через собственную голову мортальным сальто и радостно затараторил: — Мы идём искать

сокровища!!! Ну конечно! И как я раньше не понял! Наконец-то судьба нашла своего слугу

Загрибуку, и он теперь всем нужен, и без него…

— Заткнись уже, а? — Дример поморщился, натянув поглубже Шапку-Невредимку. — Просто

подумай немного, можно ли протопать по Лесу напрямки и не вернуться обратно, уткнувшись в

15

свою же задницу, как тута принято? Эники со своими обеденными разборками послужили мне

хорошим поводом проверить некоторые свои идейки, и я хочу преподнести подарочек Слиперу.

— О-о-о, глубоко копаете, уважаемый разумный собрат, — подбоченился лапищами Загрибука.

— Ты ведь знаешь, Правило одно на всех. Возвращаются все и всегда. Лес — всего лишь

голографическая замкнутость ума…

— Про порнографичности я уже слышал давеча от тебя. Так, я понял, аудиенция окончена, —

быстро прервал его Дример и выплюнул окурок в кучу земли.

— Моя обсерватория! — завопил Загрибука, пытаясь затоптать «бычок» без потерь для

научной архитектуры. — Ладно, дикарь топоногий, так и быть, пойду с тобой! И учти, Дример,

что я иду на этот подвиг ради науки и сострадания к вам, челобрекам недотёсанным!

— Ой-ой-ой, — усмехнулся Дример через плечо, поднимаясь и ломясь с опушки. — Давай-ка

пошевеливайся, буддист хредькин! Сострадание у него, понимаешь… Хе! Алга давай!

— Алга! — довольно хмыкнула Соня.

— Что-что? — обернулся я. — Соня, а где Терюська?

— На батарее греется, — наморщила усы Соня. А усы у неё, не в пример Терюське, были

гусарскими, то есть так и хотелось браво подкрутить их слегка смоченными в добротном

коньяке пальцами. Но они были-таки прямыми, как проволока вокруг лагеря беженцев в Бейруте

разлива 1969 года.

— «Алга!» — пояснила нехотя Соня, — означало у монголо-татар команду «Вперёд!». Армия

выстраивалась в боевом порядке, и командир кричал: «Алга!» Монгольские бравые отряды шли

вперёд. Слова «назад» у монголо-татар не было в лексиконе и в словаре не значилось. Поэтому,

когда нужно было развернуть армию «к лесу передом, к нему задом» или наоборот, командир

поворачивался на сто восемьдесят градусов и кричал: «Алга!» Вот смотрю я на Дримера со

Слипером, и единственное, что мне приходит в голову, так это «Алга!».

— Хм-м…

— Да уж, не зря хвостом машу! Ну, давай уже дальше! А то на балкон уйду нафиг.

Слипер легко бежал по сухим иголкам высохших листьев. Рюкзак болтался за его спиной, а в

голове билась истерично об затылок идея. Наконец-то он придумал, чем удивить по-настоящему

Дримера. Сколько братья прошли по этому Лесу в своё время, сколько излазали болот и оврагов!

Везде братцы искали лазейку, но всегда глумливый волшебный лесопарк возвращал их к тому

месту, откуда Слипер и Дример начинали свои прогулки, к месту их утреннего пробуждения. Это

незыблемое правило, с одной стороны, гарантировало им невозможность заблудиться, но с другой

стороны, братья всегда чувствовали навязанную ограниченность своей свободы передвижения.

Дом стал казаться им тюрьмой. И эта мысля в последнее время стала уж и вовсе навязчивой.

16

Стоило им пойти в Лес бесцельно, как он возвращал их кругами обратно.

Их путь всегда был ограничен конкретной целью. Стоило её достичь — и н[а] тебе снова и с

начала, ты опять пришёл к Дому, куда бы ни ходил. Цели сами как-то прикипали к братьям

периодически. То письмо придёт странное на порог, а то кто-нибудь из жителей Леса сам принесёт

весть о ком-либо, нуждающемся в братьях. И они сразу собирались в дорогу. А что было ещё

делать? Кормёжку искать да на вызовы по «03» выезжать.

Лес определенно был в чём-то разумен, в этом братья не сомневались. Но был ли этот разум

механическим устройством или потешающимся над ними существом — оставалось непонятным.

Им было подвластно менять в Лесу многое, но не сам принцип постоянного навязанного возврата

к Дому. И это оставалось той занозой, которая не давала им покоя. И братцев можно было понять.

Никто из нас не любит чувствовать себя направляемым против воли. Братья втайне лелеяли мечту

докопаться до этого секрета, и вот Слипер теперь радостно мчался по прорезаемому лучами

солнца Лесу, предвкушая победу. Ещё только пришло письмо от Эников и Беников, как он сразу

сообразил — вот шанс разорвать цепи круга. Ибо Эники и Беники жили весьма на краю лесном,

который по преданиям тишиной был нехило помят. Теперь братья обрели шанс пройти до конца

Леса и узнать, что же находится за ним. Слипер рассуждал так: «Если принять за отправную точку

с запятой обстоятельство, будто Дом всегда является центром Леса, что неоспоримо за неимением

доказательств, то вся эта Котовасия так или иначе вертится вокруг… — Слипер так и подскочил:

— …нас, что ли? Да ну? Да не могёт такого быть! Ты, браток, не торо-писька и не отно-сиська к

этому так серьёзно».

Он остановился, перевёл дыхание и думкнул вслух:

— Интересно. То есть вроде как Лес отражает наше состояние. А вдруг наоборот? А вдруг я —

отражение своего отражения?

— Вау! — ухнула восхищённо притаившаяся наверху в ветвях Зверогёрл и поскакала прочь по

сучьям, обгоняя Белок-Парашютяг и вереща: — Я, блин с компотом, отражение своего отражения!

Я — отражение своего отражения! Вот это мне крышу-то отбросило, аж черепица визжит!

Слипер рассеянно покачал головой ей вслед и зашагал дальше уже медленнее, рассуждая

спокойно, с разумением:

— Надо бы к братьям Водянистым зайти. Они-то уж про отражения всё знают. Всю жизнь в

воде сидят да болтают заумности. Забалтывают, понимаешь, нашего брата путника. Тут он

отражением своим и становится, заболтанный путник, и как спутник сам вокруг себя болтается

запутный…Ох, что-то я совсем запутался непутёво!

Перед его ногами через тропинку запрыгали Тютельки, как всегда ловко попадая друг в друга.

Слиперу пришлось остановиться и подождать, пока те закончат свою чехарду, а затем он

продолжил ходячую беседу с самим собой:

— Нечего вибрировать самому напрасно. Мозги — не пейджер! Спокойненько ща доковыляем

до перепутья, а там у кого-нить запросим маршрут до Водопроводных братьев по разуму.

17

Так он, бормоча себе под нос, дошёл до развилки. Глядь, стоит камень посреди неё в аккурат.

На нём, как водится в Лесу, небрежно накаляканы были разные жизненно-бытовые объявы и

самоутверждения всяческих личностей. Слева — «Рейв гавно! Рэп круто!», чуть выше — «Панки

хой!», внизу шёл бытовняк — «Ищу моржу, в сердцах стужу!» и «Стираю всё, от постельного

белья до секретных файлов!». Вверху сияло «Всю власть …!» (последнее слово в надписи было не

раз стёрто и заменено, как и водится в любой истории любой планеты) и «Здесь был Топоног,

затоптал кого мог!», а внизу шло наперекосяк утверждение, обратное первому, то есть «Рэп гавно!

Рейв круто!».

Крупная официальная надпись посередине каменюки гласила: «Куда ни пойдёшь — везде

какая-нить херь да случитца!»

— Мудро. По крайней мере, с иронией и большим жизненным опытом написано, — утвердил

Слипер прочитанное, поправив на спине жёлтый рюкзак. — Один хрен с редькой, куда идти, если

знаешь, что куда ни иди — везде слаще не будет, всё равно придёшь к тому, к чему тебе нужно

было прийти по-любому!

Краем уха услышав эту фразу, задумалась на лету и врезалась в дерево Белка-Дельтапланерюга.