Литмир - Электронная Библиотека

Двадцать выстроившихся за ним снова остались. Тренькнул звонок, автобус, содрогнувшись всем корпусом, рванул вперед.

До Фулема, где Чарли обитает последние пятнадцать лет своей жизни, сорок пять минут езды. Лондонский центр откатывается все дальше назад — по мере того, как автобус замирает и снова трогается, заглатывая и изрыгая пассажиров, побывав на дюжине с лишним продуваемых ледяным ветром остановках, где безутешно шаркают подошвами и ворчат длинные очереди. Чарли все больше нравится само движение и мягкое покачиванье, хотя ему пришлось уступить место женщине с ребенком. Но все равно ему чертовски приятно смотреть в ближайшее окно, почему-то чистое, хотя остальные были уныло-мутными от грязи.

Чарли всю свою жизнь прожил в Лондоне и, однако, не испытывал никакой любви к этим тесным улицам, к обветшавшим магазинчикам и замызганным тротуарам. Он всегда мечтал вырваться из городской суеты, туда, где нет смога, где легко дышится, где тебя утром будят птичьи трели. Он любил наблюдать за птицами, подмечать характерный окрас, формы хвостов и перьев и забавные повадки, весьма увлекательное и приятное хобби. Для подобных развлечений у Чарли было целых два бинокля. Один подарила ему в семьдесят пятом году Морин, на Рождество. Или в семьдесят шестом? И на Рождество ли? Да-а, память у него уже не та, что прежде.

Автобусный маршрут шел через Найтсбридж. Справа проплыл Гайд-парк и найтсбриджские казармы. Вся эта роскошь, мелькающая в окне, не вызывает у Чарли зависти. Завидовать богачам так же бессмысленно, как завидовать птицам. Просто два разных биологических вида, не имеющих ничего общего.

Кондуктор насвистывал песенку из фильма "На юге Тихого океана"[2], весело и расторопно собирая деньги за проезд. У этого парня светлые в рыжину волосы, веснушки и немного курносый нос, что совсем его не портит. Когда кондуктор поднимается на второй этаж, Чарли ловит себя на том, что напевает про себя ту же мелодию.

Теперь — по улице Кромвеля на запад. Великие музеи, заветы истории, благодаря которой страна еще держится, не распадается. Чарли отмечает для себя каждый: Музей наук, Музей естественной истории, Музей Виктории и Альберта — и в который уж раз мысленно обещает себе в ближайшее время в них заскочить. Ему приятно, что он такой любознательный, так жаждет расширить свой кругозор. Одна неувязочка: как только Чарли начинает его расширять, его тут же одолевает скука. Обещание, он почти уверен, вряд ли будет выполнено.

Автобус сворачивает с Толгарт-роуд, на пересечении с Норт-Энд-роуд, и движется к югу. Чарли наконец-то высмотрел свободное местечко, но не садится, побаиваясь пропустить свою остановку. Лучше приготовиться заранее, мало ли какой казус может приключиться. Он жмет на кнопку "стоп" и несколько секунд не отпускает: а вдруг шофер не расслышит сигнал? Но нет, услышал, автобус замедляет ход, остановка, и взгляд Чарли уже рыщет по родным окрестностям.

У магазинов, жмущихся друг к дружке, какой-то усталый вид, им наверняка дела нет до того, чем их напичкали. Мигают над витринами электрические гирлянды. Овощная лавка Фрэнка, магазинчик, где продают навынос жареную рыбу с картошкой, а теперь еще копченую колбасу, треску и лососину. Газетный киоск, где Чарли по утрам покупает сигареты и "Дейли миррор". Парикмахерская и винный магазин.

Паб на углу, их "Орел", его недавно перекрасили, и вместо сэндвичей с ветчиной и сыром там теперь торгуют "холодной легкой закуской". Чарли регулярно сюда причаливает, хотя не нравится ему, как они все тут разрисовали под викторианскую харчевню и развесили фальшивые старинные ружья, подсумки, фляжки. Многие из старых его приятелей перестали сюда ходить, теперь тут колготится молодежь. Но вообще-то он готов принять перемены, которые несет прогресс, как принимает все, что происходит в его собственной жизни. Все идет как идет — и ладно. Вот по какому принципу заполняется вакуум жизненного пространства, хотя остальные могут чего-то там еще выбирать. Мечты Чарли настолько непритязательны, что их не замечает даже его собственное сознание.

Когда Чарли спрыгивает с подножки, в нос ему бьет резкий запашок, который стоит тут уже несколько недель и сделался почти привычным. Местные мусорщики тоже решили выяснить отношения с начальством, как это регулярно делают водители автобусов и сам Чарли. Чарли не считает это чем-то вопиющим, но его слегка раздражает выпячивание частных интересов, своевольное нарушение привычного порядка общественного устройства. "Вонох", думает Чарли, вдруг вспомнив армейское словечко. Вонох: все отлично, но херовато.

Пока он идет, нос его постепенно начинает различать три основные составляющие зловонного букета: гниющие объедки, обмаранные младенцами памперсы и перебродившие остатки пойла на дне бутылок и жестянок. Обычно одна вонь слегка забивает две другие. Это всегда сюрприз, предугадать, чей день, невозможно. Сегодня пальма первенства у памперсов, тысячи обосранных "Хаггис" задают тон в этой оргии.

Чарли наконец проходит мимо шестифутовой груды пакетов с мусором, сваленных почти у самой остановки. В последний раз мусор вывозили две недели назад. Свой профсоюз Чарли поддерживает, как же иначе, но чем недовольны мусорщики, воюющие с районными чиновниками, которые самовольно урезали им зарплату ниже официально гарантированного минимума, ему непонятно. Они же неучи, разве сравнить их работу с работой наборщика, тут требуются мозги и сноровка. Его целых семь лет учили. В глубине души Чарли считает мусорщиков бездельниками, трутнями. Их "борьба" (Майк Сандерленд наверняка так бы назвал разгильдяйство мусорщиков, молодой еще) не идет ни в какое сравнение с гордым протестом самого Чарли.

Опять на пути попадается очередная свалка: лопнувшие переполненные пакеты, над которыми вьются тучи мух, обыкновенных домашних и более крупных, промышляющих падалью. Рэмси-Макдоналд-ха-ус, желтовато-коричневый кирпичный уродец, где среди прочих клетушек расположена и его квартира. Пять этажей. По узким балконам можно подняться на следующий этаж. Решетки у балконов сильно проржавели. Два месяца назад с третьего этажа упала шестилетняя девочка: разошлись сварочные швы, и вывалилась пара прутьев. У девчонки перелом обеих ног. А дыра в решетке зияет по-прежнему, никто даже не почесался ее заделать.

Сам Чарли живет на первом этаже. В квартире справа обитает миссис Джексон, ей семьдесят, живет одна в обществе четырех кошек, по два-три раза на дню пьет чай. Попить чайку, — вот главная цель и забота в ее жизни. Чаевница, они дома так ее и зовут, именно это ее настоящее имя. А не Вайлет. Очень симпатичная и душевная старушка, хотя иногда чересчур назойлива, Чарли всегда старается улизнуть в другую комнату, когда она приходит.

В квартире слева живет молоденькая мать-одиночка с шестимесячным сынишкой. У нее обесцвеченные волосы и кольцо в носу. Кэрол. А фамилии Чарли не знает. Одевается она как пугало, по моде панков, но характер у нее не склочный, и свою музыку гоняет довольно тихо. Чистюля. Чарли как ни придет, она все стоит намывает стекла мыльным раствором. Младенец похныкивает где-то у дверей квартиры, точно такой же, как и все квартиры в их доме. Услышав шаги Чарли, Кэрол оборачивается. На ней синяя выцветшая спецовка со значком на отвороте воротника, на значке три буквы: АНЛ[3]. Чарли не понимает, что это означает, но видел такую же бляху у Майка Сандерленда.

— Здрасте, мистер Бак.

— Здравствуй, Кэрол.

Возникает легкая заминка. Чарли обдумывает, достаточно ли просто поздороваться, или это невежливо. Он снимает шапку и перекладывает ее в левую руку. Типографская краска сильно въелась в бороздки кожи, подушечки его пальцев совсем черные.

— Эти стекла очень быстро пачкаются.

— Зря ты их мылом.

— А чем же еще?

— Просто добавить в воду немного уксуса.

вернуться

2

Мелодии из этого американского фильма, вышедшего на экран в 1958 г. (режиссер Дж. Логан), были очень популярны.

вернуться

3

АНЛ — аббревиатура английской молодежной антифашистской организации "Антинацистская лига".

5
{"b":"226965","o":1}