— Ваше высокопреосвященство, я должен признаться… В тот момент, когда я призывал святое имя, у меня не было веры. Я не признавал возможность его вмешательства!

Архиепископ долго смотрел на него, не выказывая удивления. Он молча размышлял, затем заговорил тоном отеческой власти:

— Пути господа неисповедимы, сын мой. Я буду так же искренен, как и вы. Когда вы объявили мне о происшедшем, я не поверил. Я тоже согрешил недостатком веры. И чтобы еще больше открыть вам мое сердце, скажу, что, будь я на вашем месте, я испытывал бы те же сомнения и колебания. Бог выбрал этот случай, чтобы дать нам обоим урок, показав на одном из чудеснейших примеров силу наивной веры простой женщины и ничтожество нашего звания. Поблагодарим же его вдвойне за милосердие и за это обнаружение себя, подтвержденное нашим святым отцом, открывшим нам глаза, нам, которые сами были слепы.

Священник с минуту стоял молча, в нерешительности, затем бросился, плача, к ногам архиепископа.

— Но я… я сам еще не убежден, ваше высокопреосвященство! Я все еще сомневаюсь. Увидев своими глазами, дотронувшись своими руками, я не поверил по-настоящему в его присутствие! Когда наука дала мне неопровержимые доказательства, я не поверил науке! Я изучал сам, один. Я дошел до изнурения, пытаясь найти ошибку в рассуждениях и выводах. Не сумев обнаружить ее, я стал сомневаться в своем собственном суждении! Я отрицал ценность ума! И сегодня, ваше высокопреосвященство… О! Какой демон живет в моей душе? Что я за существо? Что я за священник, более жалкий, чем самый жалкий из безбожников!.. Сегодня, когда мне дано высочайшее подтверждение, когда это чудо возведено в ранг догмы самим представителем Христа, — в это чудо, которое сам я вызвал, которое сам я пережил, я, слуга господа, я, недостойный, я не могу в него поверить!

Этот нимб Арт Браун впервые увидел в римской гостинице «Квиринале» в восемь часов утра. Он как раз брился в крохотной ванной, прилегавшей к спальне. Его жена Энни еще спала. Так уж, видимо, заведено в природе: мужчинам, которые вскакивают ни свет ни заря, непременно достаются жены, любящие всласть поспать.

От жаркого солнца ванная нагрелась. В зеркале Арт видел не только два купола церкви Санта-Тринита-дель-Монте, но и этот нимб, дюймов двенадцать в диаметре и с полдюйма в ширину. От него исходило золотистое сияние. Арт было подумал, что это солнечные блики, отраженные от какой-то блестящей поверхности, однако никаких таких поверхностей в ванной комнате с ее поблекшим мрамором, тусклым кафелем и старыми изношенными половицами не оказалось.

Это жуткое свечение колыхалось в четырех дюймах над его головой, но Арт, не испытывая ни малейшей тревоги, спокойненько добрился. Из окна ему был виден целый лес дымовых труб самых причудливых очертаний, крошечные садики на крышах с чахлой растительностью и громадные косые скаты стеклянных крыш, ослепительно сверкавшие на солнце. Откуда-то оттуда, наверное, и отражался этот лучезарный венец, примостившийся над Артом в воздухе.

Арт пододвинулся поближе к зеркалу. К его удивлению, светящееся кольцо не осталось на месте, а тоже двинулось вместе с ним. Когда же Арт слегка запрокинул голову, оно тоже переместилось параллельно его макушке. По виду оно очень напоминало золотой нимб, какие можно увидеть на статуях святых, они обычно крепятся к голове железными прутьями. Арт взмахнул рукой, как бы отгоняя эту мишуру, но рука лишь прошла сквозь кольцо, и все.

Весь затрепетав, но сохраняя внешнее спокойствие, Арт прошел в спальню — надо спросить жену, есть на нем нимб или нет.

Энн накрыла голову подушкой на гусином пуху, заглушая таким образом шум, доносившийся с виа Бокка-ди-Леоне и виа Кондотти и сравнимый разве что с ревом мощного водопада.

— Энни! — Арт слегка потянул ее за палец ноги; ведь когда касаешься спящего в самой отдаленной от сердца точке тела, это его не пугает. Нечто вроде физического будильника.

— Который час? — Энн подобрала ногу.

— По-моему, у меня появился нимб, — заявил Арт. Ему было видно, как ободок света у него над головой отражается в высоком зеркале на дверце платяного шкафа.

— У тебя что? — спросила Энн — ей очень не хотелось вставать.

— Какой-то светлый ободок вокруг головы, — сказал Арт. — Нимб.

— А чего ты хотел — столько таскаться по этим церквам, — не открывая глаз, ответила Энн. — Я спросила, который час?

— И не исчезает, — пожаловался Арт, ударяясь в панику. — У меня в самом деле нимб или мне только кажется?

Энн со вздохом стащила подушку с головы и, разомкнув веки, принялась разглядывать трещины на потолке.

— Не ты ли мне обещал, что в этой поездке я буду спать, сколько захочу? Хоть раз в жизни! Но нет!

Арт к месту прирос, разглядывая в зеркале отражение нимба. Паника захлестывала его, как вода в половодье.

— Что это за штуковина у тебя над головой? — Энн вдруг окончательно проснулась. — Нимб, что ли?

— Ты его, значит, тоже видишь? — Арту показалось, что чьи-то холодные пальцы железной хваткой сомкнулись у него на горле.

— Вижу. А ну-ка, сядь. Я его сейчас поймаю. — Энн соскочила с кровати, схватила подушку и опустила ее на голову мужа, после чего принялась шарить под подушкой, пытаясь нащупать это светлое колечко, но вытащить ничего не вытащила. Арт с тревогой следил за ее действиями в зеркале.

— Господи боже мой! — взвыл он. — Я же не святой!

— То, что у тебя на голове, к святости не имеет никакого отношения, — сказала Энн. — Ты, наверное, подцепил эту штуковину в какой-нибудь церкви. Почем нам знать, каких они там поразвели микробов!

— Нет, ты подумай, разве я могу вернуться с этим нимбом домой? — вопросил Арт, выдавая все свои страхи.

— Мы же американские граждане, разве нет?

— Разумеется, — отвечал Арт. — Но мне-то что с того?

— Что полагается делать американцу, когда он в чужой стране попадает в беду? Обратиться за помощью к своему консулу.

— А американский консул снимет с него нимб! — съязвил Арт, давая выход своему отчаянию.

— Консулу, вероятно, не впервой сталкиваться с проблемами вроде твоей. Мы приехали сюда с дорогой душой, оставляем здесь самые настоящие американские доллары, и мы просто не потерпим от этих итальяшек подобного отношения.

— Я уверен, избавить меня от него мог бы папа.

— В таком случае, — решительно заявила Энн, — консулу придется обратиться к папе. Тебе ведь не больно, правда?

— Да нет, — отвечал Арт. — Свет-то холодный. Интересно, а не отмоется ли он под душем?

— Ты попробуй, а я тем временем оденусь, — сказала Энн, натягивая свое белое платье, в котором казалась чуть ли не девушкой.

После водяных струй нимб засиял пуще прежнего.

— Как же я в таком виде появлюсь на людях! — крикнул Арт из ванной и, как побитая собака, вернулся к Энн.

— Надень шляпу, — предложила жена, — и не снимай.

Вокруг ободка шляпы тоже появилось бледное свечение, но его можно было разглядеть, только когда знаешь, куда смотреть и что именно искать.

Уличный шум окутал Арта, будто одеяло, в римском воздухе плясали волны жара. Арт чувствовал себя как меченый. С простудой или любой другой «приличной» болезнью его недуг не имел ничего общего, в нем было что-то неведомое, и, как и все неведомое, он внушал ужас. Арт на мгновение приподнял шляпу.

— На солнце его видно? — спросил он.

Именно в этот миг из отеля «Квиринале» вышел со своей супругой Флоренс Бен Шварц. Арт тут же опустил шляпу.

— Могу поклясться, — воскликнула Флоренс, — что видела нимб над вашей головой. И Бен видел!

Бен Шварц попытался заглянуть под шляпу Арта, но тот отступил в сторонку, чтобы Бен не дотянулся до него.