— Да будет так во имя отца и сына и божьего духа. Аминь! — по-русски закончил Дармарос. Ушаков только руками развел, не удержался, обнял священника.
К вечеру велел собрать командиров. Корабли сблизились, на шлюпках подъехали турецкие и русские капитаны. Картографы еще в Константинополе вычертили карту, протянули один за одним вдоль греческого побережья Ионические острова. Ушаков подошел к карте, разгладил ладонью лист и четко, как бы отдавая приказ, стал говорить:
— С сего дня начинаем самое главное наше предприятие — освобождение островов. Отряд капитана Сорокина посылаем во вспомоществование англичанам к Египту. Вся остальная эскадра медленно вдоль островов движется и отсылает впереди себя небольшие отряды для начала боевых действий и сигнала местным жителям. На Китиру и Закинф под командой капитан-лейтенанта Шостака отряд идет. Один линейный корабль и два фрегата русской эскадры, а также турецкий фрегат под общей командой капитана 2-го ранга Поскочина направим в Кефаллонию, такой же объединенный русско-турецкий отряд: два линейных корабля и два фрегата — направляем на остров Левкас под началом капитана Дмитрия Николаевича Сенявина. Греческие повстанцы выступают одновременно с появлением кораблей наших. На Китире Дармарос сие обеспечит, на Закинфе — граф Макрис, на Кефаллонию мы направляем капитан-лейтенанта Ричардопулиса, на Левкасе нас тоже ждут. Итак, следует десанты высадить, ежели не удастся с ходу овладеть островом — оттеснить с помощью повстанцев французов в крепость, осадить их и, ожидая подхода эскадры, устроить бомбометание. Эскадра своими пушками дело завершит. Затем все под Корфу двинемся. Я сей план предварительно согласовал с адмиралом Кадыр-беем и посему выступаю от нас двоих совместно.
Осанистый и крепкий Кадыр-бей покивал головой в сторону Ушакова уважительно. С ним у Федора Федоровича сразу как-то заладилось. Кадыр-бей был внимателен, старался понять замысел, не чванился, на первенство русского адмирала не обижался. Ушаков же своим главенством, определенным с согласия султана, не давил, не кичился, советовался в главном и зато ощущал постоянно дружелюбие турецкого флотоводца. Не то был его заместитель, вице-адмирал, или, по-турецки, патрона, Шеремет-бей. Томара уведомил Ушакова, что Шеремет весь купается в английском золоте. Но Шеремет-бей не только английским золотом упивался. Он всякое золото любил. Не был он ни рабом старых обычаев, ни горячим сторонником замышляемых Селимом III реформ. Был он просто хищник, вурдалак у султанского трона, воплощение коварства и зависти. Ни на минуту не сомневался он, что и другие живут по таким же законам. И еще ему хотелось занять место Кадыр-бея. Тогда, может быть, и он смирился бы с Ушак-пашой, но сейчас всячески хотел столкнуть двух адмиралов, досадить им и вредить Кадыр-бею во всем. Решил доносить на него в Стамбул, если он будет в чрезмерном согласии с Ушаковым. Доносить и тогда, когда они придут в столкновение. Порта должна быть недовольна Кадыр-беем. Кадыр-бей должен быть недоволен Ушак-пашой. Русский адмирал должен сердиться на Кадыр-бея. Своим помощником он считал Махмуда Раиф-эфенди — представителя Высокой Порты по дипломатическим вопросам при Кадыр-бее. Раиф-эфенди был враг Ушакова и союза с Россией. Однако человек он был не без принципов. Его кумиром была Англия. Он провел там несколько лет послом и хотел, искренне хотел, чтобы Селим III перестроил всю Османскую империю на английский манер. Конечно, было это невозможно. Но Махмуд Раиф-эфенди этого хотел так страстно, что заслужил в народе прозвище Инглиз (англичанин). Ушаков кое-что ведал о сих «союзных головах», но виду не подавал, был учтив и предупредителен. Ссору раньше времени не раздувал. Раиф-эфенди не выдержал первый, сорвался и как-то по-петушиному вначале по-английски, а потом по-турецки зачастил:
— Почему с Сорокиным идет такая малая часть кораблей? Ведь Египет — боль нашей империи, и мы должны по-настоящему помогать нашим доблестным союзникам — англичанам!
Федор Федорович постучал трубкой, встряхивая тлеющий табак, затянулся, выпустил струю густого дыма и только после этого рассудительно, как бы увещевая неприлежного ученика, объяснил:
— Сие количество согласовано на переговорах в Константинополе. А Балканы и бывшие Венецианской Албании острова тоже наша всеобщая боль, забота Оттоманской Порты, ибо французский генерал Бонапарт еще год назад сказал, что острова Корфу, Занте, Кефаллония дают ему господство в Адриатическом море и Леванте и имеют для французов большее значение, чем вся Италия. Так что тут наша миссия значительна и важна.
Раиф-эфенди смутился, слова Бонапарта ему были неизвестны, да он и сам понимал, что от Ионических островов до Египта рукой подать. Не смутился, однако, Шеремет-бей и решил, что пора забивать клинья в союз двух адмиралов. Голос у него был какой-то писклявый, верткий, раздражал Ушакова.
— Доблестный адмирал, ваша военная хитрость известна нам, ныне вы и общую власть имеете, отряжаете приказом своим наши корабли для взятия островов. Известно, что наши великие монархи во всем нашем предприятии равенство положили, как закон общий. Однако же турецких кораблей меньше в отрядах получилось. Не обидим ли наших доблестных турецких капитанов, не нарушим ли дух великого согласия?
Ушаков сразу понял, что этот улыбчивый и льстивый турок — главная опасность, в нем сидит враг, которого надо сразу принимать во все стратегические расчеты. «Не поворачиваться кормой — расстреляет. Бить надо нахала, — решил про себя. — Ладно, мы тоже не лыком шиты». Начал, как восточный человек, издалека, с пышных слов и восторгов.
— Великое провиденье божье свело нас вместе в небывалую сию экспедицию, и наши высокочтимые монархи о многом договорились, что нам известно. О многом им только известно. Но их мудростью мы посланы в этот поход, их мудростью назначен я командиром совместной эскадры и их мудростью руководствуюсь, создавая отряды для взятия островов, и на них уповая, в военных действиях опираюсь... И тот, кто на мои решения покушается, на монаршьи указы нападает. Что касается уважаемого патрона, то я думаю, что он со мной в целом согласен, а о мелочах договоримся!
Шеремет-бей закивал головой, видно было, как кончики ушей у него покраснели. Ушакову показалось, что Кадыр-бей удовлетворенно подмигнул ему, однако патрона оружие еще не сложил.
— Не следует ли нам, славный адмирал, выразитель воли наших правителей, брать острова каждой эскадре отдельно? Керкиру и Левкас турецкой, Занте и Кефаллонию русской, дабы не возникло соперничества и ссоры из-за трофеев.
Ушаков понимал, что свершить это ни в коем случае нельзя. В турецких морских командах полно головорезов и башибузуков. Они начнут резать и грабить по старой привычке всех «неверных» — и французов и греков. Сразу возникнет недоверие у ионитов. Из союзников — врагов можно получить. Согласие в эскадре даст трещину, а может и развалиться. Нет, допустить этого нельзя. Но и сказать истинную причину, что греки турков боятся и ненавидят, тоже нельзя. Шеремет-бей сразу загалдит, подговорит Кадыр-бея жаловаться на недоверчивость и неучтивость русских, на предпочтение грекам перед союзниками.
— Силы держать в кулаке буду и употреблять только по военным соображениям, не различая, где какой корабль, ибо так поручено нам нашими монархами! Призов же никаких от местного населения не предлагаю. Ибо едем мы не как захватчики, а как защитники и освободители. Так что и делить нечего.
Шеремет-бей закивал преданно головой, давая понять, что во всем согласен с русским адмиралом и готов следовать его приказам. Ясно стало и то, что его отныне надо приплюсовать к вражескому стану, упреждать, не давать возвыситься, иначе вред причинит больше, чем самый дерзкий неприятель. Решил не углублять пропасть, сделать вид, что ничего не произошло, обратился к командирам русских и турецких кораблей:
— Соблюдать дисциплину и порядок следует в походе, не обижать жителей. Мы с мирными обывателями не воюем! Вам же, уважаемые командиры Шостак и Поскочин, предписываю склонить жителей к действиям против французов. На Китире же надо, чтобы они неприятеля принудили сдаться пленными или истребили... А вообще к себе французов не допускали бы, а приходящие к острову суда брали бы в плен. Нужно по важности обстоятельств в сие действие уговорить и понудить обывателей, чтобы не только участвовали в деле, но и всякую помощь делали бы, всеми силами и возможностями вам помогали.
