Это — программа деятельности для ученых и инженеров на многие годы, завещание учёного по волновавшей его большую часть жизни научной проблеме — новым поколениям металлургов. Она еще и сейчас далека от окончательного выполнения.

Так в общем виде выглядит только одна из крупных научных проблем металлургии, которой непосредственно занимался долгие годы академик Бардин. А ведь были и другие сложнейшие специальные проблемы, другие опыты и искания. Например, вопросы строительства металлургических предприятий, подготовки сырьевых баз, материалов и топлива для металлургии, непрерывная технология, автоматизация производства — всего не перечислить. В каждой такой проблеме, в каждом вопросе оставалась частичка души Ивана Павловича, отпечаток его многогранной личности, яркого таланта. И всякий раз Родина высоко оценивала его труды. Так, в 1958 году он был удостоен почетного звания лауреата Ленинской премии еще за одну выдающуюся работу… Но об этом позже. Сейчас мы вновь возвратимся к его разносторонней деятельности в послевоенные годы.

Страна находилась на крутом подъеме после тяжелых военных лет. Не все шло просто, без сучка и задоринки. Легко было понимать и переживать трудности восхождения, мириться с потерями и неудачами — они естественны во всяком творчестве. Но как принимать несправедливость или грубую ошибку?

Бардин оставался самим собой. Он никогда не закрывал глаза на то, что вводило в противоречие с его убеждениями. Ничто не могло остановить его, когда он решал твердо отстаивать свою точку зрения, — ни посты, ни люди, их занимающие.

…Цепь событий, люди — встречи, встречи. Среди таких встреч — еще одна, которая отложила глубокий след в биографии академика Бардина, — печальная история с неким инженером Реминым. Впервые он дал о себе знать на конференции по развитию производительных сил в Кемерове. Включение его доклада в повестку дня буквально потрясло Ивана Павловича. Подумать только. На собрании будет обсуждаться проблема, имеющая столь громадное революционное значение в металлургии — получение железа непосредственно из руды!

Тема доклада Ремина имела «зашифрованное» благозвучное название — «глетчерный способ производства стали». Поначалу Бардину, да и другим специалистам и в голову не могло прийти, что честное и активное отношение к «глетчерному способу» требовало проявления мужественности. Чем дольше он слушал доклад Ремина, чем глубже пытался проникнуть в суть его предложения, тем больше росло недоумение — нет, возмущение. Какая чепуха! Иного слова не подберешь. Велеречивость и псевдонаучность прикрывали у Ремина путаницу, нарочито усложняли изложение мысли. К концу доклада Бардин не сомневался, что перед собранием выступает верхогляд, пытающийся погреть руки на новизне идей, которые в эпоху научной революции сыпались как из рога изобилия.

Но что это? Тут же, на собрании, нашлись люди, которые чуть ли не подняли докладчика на руки. Гениальное открытие!

Чувствовалось, что Ремин с нетерпением ждал заключения Бардина. Но тот смолчал. «Поживем — посмотрим», — сухо заметил Иван Павлович, когда его попросили изложить впечатление от доклада. Он заставил себя сдержаться и прежде своими глазами увидеть, что происходит… Неужели он ни черта не понял, или, может быть, устарел — ему казалось диким, что такой фантастический агрегат уже есть, действует. Именно так представил дело докладчик: на металлургическом заводе в Кузнецке работает установка, на которой и осуществляются опыты производства стали по новому, глетчерному способу.

Да, конечно, предубеждение мешает объективному, беспристрастному исследованию — Иван Павлович это хорошо понимал. Он допускал, что его первые впечатления ошибочны, может, в чем-то он не разобрался, в конце концов доклад мог оказаться скверным, и только… Именно поэтому он воздержался от оценки теоретических рассуждений Ремина.

Бардин приехал на завод с предубеждением, но в глубине души готовился к признанию, что он ошибся. И тут же промелькнула мальчишеская мысль: «Чудесно!.. Академик ошибся… Молодость наступает, а кто выиграл? Выигрывают все…» И Иван Павлович глубоко задумался о возможностях научно-технической революции в металлургии.

Внимательно знакомило он с документацией и отчетами. Бросалось в глаза, что система регистрации фактов оформлялась небрежно, на скорую руку, судить по ней о результатах опытов не представлялось возможным. «Установка Ремина» физически существовала, но…

Иван Павлович задавал Ремину вопросы, на которые следовали не ответы, а детский лепет.

— Задумывались ли вы об экономичности?

— Да… Конечно…

— Назовите цифры… Не можете? Хорошо. Обратите внимание: здесь у вас конструктивная нелепость… И еще одна. А теперь самое главное: ваша установка не обеспечивает непрерывности процесса. И вот почему…

Бардин увлекся. Он объяснял Ремину и окружавшим его специалистам элементарные понятия. Шел урок. Было тихо. Ремин выглядел школьником. Потупив глаза, он вертел в руке кусочки железа.

— Иван Павлович, исключительные свойства…

— Какие свойства, о чем вы?

Ремин разжал кулак, и академик увидел несколько кусочков металла.

— Они… — Ремин с трудом подыскивал слова. — Железо… Образцы… Если бы вы знали, как высоко их оценивают.

— Кто оценивает? Дайте результаты анализа. Где анализы?

Ремин не ответил.

— Нет анализа? — Иван Павлович более не сдерживал себя. — Вот что я вам скажу, почтеннейший: не верю вам! Ни одному вашему слову не верю!..

Поздно вечером, в гостинице, вспоминая проведенный на заводе день, Иван Павлович не испытывал сожаления оттого, что дал волю прямоте и резкости суждения. Наоборот, он чувствовал удовлетворение — «глетчерный способ» разоблачен почти на корню. Правда, произведены затраты, отвлечены усилия умов и рук. Ну ничего, могло быть и похуже.

Бардин ошибся, случилось похуже…

В начале 1951 года Ремин появился в центре. По-видимому, основательно подготовившись и заручившись поддержкой некоторых неспециалистов, но весьма ответственных товарищей из Кемерова, автор «великой идеи» буквально атаковал Министерство черной металлургии. До Ивана Павловича дошли сведения и об этом. Подивился. Но не Ремину, а тем из Кемерова, кто его поддерживал. В чем тут дело? Он пытался психологически разобраться в поступках этих людей и в конце концов пришел к выводу: кто-то в Кемерове захотел отличиться, покрасоваться перед центром: «Мы, в Кемерове, не даем похоронить «гениальную идею». Своеобразный способ очковтирательства!

Не так-то просто оказалось отмахнуться от напористого «изобретателя», и Министерство черной металлургии под нажимом различных инстанций создало комиссию для проверки «глетчерного способа» получения металла. И вот Бардин снова держит речь, на этот раз не на заводе, а среди большой группы официальных лиц. Иван Павлович краток. Он не изменил своего мнения о проекте и об установке Ремина: «Проекту не верю, цифры подтасованы, непрерывного способа не получается, и вся идея в целом — мертворожденный ребенок».

Комиссия резко забраковала реминскую затею. Казалось бы, все… Однако не тут-то было, не таковский был Ремин, чтобы признать себя поверженным. В ход была пущена демагогия. Бардин — рутинер! Он шельмует новаторов! Случилось такое, что потрясло Ивана Павловича до глубины души. Его вызывают на ответственное заседание, где предстоит держать ответ по делу Ремина.

А на заседании события приняли скверный оборот. Наступление вел один из присутствующих, взявший сторону Ремина, он не стеснялся в выражениях, обвиняя Бардина в самых тяжелых грехах.

Иван Павлович испытывал странные ощущения. На него навалилась давящая тяжесть, от которой минутами становилось совсем плохо; были такие мгновения, когда ему казалось, что у него отнялся язык. Может, он просто испугался, по-человечески испугался? Да, наверное, что-то похожее на такое состояние пришло к нему, но оно было мимолетным, и чем больше на него кричали, чем яснее он видел, что как специалист он сегодня совершенно не существует, тем быстрее приходило к нему душевное равновесие и чувство гражданской ответственности.