Жизнь пчел является ярким примером инстинктивного образа действий, который представляет собой не проявление особой божественной силы, как это утверждают церковники и представители идеализма (Бергсон, Фрейд и др.), а сложную, строго последовательную цепь действий, вызванную к жизни системой внешних и внутренних раздражителей. Эта цепь почти не изменяется и передается по наследству из поколения в поколение. Стоит только в каком-либо месте этой цепи изменить условия или заменить их другими, как она разрывается или теряет свой жизненный смысл. Так, например, опыты показали, что многие осы и пчелы заделывают ячейку даже в том случае, если мед оттуда извлечен. Гагара насиживает пустое место, хотя яйца, отодвинутые всего на несколько сантиметров, лежат тут же рядом. И это верно не только для насекомых и птиц, но в значительной мере и для всех высших животных. Родившийся в неволе бобр в первую же осень начинает строить себе хатку, несмотря на то что никто его этому не учил и в ней просто нет никакой надобности. Тот же бобр, выпущенный на волю, рыл себе норы, хотя до сих пор жил в каменном бассейне.

Шимпанзе, например, каждый день строят себе гнезда. Они очень умело отбирают нужный строительный материал, подготавливают его (обрывают ветки, переламывают толстые сучья), учитывая при этом его свойства. Глядя на все эти действия, некоторые ученые приходили в восхищение и считали, что они руководствуются разумом, сознанием цели и средств ее выполнения, а не биологическими потребностями и инстинктами. Однако опыты убедительно показывают, что это совсем не так.

Известная советская исследовательница поведения обезьян Н. Н. Ладыгина-Котс доказала, что гнездостроительная деятельность шимпанзе, не говоря уж о других животных, представляет собой в основном инстинктивную деятельность. Рожденные в неволе шимпанзе, никогда не бывавшие в лесах и не видевшие, как строятся гнезда, при наличии подходящего материала сразу же приступают к его постройке. При этом они выбирают в основном те же материалы и применяют те же приемы, что и взрослые шимпанзе, находящиеся в естественных условиях: всегда строят гнезда в самом темпом углу клетки, что соответствует полутьме, царящей среди ветвей, придают ему форму круга и т. д.

Нет особой нужды доказывать, что поведение нормального человека вовсе не обусловливается инстинктами, как это утверждают буржуазный ученый Фрейд и его последователи. Оно, как мы покажем дальше, определяется прежде всего нуждами того коллектива, в котором живет человек, моральными требованиями поведения, предъявляемыми им к каждому своему члену.

Можно ли из такой инстинктивной обусловленности поведения высших животных сделать вывод о том, что юно не отличается от поведения низших животных? Конечно, нет. Легко заметить, что в отличие от насекомых действия высших животных в неизмеримо большей степени определяются их индивидуальным опытом, приобретаемым в течение жизни особи. И чем сложнее устроены мозг и нервная система животного, тем более значительную роль в его поведении играет данный опыт. Взрослые шимпанзе значительно быстрее молодых строят гнезда, они получаются более прочными и удобными, взрослые намного лучше разбираются в бесчисленных видах растений — полезных и вредных. Эта особенность поведения позволяет высшим животным гораздо быстрее и лучше приспособляться к окружающим условиям, чем насекомым и другим низшим животным, руководствующимся инстинктом.

Большой интерес в этом отношении представляют опыты над шимпанзе, проводившиеся под руководством И. П. Павлова в Колтушах (под Ленинградом) его учениками Э. Г. Вацуро и другими. Приведем описание одного из многочисленных опытов: «Жаркий летний день. На озере в 15–20 м от берега и на расстоянии 5 м друг от друга установлены два плота. На одном из них лежит Рафаэль. Ему жарко. Он все время меняет положение, подставляя под солнечные лучи то бока, то грудь. Время от времени обезьяна опускает в озеро руку и опрыскивает себя холодной водой. Иногда она поднимается, садится на край плота и черпает воду стеклянной банкой. В это время к плоту подплывает лодка с экспериментатором, который ставит на него заряженный «аппарат с огнем» и кладет связанные бамбуковые шесты (ими Рафаэль обычно пользуется для перехода с одного плота на другой).

Затем лодка подходит к соседнему плоту; здесь устанавливается бак с водой. Обезьяна некоторое время смотрит на огонь, затем на фрукт, виднеющийся в отверстии аппарата. Так проходит 3–5 секунд. Но вот Рафаэль встал, держа в левой руке банку. Подойдя к краю плота, он берет правой рукой бамбуковый шест и пытается перекинуть его на соседний плот. Операция не удается — мешает банка. Переложив ее из руки и ногу, обезьяна удачно перекидывает шест на другой плот, переходит на него, наливает в банку воду из бака и, вернувшись обратно, пытается залить огонь. Воды не хватает. Рафаэль вновь переходит на плот с баком, опять набирает в банку воды и наконец заливает огонь в аппарате»[16].

Мы остановимся дальше на отличии такого поведения от поведения человека. Однако нельзя не восхититься сложностью действий Рафаэля. Он, как и человек, учитывает соотношения предметов, использует их свойства, проделывает целый ряд соединенных друг с другом действий, которые не связаны с непосредственным удовлетворением его биологических потребностей. И. П. Павлов усматривал в таком поведении наличие «действенного», «предметного» мышления.

Опыты с шимпанзе Рафаэлем

Таковы данные науки о предыстории человеческой психики. Они раскрывают перед нами картину усложнения поведения животных от простейших инстинктов до очень сложных форм индивидуальных действий, во многом сходных с человеческими. Отмечая этот факт, Энгельс писал: «Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности…»[17]. Как видим, и здесь современные богословы, пытающиеся оторвать сознание человека от психики животных и тем самым представить его как результат творения бога, терпят полное фиаско.

Совместный труд, как мы знаем, заставлял формировавшихся людей постоянно обмениваться мыслями, понимать цели действий других членов коллектива, передавать накопленные знания подрастающему поколению. Без сознания это было бы невозможно. Необходимость зарождавшегося сознания для существования и развития общества очень хорошо выразил известный английский археолог В. Гордон Чайлд. Отмечая тот общеизвестный факт, что люди должны постоянно учиться, охотиться, изготовлять оружие, непрерывно делать всё новые открытия, а также невозможность передачи знаний прямо по наследству детям, он подчеркивает: «Крайне невероятно, чтобы каждое поколение гоминид (т. е. формировавшихся людей. — Д. Г.) самостоятельно приходило ко всем этим открытиям. Гораздо более вероятно, что учились у предшествующего, что делать и как делать. В таком случае должна была существовать общественная преемственность и точная передача приобретенных навыков»[18].

Без сознания нельзя изготовить даже самые простые орудия. Во-первых, надо было, чтобы первобытный мастер, изготовляя рубило, осознал необходимость данного орудия для удовлетворения потребности стада в изготовлении дубин, разрубания костей и т. п., т. е. осознал общественную потребность в нем. Только тогда он мог отвлечься от своих биологических потребностей и приступить к работе. Во-вторых, он должен был на основании своего опыта и знаний установить строгий порядок своих действий (выбор камня, черновая обработка, нанесение ряда последовательных ударов различной силы в разные точно определенные точки камня). А это значит, что в процессе труда работник обязательно имеет сознательную цель, которая определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю.