– А я наивно полагал, что в твоих родных краях принято говорить: здоровеньки булы! – усмехнулся я, устраиваясь в глубоком кресле и радушно указывая на противоположное.

– Стараюсь не отставать от новой жизни, идти в ногу со временем! – осклабился капитан. – Нынче же все на американский манер. Подмял под себя Запад нищую Русь, как старый опытный развратник глупую пьяную малолетку. Хорошо хоть, что не только всеми своими болезнями наградил страну, но и долларов отстегнул на бедность! Субсидии ихние имею в виду.

– А ты, оказывается, завзятый политолог! – несколько даже удивился я. – Тебе бы лектором от КПРФ работать, а не участковым ментом!

– Ноу! – покачал головой капитан. – В коммунистах я окончательно разочаровался. Пустобрехи. Если у кого и хватит духу дать обнаглевшей Америке по зубам, так это Жирику. Подумываю в его партию вступить. Как считаешь?

– Бог навстречу! Но навряд ли ваш псевдолиберальный теляти сможет матерого волка забодати. Да и не верю я ему ни на полушку. Стоит Жириновскому на престол вскарабкаться – тут же остатки России запродаст кому угодно – тем же Штатам. У него ведь на морде крупными буквами написано: хапуга, интриган и алкаш. А зубами против Запада клацает для того, чтоб нашему придурковатому обывателю потрафить. Модно быть патриотом!

– Ну, не знаю, – с явным сомнением-недоверием протянул Пилипчук. – А ты на кого поставил бы?

– На Явлинского. Единственный трезво-здравомыслящий мужик. К сожалению, стопроцентный интеллигент. Из-за этого наша пока что быдло-плебейская Родина за него не проголосует в обозримом будущем. Ладушки! Вернемся из заоблачных эмпиреев на твердую землю, чтобы драгоценное время не разбазаривать. Кстати, пословица «время – деньги» тоже американская. Ты, капитан, помнится, интересовался у меня возможностью как-то подзаработать слегка. Верно говорю?

– Да. Было дело, – тяжко вздохнул Пилипчук. – Жена, вишь, моду взяла: пилит изо дня в день – вынь да положь ей японский телевизор с видиком. Не разумеет, дура, что мне уж третий месяц зарплату задерживают!

– Ну, это не беда! – широко улыбнулся я расстроенному собеседнику. – Могу легко выправить твое финансовое положение. А заодно и по службе помочь. Если не повышением, то премию годовую от своей конторы точно получишь! Без всяких задержек и проволочек! Гарантирую!

– Это как же? – весь подался вперед Пилипчук, чуть не вывалившись из кресла от избытка заинтересованности.

– Очень просто, – я вынул из секретера загодя приготовленную долларовую пачку и кинул на колени капитану. Тот рефлекторно сомкнул колени, и денежная пачка, зажатая между ног, стала напоминать детородный орган. Правда, какой-то плоский и странного грязно-зеленого цвета. Я чуть было не расхохотался.

– Баксы твои, если сумеем договориться и прийти к общему взаимовыгодному знаменателю...

– Серьезная сумма! – Пилипчук неуверенно повертел в руках пресс пятидесятидолларовых банкнот, явно борясь с жгучим желанием сразу сунуть «зелень» себе в карман. – И что ты за нее потребуешь? Дважды умереть и только один раз воскреснуть?

– Все не так страшно, инспектор! – продолжал я ободряюще улыбаться, любуясь на моментально вспотевшую морду легавого. – Тебе сегодня вечером представляется возможность с честью выполнить свой служебный долг. Как истинному блюстителю правопорядка и непримиримому борцу с преступностью! В глубинах души ты же именно такой и есть! Верно, капитан?

Пилипчук какое-то время таращился на меня, хлопая глазами, затем пробурчал:

– Не крути динамо, Монах! Завязывай темнить! В чем конкретная суть?

Я подробно, в деталях изложил предстоящее дело и под конец инструктажа придвинул по столу к капитану тонкий бумажный квадратик.

– Билет в музкомедию на вечер... Подписываешься?

Пилипчук полностью оправдал мои надежды – без лишних слов сгреб билет и сунул вместе с американской пачкой себе в карман.

– Вот и ладушки! – похвалил я. – Теперь сможешь не только видеодвойку своей благоверной купить, но и спальный гарнитур из орехового дерева. К тому ж еще и героем прослывешь! Ну скажи, разве я не натуральный Санта-Клаус? Буквально засыпал твою скромную особу знатно-щедрыми презентами!

– Ага! – кивнул инспектор, не спуская с меня прищуренного взгляда. – Но подарочки твои, Монах, имеют одну неприятную особенность – все ладаном попахивают!..

– А идеала вообще в природе не существует, – нашелся я. – В любой бочке меда при желании легко можно отыскать ложку-другую дегтя... Такова реалия жизни. Не желаешь ее французским коньячком подсластить? Для поднятия тонуса?

– Нет. Надо в театре трезвым как стеклышко быть. Дело ответственное шибко.

– Правильно мыслишь! – поддержал я вынужденную трезвость инспектора. – Кстати, надеюсь, ты в штатском прикиде на культурное мероприятие заявишься?

– Ясное дело! Мог бы и не предупреждать, – кисло скривил свои тонкие губы капитан. – Соображаю, что к чему! Не кретин, поди!

– Вот и ладушки, предусмотрительный ты мой! – усмехнулся я. – Тогда до вечера разбегаемся. Увидимся на оперетке!

Заперев за капитаном входную дверь, я ненадолго задумался, прислонившись к вешалке. Не прокололся ли в расчетах? Сумеет ли Пилипчук сварганить дельце как надо – без сучка и задоринки? Признаться, хохлы никогда не внушали мне особого доверия. Подозрительная нация, себе на уме. Но уж слишком заманчиво было привлечь к акции именно мента – все карты в моем вечернем пасьянсе лягут тогда идеально-убедительно для всех. Ладно, черт не выдаст, свинья не съест! Понадеемся на воровской фарт, который всегда на стороне мудро-продуманных личностей. На моей стороне то бишь.

Успокоенный этим не слишком скромным соображением, я вернулся в гостиную и продолжил подготовительную работу к сегодняшнему культпоходу в святилище Мельпомены.

Первым делом извлек на свет Божий из стенного платяного шкафа аккуратно-небольшой кожаный чемоданчик-«дипломат». Положив его на журнальный столик, щелкнул замками и откинул крышку. В пенопластовых гнездах чемоданчика матово поблескивали вороненые части короткоствольной винтовки Мосина. Чтобы их собрать в единое боевое целое, потребовалось всего около минуты. Пятнадцатисантиметровый дюралевый цилиндр глушителя я навинтил на укороченный ствол, а оптический прицел крепить не стал, посчитав его совершенно излишним в данный момент. С семи метров даже ребенок не промахнется, не говоря уж о профессионале.

Из того же шкафа снял с вешалки чешский офицерский бронежилет, купленный мною давеча специально для сегодняшнего мероприятия. Конечно, значительно надежней было бы использовать солдатский шестнадцатикилограммовый, а не эту трехкилограммовую «игрушку». Но солдатский при всем желании под пиджаком не скроешь.

Повесив броник на спинку кресла, надел на него сверху белую котоновую рубашку и прошел с винтовкой в другой конец комнаты. Следовало подальше удалиться от цели, чтоб не попали на рубашку после выстрела предательские пороховые сегменты, ясно свидетельствующие, что палили не с приличного расстояния, а практически в упор.

Уже прицелившись в собственную свеженовенькую сорочку, в последний момент передумал и опустил ствол. Конечно, глушитель подавит в себе около пятидесяти процентов убойной силы заряда, но и в этом случае пуля вполне может проделать в легком бронежилете сквозное отверстие. А это в мой план никак не вписывалось. Лучше подстраховаться от греха.

Передернув затвором, выщелкнул патрон на ковер. Осторожно раскачав пулю пальцами, отделил ее от гильзы. Ополовинив пороховой заряд, успокоился и вернул конусообразный медный «птенчик смерти» назад в «гнездо».

Винтовка натужно «кашлянула», и моя замечательная импортная рубашка приобрела посередине «спины» весьма некрасивый дефект в виде рваной дырки. Ничего не попишешь – искусство требует жертв. Зато, к моему искреннему облегчению, если не радости, бронежилет остался практически цел. Урезанная пороховая энергия обессилила пулю, и та плотно увязла в многослойном пластике бронежилета, не сумев его прошибить. Что мне и требовалось.