Гарри оставался с рани: потемнев от пота и осоловев от болеутоляющих, она впала в полузабытье и лежала у себя в каюте. Над принимавшим цвет крови морем садилось огромное пурпурное солнце. Где-то утомленно поскрипывала цепь. Скрестив руки за спиной и сцепив пальцы, Чарльз держался в стороне. Когда на «Гидаспе» отдали последние почести, парившая над рангоутом морская птица улетела прочь, быстро взмахивая кры-лами. Раджа заметил, что один из трех свертков больше остальных.

На меня вчера Кратил

Нежный взор свой обратил…

Его бросили в воду последним. Чарльз смотрел на море. Оно показалось ему незнакомым.

У себя в каюте он обнаружил, что ладони окровавлены.

Она вошла в сопровождении двух собачонок и, опираясь о прорезиненную трость, под шорох фаевых юбок грузно уселась за письменный стол.

— Когда же эти Бруки перестанут наконец плести интриги?... Во времена моей молодости этим занимался дядя, а теперь его сменил племянник.

— Вероятно, ваше величество еще не знает поступивших из Лабуана последних известий, - натянуто произнес лорд Дерби. - Заявляя, что Бруней сам перед ним в долгу, мистер Брук не только отказывается платить султану установленный налог, но еще и угрожает репрессиями, от которых он воздержится, только если Муним уступит Барам без британского согласия. Этот поступок - форменный шантаж, да простит мне ваше величество столь сильное выражение.

— При обозначении подобных действий ни одно выражение не может быть достаточно сильным или резким.

— Все это очень прискорбно, - сказал Дизраэли, чей голос доносился словно со дна колодца, - тем более что Форин Оффис ничуть не уверен в наследственном праве мистера Брука.

Лорд Дерби уставился на свои туфли. В глубине души он считал титул мистера Брука почти таким же сомнительным и искусственным, как титул Императрицы Индии, которым недавно, стремясь упрочить британский авторитет в этой стране, наградили Викторию, притом, что королева даже не имела права носить его в Англии.

Виктория вспылила:

— Скандальное правосудие Бруков.

— Это еще мягко сказано, сударыня, - устало проведя по своему пергаментному лбу мумифицированной рукой, подтвердил Дизраэли.

Он вспомнил, как несколько месяцев назад встречал этого мистера Брука, оказавшегося не таким уж чистосердечным. Чарльз тогда по оплошности не предоставил к услугам лорда Чемберлена своего адъютанта для подготовки собственного визита к королеве и, нарушив это незыблемое правило для всех властителей, просто передал заявку за подписью: Ч. Брук, раджа Саравака. Ну и чего еще мог ожидать мистер Брук, кроме сдержанного приема? Да и откуда придворным знать, говорила рани, о Саравакском государстве, если он никогда о нем не рассказывал? «Они должны знать о нем абсолютно всё даже без моих напоминаний», - орал Белый раджа.

Этот промах был внимательно подмечен двором, и Виктория иронично заявила, что рада принять «мистера Брука, раджу Саравака». Чарльзу ясно дали понять, что он остается частным лицом, и лишь в правление Эдуарда VII мистеру Бруку пожаловали придворный чин, следовавший непосредственно за царствующими магараджами.

С тех пор отношения между Короной и Белым раджей заметно ухудшились, особенно, когда он попросил отдать под его протекторат весь Бруней или позволить Сараваку принимать любые равноценные меры. Британское правительство подняло большой шум и, как никогда, упорствовало в своем вето на любые территориальные изменения, что, естественно, касалось и приобретения Барама. Сколько бы ни толковали о шантаже, в 1856 году Пальмерстон применил точно такой же метод, разъясняя Омару Али, что аннексия Лабуана - это цена за британское прощение.

Именно тогда Чарльза назначили Командором итальянской Короны, он случайно узнал о гибели Рейбена Джорджа Брука, пропавшего без вести во время кораблекрушения на пути в Австралию, и тогда же рани Маргарет подарила ему сына. С самого рождения в Лондоне 26 сентября 1874 года Чарльз Вайнер де Виндт Брук был награжден титулом раджи муды и приравнен к законному наследнику. Когда следующей весной его родители вернулись в Саравак, ребенка поручили заботам Макдугаллов, удалившихся в Шоруэлл на острове Уайт. Эти не уберегшие ни одного из своих многочисленных чад и теперь уже постаревшие Филемон и Бавкида жили в прелестном доме с нависающей над маленькими глазами-окнами крышей, который приседал до земли в зарослях гортензий и штокроз.

Радж оставался незащищенным от сомнительного соседства. Сам он не был предметом непосредственного вожделения, однако неясное положение Брунея всегда привлекало толпы мечтавших сорвать большой куш авантюристов: история сэра Джеймса Брука у многих распаляла воображение. Бруки были не единственными Белыми раджами, хоть этот титул и принадлежит им по праву. Например, управляющий британской колонией на Борнео Александр Хэйр стал раджей, занимался работорговлей, проводил жизнь в праздности и кутежах, а впоследствии прозябал на одном из Кокосовых островов и умер в нищете на Суматре. Преподобный отец Карлос Квартерон, тоже торговец, а на досуге мелкий пират, нашел клад, стал главой католической миссии Лабуана, вел жизнь раджи и до самых седин работал двойным агентом - на манильское правительство и против манильского правительства, живо интересовавшегося в ту пору тогда архипелагом Сулу. Уильям Ч. Кауи, Карл Шомбург и капитан Росс жили по-королевски и под успокоительной ширмой «Лабуанской торговой компании» вели торговлю оружием между Сабахом и султанатом Сулу, который Испания как раз пыталась подвергнуть блокаде. Уволенный из Американского флота моряк Клод Ли Мозес выдавал себя при дворе брунейского султана за консула Соединенных Штатов и, ссылаясь на американский договор 1850 года, добился концессии, которую поспешно сбыл с рук некоему Джозефу Торри. Сам же Торри купил у султана титулы раджи Амбонга и Маруду, а также магараджи Сабаха. Наконец, самым опасным и хитрым из всех был фон Овербек - бывший капитан китобойного судна в Беринговом проливе, бывший торговец опиумом в Гонконге и бывший консул Австро-Венгрии, получивший на этом последнем посту титул барона. Такая вот душевная компания.

Каким бы пронырливым ни был Чарльз, он не Умел, в отличие от мистера Торри и барона фон Овербека, плести пестрые узоры перед султаном Мунимом, который, со своей стороны, искал оптимальный способ продавать разным людям одни и те же концессии и дворянские титулы. Так или иначе, в конце 1877 года барон и его Гонконгский коммандитист, крупный торговец опиумом Альфред Дент приобрели у султана и его военного министра огромную территорию, включающую весь северо-восток Борнео, побережья Китайского моря, морей Сулу и Сулавеси. То был отхваченный темным способом большой кусок, чьи обладавшие абсолютным правом собственности покупатели пользовались всеми связанными с верховной властью доходами и правами, не говоря уж о привилегии чеканить монету, взимать таможенные пошлины и содержать армию. Досадная деталь - большинство уступленных стариком Мунимом территорий принадлежали его соседу султану Сулу, человеку бывалому: он и сам нередко распоряжался правами на подчинявшийся банджермасинскому султану район Бероу. Поэтому он благожелательно отнесся к фон Овербеку, когда тот предложил второй акт о передаче. Все шло как по маслу, и участие британского подданного Альфреда Дента придавало затее типично английский характер; можно было также рассчитывать на активную помощь нового губернатора Лабуана сэра Уильяма Худа Тричера.

В ответ на эту грозную новость Испания, Соединенные Штаты и Голландия заявили бурный протест и пригрозили санкциями, но затем мало-помалу угомонились. Белый раджа Саравака был не столь уступчивым соседом. Он напомнил о знаменитом договоре 1847 года и на шумной встрече даже попытался переубедить сэра Уильяма Худа Тричера. «Компания Борнео» ссудила Чарльзу двадцать тысяч фунтов стерлингов, с помощью этой суммы он надеялся окончательно подорвать влияние Дента и вынудить Мунима отказаться от северного побережья до самого Маруду. Тогда султан склонился бы к переговорам и даже, возможно, включил бы в соглашение Барамский бассейн, племена которого открыто бунтовали против его юрисдикции. Этот план в очередной раз сорвало вмешательство сэра Уильяма.