Ни жажда знаний Балмера, ни его главная мания не предусматривали много сна. Интроверт Гейтс со слаборазвитыми навыками общения нашел себя в покере — в общежитии постоянно играли. Гейтс просто не мог наиграться в открытый покер с семью картами. Стремясь избавиться от плутовского прошлого, Сиэтл объявил вне закона даже разрешенные законом азартные игры. Но теперь, в двух шагах от своей комнаты, Гейтс, располагающий миллионом долларов, мог не отказывать себе в удовольствии. Когда он входил в комнату, партнеры по покеру потирали руки: «Вот идет Гейтс-легкий-заработок». Для Гейтса было в порядке вещей проиграть сотни долларов за ночь (для Балмера это соответствовало месяцу работы в гольф-клубе), а в другой раз выиграть почти столько же. Как-то раз он отдал свою чековую книжку Полу Аллену, другой раз — Балмеру и просил спрятать. Вопреки имеющимся слухам Балмер никогда не играл. Никогда. (Кстати, в Швейцарии, на родине его отца, азартные игры запрещены.)
После ночи, посвященной покеру, Гейтс обычно останавливался возле комнаты Балмера, и они исполняли что-то вроде рок-н-ролла. Представьте себе: Гейтс, с бессмысленным, словно бы аутичным видом, садится и начинает, как обычно во время разговора, раскачиваться взад-вперед. Представьте весьма оживленного Балмера, потирающего бедра и тоже раскачивающегося взад-вперед, как, бывало, в школе. Хотя часть их неврозов соответствовала друг другу, их личности — нет.
Говорит сосед Гейтса по комнате Энди Брейтерман:
— Билл и Стив были полными противоположностями. Билл, вообще говоря, не был компанейским парнем. Не из тех, кто болтается с множеством народа.
Говорит Джейми Колдр:
— Мы прозвали Стива Старик Балмер, потому что он лысел. Стив был очень славным, никто из нас даже не подозревал, кем он станет.
Гейтс с Полом Алленом основали бизнес по программированию еще в школе «Лэйксайд» в Сиэтле и продолжали его в Гарварде. В крупном теле Балмера отсутствовала предпринимательская жилка. У Гейтса было преувеличенное чувство права, Балмер работал, чтобы чувствовать себя имеющим право. Холодный, расчетливый Гейтс и пылкий рубаха-парень Балмер. Гейтсу все сходило с рук: ворованное время на компьютерах и «Лэйксайда», и Гарварда, вспышки раздражения, азартные игры, — Балмеру такое даже в голову не пришло бы. Балмер был тактичен, Гейтс — вызывающе бестактен. У Гейтса были бездонные карманы, у Балмера — бездна обаяния. Родители Гейтса избегали сына. Родители Балмера вели сына по стезе добродетели. Гейтс был высокого мнения о себе (с чем соглашались немногие сокурсники, но не директор компьютерной лаборатории Гарварда, который называл Гейтса «самым неприятным человеческим существом», какое он только знал). Кроме того, ни у одного из них не было девушки.
У обоих не было братьев. Оба были очень близки с матерями. Гейтс размышлял. Балмер воодушевлял. И у обоих мозги и раскачивания были синкопированы.
Балмер рассказал писателю Джону Хейлеману, что один из его первых серьезных разговоров с Гейтсом касался антимонопольного дела «Чудо-хлеба», которым занимался отец Гейтса, юрист. Процесс «Юта пай компании» против «Континентал бэйкинг» был вызван тем, что «Континентал» («Чудо-хлеб») снизил в Солт-Лейк-Сити цены на хлеб, продававшийся рядом с хлебом местных пекарен, представленных «Юта пай». Как местная компания, «Юта пай» имела меньше транспортных расходов, чем «Чудо-хлеб», — естественное конкурентное преимущество. Так что «Чудо-хлеб» просто продавался в убыток, поскольку компания могла себе это позволить, пока местные пекарни не разорились. Потом цены поднялись. Это была стратегия прямо из руководства Рокфеллера «Ты тоже можешь быть монополистом». Верховный суд постановил, что такая ценовая дискриминация, предназначенная для оказания «прямого пагубного влияния», не дозволена разделом 2(a) Антимонопольного акта Шермана.
Одним из первых светских выходов Гейтса и Балмера был просмотр программы из двух фильмов: мюзикла «Поющие под дождем» и «Заводного апельсина» Стэнли Кубрика. Хотя пение под дождем было бы de rigueur[25] для сиэтлского вокалиста, одноименная песня являлась ключом к сюжету Кубрика: «Заводной апельсин» рассказывает о неуправляемой банде бродяг в Англии, которые жестоко избивают, грабят и насилуют, напевая этот мотив. Когда главарь банды в конце концов оказывается в тюрьме, его выбирают для правительственного исследования, чтобы проверить, можно ли использовать лечение посредством выработки условно-рефлекторной реакции отвращения для перепрограммирования его антиобщественного поведения. Однако, устранив естественные склонности головореза, лечение оставляет его неспособным защитить себя после освобождения, что и становится причиной его гибели. Это ход, который Кубрик постулирует как метафору чрезмерного правительственного вмешательства, подобного антимонопольному настроению «Майкрософта». По словам писателей Стивена Мэйнса и Пола Эндрюса, Балмер и Гейтс получили удовольствие от фильма. Балмер напевал мелодию оттуда так громко, что его чуть не побил сосед по общежитию.
В Гарварде у Балмера было много друзей, от товарища по «Детройт кантри дэй» Стивена Поллака до приятелей из «Лисьего клуба», в который его приняли отчасти благодаря связям по подготовительной школе. Используя свою способность объединять различные группы, Балмер вытащил Гейтса из раковины и ввел в «Лисий клуб». Гейтса приняли с ритуалом, включающим обилие выпивки, обход территории кампуса с завязанными глазами, принудительную лекцию по какой-то заумной компьютерной теме и заучивание секретных песен и секретного рукопожатия (не хватало только секретного декодирующего кольца). Гейтс, однако, был чужим этому кругу и вспоминает то время как гнетущее: ему трудно жить в мире, где он не самый умный.
Гейтс и Балмер подружились, чтобы учиться и соперничать. В отличие от «Детройт кантри дэй» или «Лэйксайда» посещать занятия не требовалось. Гейтс только первый семестр ходил на занятия по макроэкономике, а когда дошло до экзаменов середины семестра, сказал: «Нас просто затрахали на этом курсе». Они с Балмером просиживали ночи напролёт, к восклицание Стива «О! О! О!», означающее решение проблемы, превратилось в «Мы — золотые!»; подавленность превратилась в «Нас выжимают!». Оба получили высшие баллы. Потом они атаковали престижный путнэмовский экзамен по математике. Балмер закончил в первой сотне. Гейтс тоже не попал в первую тройку.
Произнося речь на церемонии вручения дипломов в «Детройт кантри дэй» в 1990 году, Балмер сказал невольным слушателям:
— Я узнал, что менеджеру футбольной команды Гарварда каждый год почти гарантирована возможность поступить в Гарвардскую школу бизнеса. — Затем добавил: — Бизнес — это для меня что-то новенькое. Интересно.
(Он также вспомнил, что, когда заканчивал старшие классы семнадцать лет назад, «весил 160 фунтов, был очень-очень застенчив и ненавидел компьютеры», — все это неправда.)
Балмер стал менеджером по оборудованию университетской футбольной команды, возглавляемой бывшим главным тренером Канадской футбольной лиги Джо Рестиком. Рестик по прозвищу Бритва прославился философией «Придется расплачиваться». Тогдашний капитан гарвардской команды, полузащитник Дэн Джиггитс, позже играл в профессиональный футбол за «Чикагских медведей», а потом стал спортивным комментатором в Чикаго.
Джиггитс, словоохотливый человек, подбирающий слова аккуратно и быстро, говорит, что, попав в НФЛ, понял, насколько передовым был стиль игры Джо Рестика; из-за этого ему приходилось помогать другим новичкам в тренировочном лагере. Джиггитс вспоминает, что Балмер был «необычайно организованным, спокойным и славным. Когда он говорил со мной, то было видно, что он боится сказать что-нибудь, что мне не понравится. Он был очень скован, даже почтителен. Десять лет назад одна из моих дочерей написала ему, и Стив прислал очень милое письмо и кое-какие бесплатные программы. Когда Стив приезжал в Чикаго, руководитель наших муниципальных школ говорил с ним об обучении группы неимущих ребят работе на компьютере. Стив открыл Детский учебный центр «Майкрософта», сказав мне, что «в один прекрасный день нам, возможно, понадобится взять их на работу».
