Далее интересен эпизод с записной книжкой Лебединцева: она была захвачена при обыске финляндскими властями, о чем узнал Бурцев, бывший в это время в России. Бурцев какими-то путями у финляндских властей эту книжку добыл и передал ц. к., откуда она исчезла и очутилась в распоряжении петербургской охранки. Но и это обстоятельство не могло бы выяснить, что Кальвино есть Лебединцев, ибо этого в книжке не было обозначено.

4) К этому же времени относится сближение Бурцева с Бакаем и обоюдные их отношения с чинами охранки, чтобы добыть список провокаторов. Список этот они достали, но явно умышленно ложный, так как в нем помещен был в числе других «Карл», но не было Азефа. К списку были приложены какие-то три фотографические карточки.

5) Наконец о том, что Азеф состоял сотрудником охранного отделения, стали поступать сведения от петербургских, московских и саратовских филеров, находившихся в сношениях с социалиста-ми-революционерами, и от одного служащего у жандармского офицера Кременецкого, который будучи недоволен тем, что его не отличают за его заслуги, решил отомстить своему начальнику и написал в ц. к. письмо, хранимое при делах, с указанием на провокаторскую деятельность Татарова и Азефа.

6) Такие же письма, но уже анонимные поступили в ц. к. и из Департамента полиции, но Азеф в одном назывался кличкой «Виноградов», а в другом «Рыскин» или «Раскин».

7) Стоя во главе боевой организации, пользуясь полным доверием ц. к., который ему магически будто бы подчинялся, Азеф являлся диктатором, не допускавшим ни автономных групп, ни каких-либо выступлений против него, причем люди, ему не сочувствовавшие или его подозревавшие, роковым образом проваливались. Докладчик привел примеры и фамилии Гронского и Шефтеля (дело побега Савинкова), Черняка и некоторых других.

Затем Юделевский приступил к объяснению руководства и участия Азефа в покушениях на Плеве, Великого князя Сергея Александровича, Дубасова, Богдановича и фон дер Лауница.

О последнем будто бы совершенно точно был осведомлен состоявший в Департаменте Гурович, открыто говоривший, что «все и всегда можно устроить». Покушение на фон дер Лауница произошло не так, как было указано Азефом, а по собственной инициативе исполнителей. Это обстоятельство было будто бы разъяснено Гуровичем Бакаю.

Юделевский добавил, что удавались многие дела, не бывшие известными Азефу, а грандиозно задуманные при его руководстве и участии проваливались.

Докладчиком приведено еще много мелких фактов, из коих можно было усмотреть провокационную деятельность Азефа. Все это будет подробно изложено после корректирования в отпечатанном отчете «левой» группы партии.

Докладчик указал на выдающуюся роль в раскрытии Азефа Владимира Бурцева, которому даже угрожала смертельная опасность, так как будто бы в Париж уже прибыли два боевика, решившие убить его. Но это обстоятельство не помешало Бурцеву довести дело до конца.

Когда на устные и письменные заявления Бурцева ц. к. не обратил никакого внимания, то Бурцеву удалось войти в сношение в Петербурге с одним весьма важным высокопоставленным «лицом», назвать которое докладчик отказался, ссылаясь на конспирацию, это «лицо» согласилось подтвердить провокационную деятельность Азефа. Это-то «лицо» недавно и было вызвано из России сюда для подтверждения сведений об Азефе. При этом следует отметить, что как только «конспиративная комиссия» ц. к. решила вызвать это «лицо» сюда, Азеф помчался в Санкт-Петербург к этому «лицу» и упрашивал не выдавать его; что будто бы немедленно после того к тому же «лицу» прибыл начальник петербургского охранного отделения генерал Герасимов и тоже требовал тайны, но «лицо» отказалось соблюдать таковую.

Азеф отрицал на допросе свою поездку в Петербург, но его видели там товарищи.

Затем докладчик добавил, что по предъявлении ц. к. обвинения Азефу последнему оставлено было несколько времени на размышление, пользуясь чем Азеф скрылся.

Второе заседание[14] состоялось 16 января, председательствовал все тот же Агафонов, секретарь — «Украинец». Это заседание было крайне бурное, неоднократно прерываемое ужасным шумом и криками. Началось оно уже с инцидента: первое слово дано было «правому» социалисту-революционеру «Петру» (рабочий, о коем сведения будут сообщены дополнительно), заявившему, что докладчик в одном из своих пунктов (накануне в заседании) стремился доказать, что ц. к. предостерегал партию от провокаторов, — это не правда. Последнее предостережение о провокаторе Бакае сделано вовсе не ц. к., а отдельной группой, и эти объявления вывешивал никто иной, как он, «Петр». Поднялся шум; «левые» социалисты-революционеры стали за Бакая. «Петр» ушел с трибуны, которую занял Юделевский и, не отрицая провокаторства Бакая, указал, что его настоящая деятельность вполне искупает его прошлую вину, но что конечно Бакай ни в какие организации не войдет.

Засим стали подаваться записки с различными вопросами.

Так одна: знал ли Департамент полиции о покушении на Плеве?

Юделевский в уклончивой форме разъяснил, что Департамент полиции мог знать и не знать; хотя тот же Департамент допускал много раз покушения для сохранения агентуры, для выдвигания того или иного человека. Перед покушением заведовавший политическим розыском Рачковский (!) был в Варшаве, куда по странному совпадению прибыл и Азеф. Возможно, что последний вполне ознакомил Рачковского с планом покушения[15].

Следующие записки спрашивали разъяснений о характеристике Азефа, его денежном содержании от ц. к. и Департамента.

При даче объяснений по этим запискам Юделевский подробно сообщил все сведения о происхождении Азефа, его знаниях, работе, влиянии. Относительно содержания сказал, что быть может кто-либо из членов ц. к. пожелает дать разъяснение. Это осталось без ответа, так как ц. к. официально на этих заседаниях не присутствовал. Молчание было прервано Фундаминским, сказавшим, что товарищ Гердание (Чернов) даст впоследствии группам объяснение по этому вопросу.

Поднялся «Валерьян» и произнес резкую речь об обязательном отчете ц. к. перед всеми. Речь его была покрыта шумом и криками. Затем внезапно выступил неизвестный социалист-революционер, предложивший покончить с разбором этой грязи, но был прерван страшным шумом.

Максималист «Григорий» в резкой форме заявил протест против защиты ц. к.

Председатель Агафонов вступился и сказал, что разбор необходим, что это поученье (?! — В. А.), а кто не хочет участвовать, тот свободен уйти.

Савинков и какой-то старик пытались говорить, но речи обоих были заглушаемы сильным шумом.

Сухомлин выступил с крайне резким протестом против ц. к. и перешел в «левую» группу.

Пытался говорить Кузьмин («Граф») про московское и кронштадтское восстания, указав, что и там действовали провокаторы, но был прерван Фундаминским, сказавшим, что такие речи — это настоящий обвинительный акт и что член ц. к., на которого он намекает, работает до сих пор в России.

Юделевский вновь выступил, указывая на виновность Азефа в смерти Поливанова; ему отвечали две неизвестные еще женщины, хотя отметившие виновность Азефа, но указавшие обстоятельства, служившие отчасти к его оправданию в этом случае.

На вопрос знала ли жена Азефа о его провокаторской роли, Бурцев заявил, что нет (среди с.-р. и членов ц. к. мнение насчет сего расходятся).

Затем перешли к обсуждению вопроса по делу подготовки покушения на Бурцева, причем Юделевский заявил, что кроме прибывших для убийства Бурцева боевиков из Петербурга, есть еще одна опасность, но это секрет, который он не может пока оглашать (!).

Засим Юделевский, охарактеризовав влияние Азефа силой его личности, сказал, что ц. к. находился под его очарованием и его гипнотическим влиянием.

Этим заседанием разбор дела о провокаторстве Азефа еще не кончился и будет продолжаться в последующих заседаниях.