В ночь на 20 января 1884 года из-за опрокинутой опиумной лампы вмиг загорелся дом на углу Чайна-стрит и Карпентер-стрит, где сейчас находится бакалея с буфетом. Немедля загудели гонги, но еще до прибытия доставленного полицией насоса полыхал уже весь квартал от Рок-роуд до Бишопсгейт-стрит. То был Великий кучингский пожар: перекидываясь через узкие базарные улочки, красный дракон пожирал все на своем пути. Будто бомбы, взрывались ящики с перцем. Цыплята перелетали с одного двора на другой, превращаясь в живые факелы. В русла улиц хлынула орущая толпа. Огонь бушевал почти пять часов и даже угрожал расположенному у реки главному базару, но вдруг резко переменился ветер. Многие потом рассказывали, что видели, как огню приказал угаснуть бог Куэк Сенг Онг в облике ребенка - в красном чепчике и с Тигровым знаменем. С неба действительно обрушился сильный ливень, но к шести утра на месте двухсот некогда обитаемых, а ныне уничтоженных пожаром прилавков и магазинов остался лишь холм мокрой золы. Полным ходом шло разграбление. Ростовщики спешили погрузить свои сундуки и не истребленное огнем добро на направлявшиеся в Сингапур суда, а там - поминай, как звали. Нескольких все же сцапала полиция раджи. Как всегда и везде в подобных случаях, совершались тайные подлости и неведомые подвиги.
Кошка жестоко пострадала. Нужно было восстанавливать город, и раджа отдал приказ, сохранившийся как в летописях градостроительства, так и в анналах синтаксиса: отныне все деревянные дома должны стать кирпичными! Прежде всего, заменили атап крышами из белиана - непортящейся и трудно воспламеняемой сверхпрочной древесины. Белый раджа провел важные работы по осушению и налаживанию путей сообщения. Для расширения торговых улиц он приказал построить вдоль лавок пятифутовый проход - остатки этого старого каки лима еще сохранились в центре. Не прошло и года после бедствия, а на новой Онг-Эве-Хай-стрит уже стояли больше сорока торговых домов. Тем не менее, реконструкция растянулась на несколько лет, ведь спрос на кирпич значительно превосходил его производство. Глину тогда привозили из Танах-Лутеха, но жители Кучинга иногда предпочитали извлекать белую гончарную из старых фундаментов на Вайянг-стрит и, смешивая с известью, лепить из нее кирпичи.
Кучинг уже становился настоящим городом, построенным по образцу нормандской ратуши, подсмотренной на присланной Лекоку почтовой открытке, - с резиденциями и парками, школами и музеем, с Большой мечетью (не считая маленькой индийской, спрятанной в глубине голубого лабиринта), Судом и резиденцией епископа со стрельчатыми аркадами и красными верандами. То было весьма оживленное поселение с центральным рынком, для которого Чарльз сам выбрал мраморные прилавки, судостроительными верфями, пляшущими на своих отражениях сампангами и розово-зелеными храмами, где в облицованных камнями бассейнах плавали черепахи, а под фризами из искусственного мрамора с мчащимися по ним тиграми и божествами играли в мяч каменные львы. Там был даже свой отель «Герб Раджи» - с четырьмя номерами, бильярдной и залом, где за дешевым джином могли собираться офицеры-холостяки. Кучинг... Пожалуй, не самый красивый город, даже несмотря на тенистые проспекты и классицистическую колоннаду Почтамта, однако полный жизни и, несомненно, оригинальный, он навсегда сохранил двойную печать Чарльза Брука и Китая-Батюшки.
— Если его отец - не архиепископ Кентерберийский, тогда им должен быть Джек-Потрошитель.
— По слухам, это Макота, - поправил педантичный Чарльз.
— В любом случае, брунейский палач наверняка уже готовит свои праздничные чашки, - возразил новый секретарь раджи Харви. У этого высокого насмешливого типа носки всегда опускались на полотняные ботинки табачного цвета бесформенным каскадом.
Сидя за псевдотюдоровским письменным столом и наполовину прикрывая желтым пушком на голове вырезанный на спинке большого готического стула герб, раджа внимательно рассматривал носки Харви. Он решил, что они, вероятно, куплены по сходной цене, возможно даже, по случаю (так сказать, «с ног»), и уважение Чарльза к этому человеку значительно возросло. Главное - уметь воспользоваться случаем. Разве не он первым приобретал уцененные Брунеем товары?,. Пару лет назад, пока Чарльз находился в Великобритании, несколько его подданных были злодейски убиты в трусанском бассейне подвластными Брунею мурутами. Стремясь избежать опасных осложнений, законный наследник Хашима Джелала предложил уступить за скромное вознаграждение весь район. Чарльз поспешил согласиться и заграбастал вдобавок лимбангский округ. Хотя законность его прав страстно оспаривала клика пенгиранов, впоследствии Хашим Джелал взошел на трон. Мятежи вспыхивали в лимбангском округе, словно петарды, и Чарльз решил вернуть его владельцам. Но уцененный товар возвращению или обмену не подлежит, да и, в любом случае, раджа вынужден был признать, что поспешно спускаемые по дешевке подержанные вещи почти всегда обладают каким-нибудь серьезным изъяном, как, например, носки мистера Харви. Тогда Чарльз попытался сбыть Лимбанг Великобритании, но она отказалась. С тех пор положение существенно изменилось, и, видя, что район (который еще можно усмирить, почему нет?) является прочным шарниром в сочленении раджа, Чарльз порадовался, что все же его сохранил.
О quanto mobile sono le dooooone...
Пришивая разрозненные пуговицы, Лекок слушал, как в ду́ше поет Белый раджа. Англия обеспечила независимому Саравакскому государству защиту и взяла под свой протекторат Бруней. Чарльз ждал этого довольно давно. После официально признанной Форин Оффисом аннексии Лимбанга радж прочно укрепился в территориальных границах, за которые после приобретения в 1905 году Лаваса больше не выходил. В связи с заключением соглашений британское правительство даже было вынуждено пойти на запоздалый, но эффектный шаг и с неохотой наградило Чарльза БКМГ[81]. Таким образом, вопреки нелепостям и непоследовательностям, а также милостью Льва и Единорога, все шло, пусть наперекосяк, но зато к высшему для раджа благу.
— Не желает ли ваше высочество проверить? - Придвинув к радже кипу бумаг, спросил Харви.
Его высочество этого желал, тем более что речь шла о документах, ратифицировавших весьма занятные операции. Под сурдинку Чарльз скупал горнопромышленные концессии у генерального директора одиозной «Британской компании Северного Борнео», не информируя об этом административный совет: такое исполненное угольно-черного юмора положение однажды с изумлением констатировал британский губернатор Муары. После этой подножки от конкурирующей компании «Компания Борнео» сама открыла золотые рудники в районе Бау, где уже разрабатывала цианистые месторождения, и в ноябре 1893 года раджа торжественно открыл «Золотые прииски БКЛ». Горнорабочими, как всегда, были китайцы, которые, как всегда, поддерживали вековую традицию тайных обществ.
Начавшаяся тогда в Азии и продлившаяся до 1896 года экономическая депрессия, вероятно, повлияла на доходность муарских угольных шахт, но, видимо, не подорвала экономический подъем раджа в целом и не нарушила кучингский жизненный уклад. Улицы надолго сохранили свой внешний вид: запряженные волами повозки, маленькие конные андонги с двумя скамейками, на которых пассажиры сидели спина к спине, и недавно вошедшие в обиход рикши. В городе ощущался дух времени, тайной преемственности, мешавшей вещам изменяться слишком быстро и придававшей внешний облик этой стране. Каждое утро Борнео раскрывался, подобно чашечке цветка, и каждый вечер летучие мыши полосовали небо огненным фиолетом в бескрайнем полете, а улицы наполнялись звуками гонгов и красными отблесками харчевен.
Преемственность - это, конечно, прекрасно, но нужно еще организовывать перевозки, строить железные дороги и вокзалы. Строить... Встретив в библиотеке Маргарет, Чарльз уже представлял себе, как под огромными сводами из чугуна и стекла пыхтят паровозы.
