Графиня де Суассон не сомневалась в ненависти, которую питала к ней Лавальер, и, с досадой понимая, что король всецело находится в ее руках, решила вместе с маркизом де Бардом дать знать королеве, что король влюблен в Лавальер. Они полагали, что, проведав об этой любви, королева заставит его с помощью королевы-матери прогнать Лавальер из Тюильри и что король, не зная, куда ее девать, пристроит Лавальер к графине де Суассон, которая будет ее хозяйкой; они также надеялись, что огорчение, которого не станет скрывать королева, вынудит короля порвать с Лавальер, а покинув ее, он обратит взор на другую, кем, возможно, они сумеют управлять. Словом, такие вот химеры и прочее, им подобное, заставили графиню де Суассон и маркиза де Барда принять самое безумное и самое рискованное решение, какое только можно себе вообразить. Они написали королеве письмо, в котором поведали обо всем происходящем. В комнате королевы графиня де Суассон подобрала конверт от письма короля, ее отца. Бард доверил секрет графу де Гишу, с тем чтобы тот, зная испанский, перевел письмо на этот язык. Граф де Гиш, желая оказать любезность другу и питая ненависть к Лавальер, с готовностью согласился принять участие в осуществлении столь прекрасного плана.
Они перевели письмо на испанский язык; заставили переписать его человека, который уезжал во Фландрию и не собирался возвращаться. Тот же самый человек отнес письмо в Лувр и вручил привратнику, с тем чтобы его отдали синьоре Молина[139], первой горничной королевы, как письмо из Испании. Молина сочла странным способ, каким письмо было доставлено; ей показалось, что и сложено оно необычно. Словом, скорее по наитию, нежели по велению рассудка, она открыла письмо, а прочитав, сразу отнесла королю.
И хотя граф де Гиш обещал Барду ничего не говорить Мадам об этом письме, он все-таки не удержался и сказал[140]; и Мадам, вопреки своему обещанию, тоже не устояла, рассказав обо всем Монтале. Ожидание длилось недолго. Король пришел в такую ярость, что трудно себе представить; он переговорил со всеми, кто, по его предположению, мог прояснить это дело, и даже обратился к Барду, как человеку умному, которому к тому же доверял. Барда несколько смутило данное королем поручение. Тем не менее он нашел способ бросить тень подозрения на госпожу де Навай[141], и король поверил в это, что наверняка способствовало немилости, которая постигла ее впоследствии.
Меж тем Мадам хотела сдержать данное королю слово порвать с графом де Гишем, и Монтале обязалась перед королем не вмешиваться более в их отношения. Однако до того, как разрыв состоялся, она предоставила графу де Гишу возможность встретиться с Мадам, чтобы вместе, по ее словам, найти способ больше не видеться. Но разве люди, которые любят друг друга, могут при встрече отыскать такого рода выход? Беседа эта, разумеется, не имела должных последствий, хотя обмен письмами на время прекратился. Монтале снова пообещала королю не оказывать больше услуг графу де Гишу, только бы он не удалял ее от двора, и о том же просила короля Мадам.
Бард, который отныне пользовался абсолютным доверием Мадам и видел, как она мила и умна, то ли из чувства любви, то ли из-за амбиций и склонности к интригам, пожелал стать единственным властителем ее души и решил найти способ удалить графа де Гиша. Он знал об обещании, данном Мадам королю, но видел, что обещания не выполняются.
Бард отправился к маршалу де Грамону. Рассказав ему частично о том, что происходит, он дал понять, какой опасности подвергается его сын, и посоветовал удалить его, попросив короля направить графа де Гиша командовать войсками, находившимися тогда в Нанси[142].
Маршал де Грамон, страстно любивший сына, прислушался к доводам Барда, испросив у короля таковое назначение, – оно действительно было лестно для его сына, – а посему король ничуть не усомнился в том, что граф де Гиш тоже этого хочет, и дал согласие.
Мадам ничего не знала. Ни ей, ни графу де Гишу Бард не сказал о содеянном, это стало известно лишь позже. Мадам переехала в Пале-Рояль, где прошли ее роды[143]. Она встречалась со многими, и городские женщины, понятия не имевшие о той заинтересованности, с какой она относилась к графу де Гишу, сказали однажды, не придавая этому особого значения, что он попросил назначить его командующим войсками в Лотарингии и через несколько дней едет туда.
Мадам крайне удивило подобное известие. Вечером к ней заглянул король; она заговорила с ним об этом, и он сказал, что маршал де Грамон действительно обратился к нему с просьбой о таком назначении, заверив, что сын очень того желает, и граф де Гиш в самом деле благодарил его.
Мадам была страшно оскорблена тем, что граф де Гиш без ее участия принял решение расстаться с нею. Она сказала об этом Монтале и приказала ей встретиться с ним. Та встретилась с графом де Гишем, и он, в полном отчаянии от того, что ему приходится уезжать, оставляя Мадам в неудовольствии, написал ей письмо, в котором предлагал заявить королю, что он вовсе не просил поста в Лотарингии, и тем самым отказаться от него.
Сначала Мадам выразила недовольство письмом. Тогда граф де Гиш, который был сильно разгорячен, сказал, что никуда не поедет и откажется от командования, заявив об этом королю. Вард испугался, как бы он в своем безумстве действительно этого не сделал; не хотел губить его, хотел лишь удалить. Оставив де Гиша под присмотром графини де Суассон, которая с этого дня была посвящена в тайну, он направился к Мадам просить ее написать графу де Гишу о том, что она хочет, чтобы он уехал. Ее тронули чувства графа де Гиша, в которых действительно присутствовали и благородство и любовь. Она выполнила то, чего добивался Вард, и граф де Гиш решил уехать, но при условии, что увидит Мадам.
Монтале, посчитавшая себя свободной от данного королю слова, ибо он отсылал графа де Гиша, взялась за устройство этого свидания, а так как в Лувр собирался приехать Месье, в полдень она провела графа де Гиша через потайную лестницу и заперла его в молельне. После обеда Мадам сделала вид, будто хочет спать, и прошла в галерею, где граф де Гиш простился с нею. Но тут как раз вернулся Месье. Единственное, что можно было сделать, – это спрятать графа де Гиша в камине, где он и провел долгое время, не имея возможности выйти. Наконец Монтале вызволила его оттуда, полагая, что все опасности, сопряженные с этим свиданием, остались позади. Но она глубоко ошибалась.
Одна из ее подруг, некая Артиньи[144], чья жизнь была далеко не безупречной, жестоко ненавидела Монтале. Эту девушку определила на службу госпожа де Лабазиньер[145], бывшая Шемро, время не избавило ее от страсти к интриганству, а она имела огромное влияние на Месье. Завидуя благосклонности, с какой Мадам относилась к Монтале, Артиньи следила за ней, заподозрив, что она затеяла какую-то интригу. Мало того, Артиньи обо всем поведала госпоже де Лабазиньер, одобрившей ее намерения и оказавшей помощь в раскрытии тайны, прислав для верности некую Мерло; и та, и другая оправдали доверие, заметив, как граф де Гиш вошел в покои Мадам.
Госпожа де Лабазиньер сообщила об этом через Артиньи королеве-матери, и королева-мать, движимая чувством, непростительным для столь достойной и благожелательной особы, потребовала, чтобы госпожа де Лабазиньер предупредила Месье. Таким образом принцу стало известно то, что скрыли бы от любого другого мужа.
Вместе с королевой-матерью он принял решение прогнать Монтале, ничего не сказав ни Мадам, ни даже королю, – из опасения, что король воспрепятствует этому, так как у Монтале с ним были прекрасные отношения; а кроме того, поднявшийся шум мог обнаружить вещи, мало кому известные. Заодно они решили прогнать и другую фрейлину Мадам, чье поведение оставляло желать лучшего.
