— После гостей дома остались чипсы. И их невозможно не есть, руки прямо тянутся, оторваться нельзя, краем мозга всё время помнишь, что там ещё осталось, и идёшь, идёшь к ним. Ужасно, они, наверное, что-то кладут в эти пакеты.
— Да. Чипсы.
Креатив, вечер, все мутны и недовольны. Серёжа, пытаясь как-то разрядить обстановку:
— Вы вообще в курсе, что сегодня матч Болгария-Швеция?! Это же спектакль!
Мишка, тихонько мне:
— То есть сейчас самое время спросить, кто играет.
Он же говорит, что сантехник поразил однажды его философским вопросом:
— Хозяин, беду будем устанавливать?
Придумали с Мишкой, что нам, как копирайтерам, нужно организовать свое объединение и назвать его «Речьфлот». Агентство так можно назвать.
Вова уткнулся лицом в большой пакет печенья, Мишка сочиняет письмо раскадровщику:
— Ну, я пишу «отрисовать круглые, квадратные и треугольные печенья»…
— Нет, про треугольные не пиши.
Их тут нет.
— В брифе написано, что есть.
Вовка, не вынимая лица из пакета:
— Мишка, жизнь всегда круче брифа.
Ребята пустили меня к себе на съёмку на студию Горького, ролик про печенье, толпа реквизиторов и ассистентов гипнотизирует вафлю, чтобы она упала точно по заданной траектории. Отправляемся побродить по павильонам, я захватываю камеру, Мишка с Вовой мне:
— Слушай, тут, кажется, нельзя снимать…
— Да-да, мне тоже рассказывали, что на Горького снимать совершенно невозможно!
Мишке со Стасом надо снимать бонсай. Купили деревце, принесли с собой в кабак. Поставили на свободный стул, Мишка озабоченно разворачивает бумажку:
— Мне вот дали памятку, как за ним ухаживать.
— Смотри, ты уже начал. Привел его в ресторан.
— Мне вообще сказали, что это обычное большое дерево, просто его особенным образом растили.
— Да, не любили, несправедливо наказывали, обзывали — унижали.
Мишка вернулся из Норвегии, привёз две тысячи фотографий, и мы велели не удалять даже банальные восходы и закаты, потому что казалось, что в загадочной стране прекрасно всё.
На шестисотом изображении безлюдных камней становится немного безнадёжно:
— Ммм, кстати, а почему нет ни одного заката, ты их стёр?!
Стас, мрачно:
— Потому что мы смотрим то, что он отснял в первый день, то есть ещё до заката.
Мишка рассказывает про птичий заповедник в Испании, где почему-то на территории много рисовых полей, на которых расставлены отпугивающие заповедных птиц устройства:
— И это как-то по-идиотски всё, рисовые поля, которые берегут от птиц, которых сами туда собрали и охраняют. Странно даже, что это не у нас, а в Испании.
— Да нет, — говорю, — Мишка, у них просто страна маленькая, наверное, это рациональное использование природных ресурсов.
— Рисурсов, да?
Пишу Мишке из Дублина, что никак не скачивается нужный плагин, и я не могу работать:
— Миха, он не встаёт и не встаёт!
— Оля, не пиши мне так, мы валим тендер по колесам от импотенции, и наша лучшая идея пока — что Ромео выжил с грустными последствиями.
Для каталога попросили подписать каждую мою фотографию, какой техникой сделана, какая камера, объектив. Несколько снимков отсняты с Мишкиными стеклами и, конечно, сейчас не вспомнить, какими. Пишу ему: скажи, говорю, не могу опознать, что это было, все подписаны, а одна пустая фотография осталась.
— Оля, я тебя очень прошу, напиши пожалуйста после всяких Nikorr и Tamron — «неизвестный объектив Михаила Перловского».
В Coffebean видела поутру совещавшихся копирайтеров. Одна девушка с чувством говорила другой:
— Ты реально думаешь, что «божественно вкусный» ещё может прокатить?!
Готовим с новым дизайнером Сашей макет в прессу, нужна подборка платьев, туфель, сумок. Сама Саша выглядит прекрасно — с короткой стрижкой, но двумя длинными косичками, в носу серёжка, общий вид прогрессивный. Говорит мне:
— Смотри, Оля, вот я выбрала. Тут только то, от чего меня реально тошнит, а значит, это нравится девочкам.
В агентстве праздничное событие, торт, вокруг стоит весь креатив. Кто-то спрашивает, мол, что за торт, из чего сделан.
Виновница Вера начинает на голубом глазу рассказывать:
— О, это особенный фруктово-ягодный торт, он такой лёгкий и воздушный, что…
Серёжа, мрачно перебивая:
— А вы, Вера, случайно не в рекламе работаете? У вас бы вышло…
Прослушав пару раз базу голосов для озвучки роликов, я теперь поимённо знаю всех, кто разговаривает со мной с экрана. То есть в прямом смысле имя и фамилию, а то, как они меняют интонацию, прыгая с йогуртов на стиральные машины, ничего не меняет. Маленькая такая, как пацан восьмилетний, в форточку лазила, у этой косой шрам на шее от бритвы, рыжая, часто бывает с различными мужчинами в ресторанах, волосы подкрашивает стрептоцидом, она же валентина панияд.
Штормим, ищем аналог к сцене из фильма «Светлый путь».
— Слушайте, давайте придумаем какой-нибудь вариант ткацкой фабрики, но мужской. Есть у нас что-нибудь такое массовое с мужиками? Дима сурово и тихо:
— Есть. Воркута.
Дима кому-то что-то объясняет:
— А после этого всем немедленно сделается мудап.
— Что, прости, сделается?
— Mood up.
Завал, все сидят допоздна, Диме надо уходить:
— Что, Дима, бежишь с корабля?
Пауза, прищуривается:
— Кто крыса?
— Дима, — спрашиваю, — а ты сейчас чем занят?
Дима, отрываясь от фотошопа:
— Я… травлю мужика. Господи, чем я занимаюсь… Я травлю людей… Я фашист, Господи!
Кто-то говорит Диме:
— Там евреи заказчики, их можно и подвинуть по цене.
— Примерно так на семь сорок, да? — уточняет.
Дима жалуется утром:
— А спать всё равно хочется.
— Ты что-то делал, чтоб не хотелось?
— Да. Спал.
Сочиняем стишок для детского печенья, никак не ищется рифма. Вижу напротив Диму:
— Не думая, быстро назови рифму к слову «сафари».
— Джип.
Когда Диме говоришь «будь здоров», он иногда, подумав, проникновенно басит «ладно».
Саша рассказывает, как случайно в каком-то макете с полосы слетела фотография с пеликанами, и вместо неё встал снимок зеленого леса. Удачной оказалась уцелевшая подпись: «Пеликаны на охоте». Будто записку оставили.
Саша очень радостно всем:
— Вы знаете, вчера в нас въехал инкассатор!
Думаю теперь начинать так любое приветствие, у всех сразу рождаются какие-то надежды.
Сквозь гвалт слышен сдавленный голос корректора:
— Ну подвиньте уже свой креатив в угоду грамотности хоть раз!
Познакомилась в гостях с девушкой Верой, которая только-только уволилась из своего агентства, она мрачно говорила кому-то:
— Я давно уже решила, что мне нужно завести сенбернара и назвать его Бриф.
Поймала Митрича, разглядывающего яркий закат в окне, на словах:
— А молодцы… Хорошо по арт-директорски сделано.
Митрич разговаривает по телефону с композитором, в том числе произносит:
— Ну понимаете, мне бы хотелось, чтобы вы как-то постепенно двигались от Розовой Пантеры к Джеймсу Бонду.