Приложение № 5 к главе 3
«ОПАЛЬНЫЙ ЭКИПАЖ ГЛУБОКОВОДНОЙ ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ ВМФ К-278 «Комсомолец»» (3)
Штаб дивизии с завидным усердием принялся готовить нас, поскольку корабль был готов. Взгромоздили полосатую штуковину, которая оказалась второй спасательной камерой. Она была нужна потому, что на испытания должны были пойти 80 человек, а родная ВС К рассчитана всего на 54.
Глубоководные испытания
В первых числах августа 1985 г. мы вышли в море, на глубоководные испытания нашей подводной лодки. На борту было ровно 80 человек. Возглавлял мероприятие командующий флотилией, вместе с ним был его походный штаб. Отчетливо помню только капитана 2-го ранга В. А. Долгова и кого-то из штурманов. Перед самым выходом в море, во время ввода ГЭУ, имел место небольшой эксцесс: командир дивизиона Иван Петрович Сидоров отказался идти вместе с нами. Вместо него в море пошел командир 2-го дивизиона Виктор Боровский из экипажа капитана 1-го ранга Е. А. Ванина, прибывшего незадолго из учебного центра, который даже зубной щетки взять с собой не успел.
Большинство в экипаже ожидали от этого похода нервотрепки, постоянных тревог, учений, которыми усердно нас пичкала на берегу и в море родная дивизия.
Однако с первого дня оказалось, что никто зазря нам нервы портить не собирается, а если и будут, то только за дело. В общем и целом обстановка была очень деловая и спокойная, мне казалось, что каждый очень уверенно и надежно себя чувствует. Позже я убедился, что так всегда и бывает, когда лодкой командуют настоящие, прирожденные моряки.
Все это благолепие закончилось 4 августа 1985 г., когда мы пришли в район погружения и народ стал нервничать, сам по себе, без каких-либо воздействий извне.
Что касается лично меня, то я и в то время втайне надеялся, что что-нибудь да нам помешает (например, не разрешат погружаться).
По крайней мере никакого энтузиазма по поводу предстоящего погружения я не испытывал. Но я зря надеялся. В соответствии с хорошо проверенными слухами никто и не дожидался тогда никакого разрешения (и, видимо, не собирался запрашивать разрешения), а просто все началось по плану.
Естественно, что была объявлена боевая тревога, все разбежались по своим местам, и это, наверное, был один из тех редких случаев, когда никто в течение нескольких последующих часов, даже на минутку не вздремнул безо всякого принуждения.
До 500–600 метров все было обычно, так как на 300 мы уже погружались не раз, а кроме того, этот рубеж уже проходила «Барракуда», которая, по нашему мнению, куда слабее нашей лодки.
Единственные неприятные ощущения, которые я испытывал в этот период, были связаны с необходимостью периодически (через 50 метров) осматривать спасательную камеру, которая стояла на люке VII отсека.
На глубине примерно 550 метров выяснилось, что наш дейдвудный сальник отказывается срабатывать.
По проекту сальнику полагалась распределять давление между своими ступенями так, чтобы на каждой из них оно не превышало половины предельного 50–55 кг/см2. Он же отказывался заниматься таким распределением, грозя сорвать нам мероприятие… поскольку на одной ступени можно погружаться только до 600 метров. Тогда было принято решение распределять давление вручную, чтобы доиспытать лодку по полной схеме.
После 900 метров начали летать титановые болты, — в основном отваливались болты крепления разного оборудования с легких внутренних конструкций. Таких болтов было немного, но шуму они наделали достаточно. Как правило, 12-миллиметровый болт ломается со звуком, подобным орудийному выстрелу (по крайней мере так кажется в замкнутом пространстве), при этом болт летит со свистом в произвольном направлении. Иногда болты отваливались залпом.
В один прекрасный момент таким образом отвалилось крепление ограждения линии вала, которое крепилось к ГУПу 4-мя (или 6-ю) болтами, и уехало в корму; я уже начал прощаться с родными… Однако через несколько секунд ожидавшийся водяной столб так и не появился…
Любому нормальному человеку предельно ясно, что случись что-либо на такой глубине, нас ничто не спасет…
В довершение всего погрузились еще на 20 метров, хотя на моем глубиномере было и так почти 1100 (правда цена деления глубиномера была 100 м).
Помню что работа на предельной глубине закончилась митингом, участие в котором мы успешно совмещали с полуавтоматическим процессом распределения давления в дейдвудном сальнике.
Забыл упомянуть одну любопытную деталь. В период погружения мой отсек очень живо напоминал пункт приема стеклотары: все доступные и недоступные места в отсеке были заставлены пустыми бутылками, канистрами и прочими емкостями. Дело в том, что каждый хотел иметь на память об этом погружении: немного водички с одного километра. Осуществлению этих скромных желаний препятствовала конструкция нашей лодки, которая свела до минимума трубопроводы забортной воды внутри прочного корпуса. Реально на корабле было всего три места, где такой водички можно было набрать. Одно из этих мест находилось в VII отсеке (система охлаждения все того же дейдвудного сальника). Поэтому с приходом на 1000 метров на разлив был поставлен матрос Зубов, который за время митинга успел опроцедурить все имевшиеся емкости. Любопытно, что вода из клапана не лилась, а шипела как газировка. Кроме того, на вкус редкая гадость — горечь и соль.
Процесс всплытия я помню не очень отчетливо, видимо все-таки некоторый шок имел место. Кажется на глубине 800 метров мы еще стреляли торпедой-болванкой для проверки торпедных аппаратов. Однако, поручиться в том, что это происходило именно тогда, не могу.
Все были страшно счастливы, и чем дальше мы уходили от этой глубины, тем все отчетливее ощущалось чувство совершенного подвига.
Так что в Лицу мы вернулись просто героями. Кстати, тогдашний команд>тощий Северным флотом адмирал И. М. Ка-питанец именно так нас и назвал и обещал немедленно всех наградить, чем, правда, не сказал.
Мы вернулись в базу 7 августа 1985 г. и были тут же отправлены в Северодвинск на ревизию механизмов. Встречали нас на заводе просто замечательно. Было полное ощущение, что мы пришли к себе домой. Однако дом, который мы не видели уже несколько месяцев, у нас был в Западной
Лице. Поэтому нас очень порадовало известие о том, что по плану ревизия должна закончиться за три недели.
Но, как всегда, план это одно, а жизнь это другое. Вернулись мы где-то в ноябре…
Помню, что в начале ревизии, на корабле в течение недели готовили представления для награждения всего экипажа правительственными наградами, которые наш комиссар срочно отвез в Западную Лицу.
Командир представлялся к Звезде Героя, остальные — от ордена Ленина до Красной Звезды и другим правительственным боевым наградам. Сейчас уже можно сказать точно — награды нас не нашли. В 1988 г. мы порадовались за командира Юрия Александровича Зеленского, награжденного после 2-ой 90-суточной автономки орденом Красной Звезды за успехи в боевой и политической подготовке.
Вернулись в базу и тут выяснилось, что кроме нас в 6-й дивизии в море ходить больше некому, и нас опять вытолкали в море (зачем не помню). Возвращаясь из одного из выходов, мы зацепили лагом за какой-то трос, и его «нога», естественно, отвалилась. Поэтому под Новый год нас послали в Полярный, пообещав при этом автономку по возвращении… Во время многократных, разной продолжительности, выходов в море проверялись надежность конструкторских решений, качество постройки корабля, соответствие его эксплуатационных характеристик и маневренных элементов заданным.
Испытания проводились интенсивно. Экипаж проверял корабль, не давая поблажек ни себе, ни технике. Отпуск за 1985 г. получили только в 1986-м, после выполнения испытаний, связанных с глубоководным погружением, когда стало ясно, что глубоководная подводная лодка «состоялась». Каждый поход убеждал нас в том, что флот получил от судостроительной промышленности то, что он заказал — надежный боевой корабль. Конечно, как и при любых испытаниях, возникали отдельные неисправности оборудования, устраняемые, как правило, личным составом. Не было на корабле и аварийных происшествий, связанных с пожаром, поступлением забортной воды, ухудшением радиационной обстановки, не было и случаев серьезных травм личного состава.
