«Боится, что отравленная?» — подумал Валерий, наблюдая за ним. А может, он не шпион, а пришелец? Гм, пришелец… Лодка у него чудная, но все же — не космический корабль. Тюбики с пастой тоже не обязательно из рациона космонавтов. Да и родители его совершенно земные, похожие на кого угодно — на бедуинов, туарегов или на кого там еще, но только не на пришельцев из неведомых миров…

Валерий шагнул к колоде и напился, плеснул водой себе в лицо, облился с головы до ног. Взглянув на Ура, увидел, что тот смотрит на него с неистовым любопытством. Шам сказал что-то, а Каа засмеялась, и тогда Ур решился наконец. Вытянув губы трубочкой, он сделал первый глоток. Поднял голову, подумал, словно прислушиваясь к току воды по пищеводу, потом наклонился и стал пить взахлеб с возрастающей жадностью.

— Хватит пить, — сказал Валерий с испугом, — лопнешь.

Ур звучно глотал, чмокал. И только после окрика своего строгого родителя он оторвался от воды.

— О-о, — выдохнул он изумленно. — О-о-о!

Тут послышались лай и блеяние. Из-за нагромождения скал выбежали две большие широколобые собаки, каких в этих местах называют «алабаш». Увидев незнакомых людей, псы остановились, свирепо рыча. Ур смотрел на них с опаской. А Шам вдруг встал и медленно пошел к собакам, улыбаясь и негромко говоря что-то на странном своем языке. Валерий знал, что здешние пастушьи собаки отличаются бешеным нравом. Он подскочил к Шаму и дернул за край одежды:

— Стойте! Они разорвут вас!

Шам резко взмахнул рукой — не мешай, мол, отвяжись. Псы залились яростным лаем, один из них припал на задние лапы, готовясь к прыжку, но Шам продолжал медленно приближаться и бормотать. И странное дело — грозные алабаши притихли, их рычание перешло на низкие ноты и прекратилось вовсе. Шам без страха потрепал по загривку одного, потом другого — псы, непривычные к таким нежностям, щурились почти кротко, если бы только это слово «кротость» хоть как-нибудь вязалось с их видом.

Из-за скалы высыпала отара овец — плотно сбитая масса пыльной шерсти, гнутых рожек и тонких ножек. Впереди, покачивая огромным курдюком и роняя на ходу шарики, трусил большерогий баран с вылинявшей красной тряпочкой на шее. За отарой, помахивая длинным посохом, шел пожилой пастух. На нем были венгерские брюки из шершавой ткани букле, заправленные в толстые вязаные шерстяные носки, именуемые в здешних местах «джораб». Клетчатая рубаха, остроносые веревочные лапти-чарыхи, незаменимые в горах, и мохнатая папаха довершали его наряд.

— Салам алейкум, — степенно сказал пастух, обращаясь к старшему Шаму и подавая ему руку. Потом посмотрел на блестевшую под солнцем лодку и спросил: — Самолет, ракет? Вынуждени посадка?

— Да, вынужденная посадка, — сказал Валерий. — Отсюда далеко до райцентра?

— Зачем далеко? Там… — Пастух махнул рукой в сторону гор. — Еще близко — наше село.

— А телефон у вас в селе есть?

— Правлени колхоза есть. С тобой иностранни турист, да? Хинд, Мисир?[1]

— Иностранцы, — подтвердил Валерий.

Увидев, что пастух удивленно смотрит на что-то за его спиной, Валерий обернулся. Шам и Каа, войдя в гущу столпившихся у водопоя овец, стояли на коленях, обнимали и целовали глупые овечьи морды. Валерия поразило выражение лиц Шама и его жены — умиленное, разнеженное, счастливое.

— С ума посходили! — проворчал Валерий.

Ур, казалось, тоже с удивлением смотрел на родителей. Если только они действительно были его родителями…

«Как бы добраться до телефона, не упустив моих «подопечных»? размышлял Валерий. — Им ведь ничего не стоит залезть в свою посудину — и поминай как звали».

Быстро нарастающий гул заставил его вскинуть голову. Со стороны моря шли два самолета. Прошив голубизну неба длинным белым стежком инверсионного следа, они промчались и скрылись из виду. «Наверное, перехватчики», — подумал Валерий и совсем приуныл, не зная, как теперь быть.

Но все решилось неожиданно просто. Шам не пожелал расстаться с овцами. Сказав что-то Уру, он поспешил за уходящей отарой. Каа послушно засеменила следом. Ур, напившись еще раз воды, двинулся за ними, даже не взглянув на лодку.

Валерий шел рядом с Уром. Камешки и колючки впивались в его непривычные к босому хождению пятки, солнце палило голову и плечи, и надо было бдительно смотреть под ноги, чтобы не наступить на следы уходящей в облаке пыли отары.

«Почему именно я влип в эту паршивую историю? — огорченно думал Валерий. — Почему, ну почему я такой невезучий?»

Звонить в погранохрану пришлось сложным путем. Слышно было плохо, Валерий орал во весь голос, пот лил с него горячими ручьями. Докричался наконец. Далекий голос подтвердил, что все понял, и велел Валерию быть неотлучно при иностранцах, пока не приедут за ними.

«Иностранцы» ни о чем, как видно, не подозревали. Они вели себя странно, и, если бы не Ур с его летающей лодкой, Валерий подумал бы, что вот пришли гости из соседнего колхоза обменяться опытом летнего содержания овечьего стада.

Во дворе правления под развесистым тутовым деревом вокруг Шама и Каа собралась группка колхозников. В центре группы мекал черный упитанный баран. Шам осматривал его, щупал, что-то говорил, жестикулируя. Колхозники отвечали ему на своем языке и тоже жестикулировали, и было видно, что здесь уже установилось взаимопонимание.

— Этот человек очень хорошо барашку знает, — сказал Валерию председатель колхоза, дородный мужчина с седыми усами и печальными глазами, полуприкрытыми морщинистыми веками. И добавил: — Исключительно умный человек.

— Точно, — подтвердил Валерий, чувствуя себя неловко в одних плавках и понимая, что мало похож на гида, сопровождающего иностранных туристов. Знаете что? — сказал он неожиданно для самого себя. — Мы там купались и… понимаете, вся одежда в машине осталась, а ее…

— Украли? — хитро прищурился председатель.

— Нет… Машина должна сюда прийти за нами. Но пока что… Может, найдется у вас что-нибудь — рубашка, брюки…

— Почему не найдется? — Председатель закурил болгарскую сигарету. Эти люди откуда приехали? Алжир, да?

— Нет… Вернее, да… в общем, из тех мест.

— Тунис? — Председатель, как видно, был расположен к обстоятельному разговору.

— Из Центральноафриканской республики, — сказал Валерий скороговоркой. — Президент с женой и сыном.

Председатель поцокал языком и сказал с мягкой, отеческой укоризной:

— Такой молодой, а уже так много врешь. Ты думал, я поверю, да? Ты думал, я газеты не читаю? Если бы африканский президент приехал, газета бы написала, мне из района товарищ Гуламов позвонил бы. Зачем надо врать? Ай-яй-яй.

— Извините, — сказал Валерий, покраснев от стыда. — Это я пошутил так… неудачно… — Он наклонился к председателю и прошептал: Понимаете, за нами должны приехать, и нужно, чтобы эти люди… в общем, задержать их нужно.

— Это я и без тебя понял. — Председатель кликнул шустрого паренька и велел принести что-нибудь из одежды для Валерия. — Ты не беспокойся, сказал он, поглаживая усы. — Пока плов сделаем, пока кушать будем, эти люди никуда не уйдут. Этот человек очень барашку любит.

Приготовления к пиршеству уже шли полным ходом. Шам принял деятельное участие в свежевании зарезанного барана. Каа помогала женщинам мыть рис, крошить лук.

Ур стоял у ворот и пытался разговориться с молоденькой дочкой председателя. Та, смущенная необычным видом собеседника, слегка отвернулась от него и, теребя черную косу, то и дело прыскала в ладошку. Увидев зажженный во дворе огонь, Ур тотчас позабыл о девушке. Широко раскрыв глаза, смотрел, как пламя охватило сухие сучья, перебегая с ветки на ветку, и как они, занимаясь, выстреливали золотые искры. Присев на корточки, Ур осторожно протянул руку к огню — ближе, ближе — и вдруг резко отдернул руку.

— Данет! — позвал он, положив пальцы в рот.

— Что, обжегся? — сказал, подойдя к нему, Валерий. — Ты бы еще голову сунул в огонь.