Стало очевидным, что больше он никогда не увидит Женю. Но как такое могло случиться?! Произошедшее было просто невероятным! Он допускал мысль, что Женя не хотела продолжать знакомство. Но об этом она могла бы сказать, поблагодарить за то, что выручил, и уйти. Но так сбежать... Это совсем не вязалось с её милым личиком и чистыми глазами. Сергей был поражён несовместимостью случившегося с тем, что видел и чувствовал совсем недавно.

Ушёл один поезд, второй, третий, а он, всё ещё на что-то надеясь, стоял около скамейки, у которой оставил Женю и велосипед, нервно теребя уже не нужный багажный билет.

2008 г.

ОДИН ЭПИЗОД ИЗ ЖИЗНИ АБРАМОВИЧА

День выдался на редкость суматошным, и Абрамович вернулся домой позже обычного. С утра и до самых сумерек заведующий комбинатом общественного питания Абрамович мотался по базам. Он выбивал дефицит — мороженое мясо, рыбное филе и другие продукты, необходимые для бесперебойной работы столовых, в которых кормился весь мединститут.

Уже 23 года он занимал эту высокую должность. Совсем не легко, когда под твоим началом трудится более 100 человек работников питания. И все эти годы начальство было им довольно, и студенты были сыты. На базах все его знали, шли навстречу всем его просьбам, поэтому хоть сегодня особенно нервничать не пришлось, но Абрамович всё же устал.

Посетовав на одышку – о этот лишний вес! – Абрамович начал облачаться в домашнюю пижаму. За этим занятием его застал звонок. Звонила секретарша ректора.

– Соломон Маркович! Приглашаю Вас на совещание к САМОМУ. Завтра в 8.00.

– Боже мой! Оксаночка, вы меня пугаете! Ведь раньше совещания не начинались ранее 10 часов. Случилось что-нибудь сверхъестественное?

– Как, вы ничего не знаете?

– Я сегодня не был в институте. Целый день на базах. Пришлось попотеть, чтобы достать кое-какой дефицит.

–Так вы ничего не знаете?!! У нас ЧП: иностранные студенты объявили забастовку — бойкотировали все занятия. Завтра на разборку приезжает из Киева зав. Управлением учебных заведений ЦК КПСС Украины. Что будет!

– А при чём здесь я? Наверное, моя персона на этом совещании ни к чему?

– У меня список обязанных явиться, который мне продиктовал САМ. Вы там фигурируете, так что до завтра.

– Какое отношение я имею к этому инциденту с иностранцами? – терялся в догадках Абрамович. Никакого!

Но всё же он начал нервничать, плохо спал и на следующее утро, разбитый и осунувшийся, в 7:45 был уже в институте.

Абрамович уже давно выработал для себя определённую линию поведения при общении с начальством. Что касается совещаний, то на них какие бы то ни были на то причины, никогда нельзя опаздывать. Но и приходить намного раньше тоже не следует. Сидишь, мозолишь глаза разным начальникам, и у них могут родиться идеи, как тебя зацепить, если даже это раньше не планировалось. Оптимально нужно появляться за пять минут до начала. Поэтому в распоряжении Абрамовича оставалось ещё немного времени. “Загляну-ка я в начальственный туалет, – решил он, – тем более ещё неизвестно, как долго придётся заседать”.

Этот туалет, расположенный недалеко от приёмной дирекции, все называли “Начальственным,” так как на этом этаже не было учебных аудиторий, только кабинеты начальства. Соответственно посетителями туалета были в основном хозяева кабинетов. По этой причине данное заведение резко отличалось от других многочисленных институтских туалетов чистотой и даже некоторым уютом. Чистота и порядок в нем были предметом постоянной гордости непосредственного начальника Абрамовича — проректора по административно-хозяйственной части Иванова.

Посещение туалета вызвало у Абрамовича воспоминания о событии, имевшим место быть где-то полгода назад. Тогда его страшно напугал экстренный вызов к прокурору.

Шло расследование должностных преступлений работников торговли и питания. Тщательно проанализировав всю свою деятельность за предшествующие несколько лет и ещё раз убедившись, что за ним больших грехов нет, а лишь мелкие грешки (у кого их не бывает), Абрамович несколько успокоился. Однако, по дороге в прокуратуру раз десять забегал в туалет, а в кабинет вошел бледный с трясущимися руками. К его удивлению, прокурор, известный своей жестокостью, встретил Абрамовича с улыбкой.

– К нам на днях прибудет комиссия из самой Москвы. Нужно хорошо угостить товарищей. Я слышал, что вы большой мастер по организации банкетов. Можете устроить его в одной из столовых вашего института?

– Конечно! Буду очень рад сделать это для вас.

– Вот и хорошо. Но чтобы продукты были самого высокого качества – с рынка, а напитки – самые лучшие. Мы с вами потом рассчитаемся.

– Всё обеспечу в самом лучшем виде!

Банкет прошел на высоте. Подвыпивших, весёлых гостей поздней ночью развозили по гостиницам на “Волгах” из прокуратуры. Прошло несколько дней. Из прокуратуры ни звонка с благодарностью, ни тебе оплаты за банкет. Выждав ещё пару недель и поняв, что оплаты не будет, Абрамович собрал заведующих цехами и предложил скинуться. Притом он первым достал из кармана и положил на стол пачку денег. Никто не стал возражать: кому хочется ссориться с прокуратурой? Абрамович не был особенно огорчён, хоть и расстался с хорошенькой суммой денег. “Вот и на этот раз, – успокаивал себя Абрамович, выходя из начальственного туалета, – наверняка я волнуюсь напрасно.”

Ровно в 7:55 он уже входил в кабинет ректора, миновав стол за которым восседала длинноногая красавица Оксана. И хотя Абрамович был очень озабочен, он не мог не позволить себе послать этой красотке воздушный поцелуй. За что тотчас был награждён милой улыбкой.

В кабинете уже были почти все приглашенные: проректоры, деканы, их заместители, заведующие кафедрами, старейшины землячеств иностранных студентов, комендант общежития.

“Зачем здесь Гунтмахер?” – подумал Абрамович, прошел в дальний угол и сел рядом с ним. В огромном кабинете стояла напряженная тишина, нарушаемая иногда настороженным шушуканьем.

Но вот напольные часы пробили 8 часов. Однако заседание не начиналось. Было видно, что нервничает и сам ректор. Напряженное ожидание продолжалось ещё минут 15. Наконец дверь широко отворилась, и в комнату вошла, вернее, ввалилась высокая дородная женщина с мрачным каменным лицом. Строгая чёрная одежда подчёркивала её суровость. “Ну просто Васса Железнова”, – подумал Абрамович. Все встали. Ректор выскочил из-за своего стола, подбежал к вошедшей и подобострастно пожал небрежно протянутую ему руку. Затем он проводил женщину к специально поставленному для неё мягкому креслу, в которое она тяжело опустилась.

– Мария Ивановна, разрешите начать? – вкрадчивым голосом спросил ректор. Та слабо кивнула головой.

– Прежде всего, я хочу представить вам присутствующих здесь работников института.

И ректор начал перечислять, называя фамилию, имя и отчество каждого. Когда дело дошло до Абрамовича и коменданта общежития, то были названы только фамилии.

“Видимо, чтобы не дразнить гусей”, – подумал Абрамович, заметив, как передёрнулось лицо Марии Ивановны при упоминании его фамилии.

– А сейчас хочу предоставить слово представителям землячеств, пускай они объяснят причину такого странного поведения иностранных студентов, которое всех нас удивило и потрясло. Конечно же, наши сознательные советские студенты никогда бы не позволили себе сорвать учебный процесс.

Со своего места резко поднялся старейшина студентов из Индии — белозубый, смуглолицый, очень худой юноша с чёрными, как смоль, волосами.

– Я хочу сказать ...

Мария Ивановна резко прервала его взмахом руки. Опытный партийный работник, она, видимо, имела заготовленный план действий, как “спустить пар” у взбунтовавшихся студентов, направить их эмоции в нужное русло.

– Мне уже всё ясно, – начала Мария Ивановна хорошо поставленным голосом оратора, умеющего убедить аудиторию в чём угодно.