и доверительно сообщал:

— Надоело там сидеть (там — это на вахте, именуемой на западный манер «ресепшн»), у вас все-таки поинтереснее будет.

В подобных случаях ди-джей успевал только раскрыть рот, а Евгений уверенно подносил указательный палец к губам и «успокаивал»:

— Я тут тихонько побуду.

Репетировать в таких случаях было как-то нелепо, выгонять — неудобно, и поэтому, выходя в эфир, Коля откровенно «лажал», или банально запинаясь, или позорно забыв включить микрофон.

И только спустя три месяца он научился культурно выпроваживать посетителей, говорить без бумажки и получать от работы большое человеческое удовольствие.

Абсолютно нормально, кстати, он и общался с непосредственным начальством, которым являлась, как Вы поняли, Даша Попова, — человек, стоявший у истоков радио «Бум», десять лет проработавшая на нем ди-джеем и три года — программным директором. С ней можно было запросто поболтать, покурить, выпить и закусить, и помимо замечательных качеств человеческих, она обладала не менее замечательными качествами профессиональными. Именно Даша сделала из него ди-джея, научив не только миксовать песни, вовремя наживая кнопки и опуская-поднимая микшеры, она еще и вдолбила в его бедовую голову необходимые «мелочи», о которых, между нами говоря, до сих пор многие «передовики эфира» и слыхом не слыхивали, а именно:

1. Выходя в эфир, следует знать с чего начать и чем закончить.

2. Категорически избегать таких обращений как «Дорогие друзья», «Дамы и господа» и т.д., ибо радио — продукт индивидуального слушания, а не коллективного.

3. Говорить в эфире, всегда улыбаясь, — это меняет голос в лучшую сторону.

4. Если нечего сказать — говори о погоде, это интересно всегда особенно утром

Этими и другими премудростями Коля овладел в совершенстве, и Дашка этим гордилась всегда, ведь он, по сути, являлся первым ее учеником (остальные ведущие начали свой трудовой путь, когда та еще работала ди-джеем). Последнее обстоятельство давало право коллегам пропускать ее нравоучения мимо ушей, но не позволяло садиться на шею, и баланс «друг-начальник» Поповой удавалось сохранять идеально.

Она и собрания проводила, не совсем по-деловому, и отчитывала провинившихся своеобразно: категорически осуждала те или иные проступки, однако никогда не опускалась до унижений, оскорблений и штрафных санкций. Как-то раз, например, вечерний ди-джей Боря Бычковский, любивший окунуться в мир чудодейственных трав, именуемых в медицине марихуаной и анашой, во время своего эфира, вышел на улицу, выкурил косячок и, удобно, как казалось ему, устроившись на лавочке, стал наслаждаться жизнью, периодически похохатывая. Так он просидел тридцать минут и ровно столько же поклонники радио БУМ слышали из своих приемников отвратительный шум вместо нежно-любимых композиций: уходя, Боря забыл поставить эфирный компьютер на «автомат», что повлекло за собой не только безобразный невыход музыки (да хрен с ней — с музыкой), но и рекламных блоков!

— Конечно же, я виноват, — объяснял Боря свой жуткий прокол, при этом внешне выглядя вполне спокойно, будто бы прервал эфир всего лишь секунды на три, — со мной это впервые, и я сам в шоке, но все-таки! — здесь в его голоске стали слышаться не то, чтобы решительные, но даже агрессивные нотки, — Я ведь просто вышел покурить! Это же здесь никому не запрещается, верно?

— Не запрещается, — подтвердила Попова, не подозревающая, о каком именно курении идет речь.

— Ну вот! Вышел я курнуть, дверь оставил приоткрытой, потому что карточку потерял, а мне ее никак не восстановят, хотя и обещали! — здесь Боря покосился в сторону технического директора, который смущенно потупил взор (своевременное обеспечение сотрудников карточками было его прямой обязанностью) — Когда же поднимался обратно, дверь оказалась кем-то закрыта!

В этот момент, возможно даже и не преследуя прямого умысла, провинившийся быстро увел тему разговора совсем в другую сторону.

— Я вообще считаю, что двери в студию должны быть открытыми всегда! — бойко заявил он, и тут же был торпедирован генеральным директором:

— Минуточку! — директор поднял вверх указательный палец, безвкусно охваченный печаткой внушительных размеров, — А вот этого делать не надо.

— Почему? — преданно спросили присутствующие.

— Потому, — откинувшись на спинку стула, ответствовал генеральный, довольный тем, что ему представилась возможность поговорить, а дело это он любил безумно, — потому, что мы живем в не простое время. В очень не простое, я бы даже сказал — сложное. Рядом с нами сосуществуют сотни придурков. Самые безобидные для нас — это те, которые дозваниваются в эфир и кричат какие-нибудь скабрезности. Их Вы можете легко нейтрализовать: что-то поговорили, увели их из эфира — и все. Но есть и другие, желающие каких то новых ощущений стихийного характера: скандала, бунта, переворота. Эти идиоты не просто блуждают по улицам. Они ждут. Ждут терпеливо и долго. Этим то такие типы и сильны. И как только им представится возможность реализовать свои грязные планы, они ворвутся сюда, включат микрофон (а они умеют это делать, поверьте) и начнут нести в эфир такое….

В итоге, дело было сделано. Босс увлекся своим монологом, который продолжался ровно двадцать пять минут, участники собрания согласились, что любая радиостанция от вторжения психически больных лиц не застрахована и решили более активно использовать карточки, а двери исправно закрывать. Потом перешли к обсуждению другого вопроса, про Борину провинность просто-напросто забыли, и именно тогда, кстати, Коля пришел к неожиданному выводу — милицейские и радийные собрания похожи!