громкий крик и короткий «пук», и даже как-то потянуло с ветром лёгкой вонью вокзального

сортира.

И как бы в подтверждение знамения над моей головой прошелестел крыльями белый голубь и

испустил свои фекалии прямо мне на плечо.

— Вот шалапут! — погрозил я пальцем куда-то в небо и улыбнулся.

Дедушка Мытут где-то далеко внезапно замер, прислушался и ворчливо крякнул:

— Вот шалапут! Вот не мог без шуток, а? Ну как можно было придумать, чтоб столь

светлое событие в жизни каждого живого существа ознаменовывалось обязательными

обгаженными штанами?! Никакого сладу с Ним нет! Ну что ты будешь делать с этой

малышнёй…

Пришла весна, суши лося! —

Япона мать мне пела в уши.

У-шу моя сушилася,

13

4

Смеялось Дао, лосяя суши.

Башкирский Кот пытался участливо улыбаться. Чакмулы молчали, медленно совершая

непонятный хоровод.

— Венас, дус, трис, кетуре, пинке, шещи, — сосчитал их кот по-литовски, глядя исподлобья.

Чакмулы явно чего-то ждали. И тут Башкирец заметил, как из стены появилась ещё одна

приземистая нескладная фигура.

— Тааакк… Септине, — досчитал хвостатый монголо-татарин. — Вот и фельдмаррршал

явился. — Он вжал голову в плечи и скривился хвостом.

Новопришедший приблизился к Башкирскому Коту, присел, поднёс близко-близко своё лицо к

кошачьему загривку и тщательно принюхался. Затем повернулся к шести остальным и

отрицательно покачал головой. Чакмулы сразу потеряли интерес к Башкирчатому и расслабились.

Окрещённый «фельдмаршалом» протянул руку, тронул кота за плечо, а затем неожиданно перенёс

всё своё тело на пальцы этой руки, встав вверх ногами на кошачьем загривке. Веса его Башкирец

не ощутил, но на всякий случай напрягся и замер пуще прежнего. Чакмул постоял так немного,

походил на пальцах по плечам кота в этом нелепом положении, затем спрыгнул на землю и

удовлетворённо хмыкнул:

— Ну и почто мы тут зубами хрустим? Сухарики попались просроченные?

— А чё я-то? А чё я сделал-то? — Башкирский Кот поднял «ни в чём не виноватые» глаза.

— Слушай, ара-джан, ты мне хвостом не крути, — Чакмул наклонился к коту, и тот узрел

невероятное лицо, а точнее, его отсуствие, ибо вместо физиономии у пришедшего была плывущая

рябью тень.

Впрочем, остальные его сотоварищи были не лучше. Вокруг стояли семь теней. Нельзя было

сказать, что все они были на одно лицо. Они различались, и весьма сильно. Угадывались чётко

пять мужчин и две женщины. Причём крайняя слева была настолько схожа по очертаниям с одним

из мужчин, что кот сразу понял, что это брат и сестра. Башкирец сразу мысленно окрестил их

«близнецами». Их тени казались светлее и стройнее, чем у остальных, и как будто больше

размазаны. Ещё одна женщина выглядела очень тёмной тенью низкого роста, и сквозь мутные

волны заволакивающего тумана угадывались хищные и острые черты лица. От неё исходило

неприятное чувство крайней безжалостности. Четвёртый из присутствующих владел

колеблющейся тенью слегка рыжеватого оттенка. Худой и гибкий, он всё время мерцал и как

будто постоянно телепортировался с места на место. Пятый и шестой были тяжеловесными,

угрюмыми плотными тенями. От них исходило ледяное спокойствие и решимость. И, наконец,

седьмой, только что побывавший на кошачьем загривке. Он был владельцем нескладной фигуры с

длинными руками ниже колен и чем-то неуловимо напоминал паука.

Башкирский Кот знал, что Чакмулы — это существа, лишившиеся формы. Суть их жизни

заключалась в нескончаемой Игре, которую они затеяли с самой вселенной. На кону в этой Игре

было их собственное житие-бытие, точнее, существование их личности в цепи непрекращающейся

13

5

кармической памяти. Путём долгих и безжалостных тренировок, которым Чакмулы посвящали

всю жизнь, они достигали такой концентрации энергии в своём теле, что оно попросту сгорало во

внезапной вспышке. Словно на Кресле-Кончалке. Физическая оболочка настолько изменялась в

один миг, что не соотвествовала уже никаким стандартам места прописки. А потому Чакмулы

получали возможность путешествовать по любым мирам, где им только заблагорассудится, деля

эту привилегию разве что с Попрыгайцем. Они сохраняли при этом свою личность, свою память и

даже могли иметь подобие формы, но теряли все эмоциональные качества живых существ.

Единственное, что их интересовало, — энергия, поддерживающая жизнь, которую они собирали

везде, где только можно. Охотясь таким образом, Чакмулы становились абсолютно безжалостны,

но жестокость не была им присуща. Просто такие эмоции, как гнев, злость, агрессия, не

проявлялись вовсе. Но так же отвергались доброта, нежность и другие подобные побуждения.

Тесное непосредственное общение с самой тканью вселенной рождало в их разуме весьма

странный юмор. Существа эти могли выкидывать разные шуточки с теми, кто встречался на пути.

Иногда гостя смеха ради закидывали в далёкие миры, откуда тот потом долго выбирался, пока на

его родной планете проходили годы и десятилетия. Чакмулы могли изменить форму и сознание

попавшегося им в дороге существа, превратив, скажем, человека в животное или птицу. Они

вмешивались порой в линейный и разумный ход судьбы, и несчастный попадал внезапно в

совершенно несоотвествующий ему мир, после чего просто съезжал с катушек. И всё это делалось

не по злому умыслу, но просто ради забавы, дабы преподнести уроки тем, кто «суёт свой нос в

неположенное по статусу». Но наряду с этим, Чакмулы порой одаривали невиданными подарками

того, кто при встрече показался им достойным этого. Таким даром могла оказаться способность

мгновенно перемещаться в пространстве. Или возможность менять форму своего тела. А и того

круче — талант к телепатии. Короче, всё то, что герои нашей книжки называли ёмким словом

«прибабахи». Чакмулы были непредсказуемы, как сама жизнь. Охотники, как их ещё называли,

иногда выполняли поручения тех, кто расплачивался Силой, заключая краткосрочные контракты.

Башкирский Кот знал, что его родичи тоже имели взаимоотношения с Охотниками и часто

прибегали к их помощи, если нужно было молниеносно доставить подмогу кому-либо из родни

или кого-нибудь срочно отыскать.

— Тебе мама не говорила, что зубки беречь надо смолоду? — насмешливо произнёс «Рыжий»,

перемигнувшись с места на место.

— Ребяты, я тут по-честному сторговался с одним чуваком. И по глупости слово своё за зуб

отдал. Пришлось слово сдержать и зуб пожертвовать. Уж больно мне сабелька нужна была друзей

выррручить, — кот продемонстрировал Меч-Кладунец, благоразумно защёлкнув предохранитель в

безопасное положение.

— За друзей, значит? — «Паук-фельдмаршал» переступил с ноги на ногу.

— Да потерял тут своих трёх оболтусов и сам угодил в эту бакалейную лавку, — при этих

словах Чакмулы заулыбались, если можно так назвать лёгкое изменение тени на их лицах.

13

6

— Вот я и подумал, — продолжил Башкирский Кот, — что, пока меня тут самого не продали,

аки заморскую реликвию, надо бы эту консерррвную банку вскрыть и ноги делать, своих спасать.

Чакмулы переглянулись. А затем «Паук» миролюбиво спросил:

— Ну и куда же ты намеревался податься с этим ножичком? Ты ведь в курсе, я уверен, что он

способен ткань реальности резать? А нам червоточины ни к чему, знаешь ли. Начнётся хаос,

паника, свидетели-понят[ы]е, вопросы-допросы. Одно свинство, знаешь ли. А панковское

свинство у тебя на роду написано, прямо на твоей усатой физиономии, друже.