У него был злой и угрюмый вид, его небольшие черные
глаза сверкали мрачным огнем, взгляд был таким же
недобрым, как и улыбка. Он был мал ростом, коренаст
и некрасив, но не так изысканно и очаровательно некра
сив, как Пушкин, а некрасив очень грубо и несколько
даже неблагородно.
Мы нашли его не прикованным к постели, а лежа
щим на койке и покрытым солдатской шинелью. В таком
положении он рисовал и не соблаговолил при нашем
приближении подняться. Он был окружен молодыми
людьми, и думаю, ради этой публики он и был так мра
чен по отношению к нам, пришедшим его навестить.
Мой муж обратился к нему со словами привета
и представил ему новую кузину. Он смерил меня с голо
вы до ног уверенным и недоброжелательным взглядом.
Он был желчным и нервным и имел вид злого ребенка,
избалованного, наполненного собой, упрямого и непри
ятного до последней степени.
Мы его больше не видели и совершенно потеряли
из виду, так как скоро покинули Петербург, а когда
мы туда вернулись, мы там его уже не нашли.
Я видела его еще только один раз в Москве, если
не ошибаюсь, в 1839 году; он уже написал своего «Героя
нашего времени», где в лице Печорина изобразил самого
себя 3.
На этот раз мы разговаривали довольно долго и тан
цевали контрданс на балу у Базилевских (мадам Бази-
левская, рожденная Грёссер).
Он приехал с Кавказа и носил пехотную армейскую
форму. Выражение лица его не изменилось — тот же
мрачный взгляд, та же язвительная улыбка. Когда он,
небольшого роста и коренастый, танцевал, он напоми
нал армейского офицера, как изображают его в «Горе
от ума» в сцене бала.
163
У него было болезненное самолюбие, которое причи
няло ему живейшие страдания. Я думаю, что он не мог
успокоиться оттого, что не был красив, пленителен, эле
гантен. Это составляло его несчастие. Душа поэта пло
хо чувствовала себя в небольшой коренастой фигуре
карлика. Больше я его не видела и была очень потря
сена его смертью, ибо малая симпатия к нему самому
не мешала мне почувствовать сердцем его удивитель
ную поэзию и его настоящую ценность.
Я знала того, кто имел несчастье его у б и т ь , — незна
чительного молодого человека, которого Лермонтов
безжалостно изводил. <...> Ожесточенный непереноси
мыми насмешками, он вызвал его на дуэль и лишил
Россию ее поэта, лучшего после Пушкина.
A. M. МЕРИНСКИЙ
M. Ю. ЛЕРМОНТОВ В ЮНКЕРСКОЙ ШКОЛЕ
Нередко приходится слышать от любителей русской
литературы сетования о том, что в печати так мало со
общено биографических сведений о поэте Лермонтове;
но их не могло много и быть: поэт наш так мало жил! —
двадцать шесть лет и несколько месяцев. Собственно
говоря, жизнь его в обществе началась с выпуска его
из юнкерской школы и продолжалась шесть с полови
ною лет: он был произведен в офицеры в конце 1834 го
да 1, а 15 июля 1841 года был убит. Постараюсь
передать немногое, что помню из юнкерской жизни
Лермонтова, с которым я в одно время находился
в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских
юнкеров.
В 1832 году Михаил Юрьевич Лермонтов, опреде
ляясь в лейб-гвардии Гусарский полк, поступил в гвар
дейскую школу. В то время гвардейские юнкера не
состояли при своих полках, а все находились в озна
ченной школе, где должны были пробыть два года,
по прошествии которых выдержавшие экзамен произ
водились в офицеры. Поступали туда не моложе сем
надцати лет.
Между товарищами своими Лермонтов ничем не вы
делялся особенно от других. В школе Лермонтов имел
страсть приставать с своими острыми и часто даже
злыми насмешками к тем из товарищей, с которыми он
был более дружен. Разумеется, многие платили ему
тем же, и это его очень забавляло. Редкий из юнкеров
в школе не имел какого-либо прозвища; Лермонтова
прозвали Маёшкой,уменьшительное от Маё — назва
ние одного из действующих лиц бывшего тогда в моде
165
романа «Notre-Dame de Paris» *, Маё этот изображен
в романе уродом, горбатым 2. Разумеется, к Лермон
тову не шло это прозвище, и он всегда от души смеялся
над ним. Лермонтов был небольшого роста, плотный,
широкоплечий и немного сутуловатый. Зимою в боль
шие морозы юнкера, уходя из школы, надевали шинели
в рукава, сверх мундиров и ментиков; в этой форме он
действительно казался неуклюжим, что и сам сознавал
и однажды нарисовал себя в этой одежде в карикатуре.
Впоследствии под именем Маёшки он описал себя
в стихотворении «Монго». «Монго» — тоже школьное
прозвище, данное Алексею Аркадьевичу Столыпину,
юнкеру лейб-гвардии Гусарского полка. Столыпин был
очень красив собой и очень симпатичен. Название
«Монго» взято было также из какого-то французского
романа, в то время бывшего в большом ходу, один
из героев которого носил это имя.
Лермонтов не был из числа отъявленных шалунов,
но любил иногда пошкольничать. По вечерам, когда
бывали свободны от занятий, мы часто собирались
вокруг рояля (который на зиму мы брали напрокат);
на нем один из юнкеров, знавших хорошо музыку,
аккомпанировал товарищам, певшим хором разные
песни. Лермонтов немедленно присоединялся к пою
щим, прегромко запевал совсем иную песню и сбивал
всех с такта; разумеется, при этом поднимался шум,
хохот и нападки на Лермонтова. Певали иногда роман
сы и проч., которые для нашей забавы переделывал
Лермонтов, применяя их к многим из наших юнкеров,
как, например, стихотворение (ходившее тогда в ру
кописи), в котором говорится:
Как в ненастные дни
Собирались они
Часто... и проч. 3.
Названия этого стихотворения не помню, переде
ланное же Лермонтовым слишком нескромного содер
жания и в печати появиться не может.
У нас был юнкер Ш<аховско>й, отличный товарищ;
его все любили, но он имел слабость сердиться, когда
товарищи трунили над ним. Он имел пребольшой нос,
который шалуны юнкера находили похожим на ружей-
* «Собор Парижской богоматери» ( фр.) .
166
ный курок. Шаховской этот получил прозвище курка
и князя носа. В стихотворении «Уланша» Лермонтов
о нем говорит:
Князь-нос, сопя, к седлу прилег —
Никто рукою онемелой
Его не ловит за курок.
Этот же Шаховской был влюбчивого характера; бы
вая у своих знакомых, он часто влюблялся в молодых
девиц и, поверяя свои сердечные тайны товарищам,
всегда называл предмет своей страсти богинею. Это
дало повод Лермонтову сказать экспромт, о котором
позднее я слышал от многих, что будто экспромт этот
сказан был поэтом нашим по поводу ухаживания моло
дого француза Баранта за одною из великосветских
дам. Не знаю, может, это так и было, но, во всяком
случае, это было уже повторение экспромта, сказанного
Лермонтовым, чтобы посердить Шаховского для забавы
товарищей. Сообщаю ниже этот экспромт, нигде не на
печатанный; прежде же того позволю себе объяснить
читателю, в чем дело. В юнкерской школе, кроме ко
мандиров эскадрона и пехотной роты, находились при
означенных частях еще несколько офицеров из разных
гвардейских кавалерийских и пехотных полков, кото
рые заведовали отделениями в эскадроне и роте, и при
том по очереди дежурили: кавалерийские — по эскад
рону, пехотные — по роте. Между кавалерийскими
