— А какой у Ланселота Озерного был талисман? Зубы врагов или волосы?
Чарльз никогда не задавал себе этот вопрос.
— Ну... но... волшебные слова, формулы... А главное - найденные на гребне у чудодейственного источника волосы любимой... Он хранил их «между рубашкой и плотью».
— Вот как...
После страстных объятий они лежали и пересказывали друг другу легенды. Рыцари Круглого стола заседали в крепости или натыкались в заколдованных джунглях на волшебные глиняные кувшины и призраки великих вождей. Мавар всегда хотелось подробностей: какая прическа была у королевы Джиневры? Король Артур еще не лишился глаза? Ну и Ланселот, ах, Ланселот, мой милый Ланселот...
Затем рассказывала она:
— Как-то раз, когда начался дождь, один старик причалил к берегу. Он увидел питона и убил его своим парангом. Ночью питон явился к нему и сказал, что превратился в черный кувшин, а старик должен забрать его к себе. Человек вышел на берег, нашел кувшин в том месте, где убил питона, и взял его. С тех пор прошло много лет, но кувшин по-прежнему зовется Канан-Бенгохан и изрекает пророчества.
Однажды Мавар играла с часами, Чарльз отстегнул толстую золотую цепочку и сделал из нее ожерелье. Девушка сначала не поверила, но потом несказанно обрадовалась, и он рассмеялся вместе с нею. Счастливые деньки.
В то утро Чарльз разрабатывал стратегический план, как вдруг пришел сержант и сообщил ему новость, которую он отказывался понимать.
— Они подожгли Луанг!
Чарльз посмотрел на офицера так, словно тот сказал какую-то чушь, а через пару секунд сам повторил его слова, не улавливая их смысла.
— Они подожгли Луанг...
Внезапное головокружение от ужаса, удар в грудь, утробный вой. Чарльз полетел кубарем по лестнице, выкрикивая приказы, под оглушительный лязг оружия от берега стали отчаливать праху. В такт голосам взлетали весла, и, подобно большим водяным насекомым, между исполинскими прибрежными деревьями мчались лодки.
«Она обязательно убежит в джунгли... Она ведь такая прыткая. Разумеется, спрячется. Да нет, какой же я дурак: она пошла прямиком к форту, а мы разминулись. Она сделала крюк - вот и все. Я вернусь, а она уже меня ждет. Бедное дитя, какое для нее потрясение!.. И как меня напугала...»
Когда подошли правительственные войска, пираты были уже далеко, а луангский ламин догорел - огромный золотисто-красный остов временами обрушивался, словно карточный домик. Мелкий скот увели, и лишь одна позабытая черная курица с длинными лапами клевала под плетнем большие сиреневые цветы вьюнка. Всю поляну заволокли тучи мух с металлическим отливом, наполняя воздух громким жужжанием, закрывая собой все вокруг и облачая дрожащей пушниной тела и лужи свертывавшейся на жаре крови. Большинство трупов были обезглавлены, посреди разбитых мисок, догорающих корзин, лохмотьев и конечностей валялись груды кишок, оторванные руки хватались за воздух. Зловоние бойни мешалось со смрадом пожара.
Чарльз чуть не споткнулся об изуродованное, выпотрошенное тело с вывалившимися на траву внутренностями. Из-под мушиного роя выглядывала правая ножка со шрамом на лодыжке. На разорванном, пропитанном кровью полотне все еще угадывалось изображение солнца и несколько букв: THE SUN. Rice Fl... gapore. Чарльз прислонился к дереву, и его вырвало.
На следующий день солдаты заметили, что он прячет глаза под темными очками.
От свирепствовавшей в войсках раджи дизентерии умер лейтенант Бриртон, и хотя сам Чарльз чувствовал себя очень плохо, пришлось заменить покойного в форте Скранга, прозванном «Фортом Джеймс». Поскольку молодой человек фактически обладал тогда полной властью, было решено не направлять в эту область представителя первой категории. В конце концов, от начальника требовались только прагматизм, здравый смысл и обязательность.
Между тем следовало учредить законодательную власть раджа, и в 1855 году, незадолго до поездки капитана Брука Брука и Гранта в Англию, был создан Верховный Совет. Он возглавлялся раджей и состоял из двух его племянников-европейцев и четырех дату. Позднее он был преобразован в независимый от управлявшего в отсутствие раджи Административного комитета Совет Негери[61].
— Он в высшей степени лицеприятен, - подтвердил Макдугалл, - если когда-либо и вершит правосудие, то лишь по своей прихоти и, главное, исходя из личности обвиняемого. Можешь представить себе, как он ведет правительственные дела: считает Совет огромным театром произвола и, уж поверь мне, не боится самому себе противоречить. К счастью, есть еще племянники. Капитан - щадящий самолюбие малайцев дипломат, я восхищаюсь его ловкостью. Лейтенант же резковат, но старается всегда сохранять объективность. Он умеет спокойно и авторитетно разрешать вопросы: несмотря на его молодость, никто и не думает с ним спорить. Но знаешь, он гораздо ближе к даякам, чем к малайцам или китайцам... а главное - к европейцам. Странный тип, но, без сомнения, с характером.
— А как все это воспринимают дату? - спросила из-под большого черного зонта Гарриетт.
— Ты же их знаешь, дорогая. Имам, дату Патингги и дату Теманггонг молчат, но это неважно: ведь дату Бандар - блестящий оратор, что упрощает дело.
— Упрощает или облегчает? - Лукаво переспросила серая мышь.
— Кстати! Этого-то нам и не узнать. Преподобного отца прервал обычно подводивший оседланную лошадь бой и, простившись, Макдугалл отправился в Панинджоу, где на высоте более двух тысяч футов Белый раджа построил труднодоступный, но всегда открытый для друзей небольшой коттедж. С тех пор как в Саравак на несколько месяцев приехал знаменитый натуралист и исследователь Альфред Расселл Уоллес, там велись долгие философские беседы. Гость был учеником Дарвина и распространял его идеи. Уоллесу довелось сыграть важную роль в культурной истории Саравака. Ну а пока, как в Кучинге, так и в Панинджоу, ему приходилось отражать атаки своих новых друзей, которых ужасала теория эволюции видов.
Помимо раджи, который из-за плохого самочувствия не засиживался дольше десяти часов, там бывали предпочитавший дискуссиям шутки преподобный отец Макдугалл, готовившийся к отъезду в Бруней Сент-Джон, Брук Брук, Чарльз Грант, а нередко и умевший оригинально, умно защищать свои идеи Чарльз Джонсон. Объявляя себя пантеистом - изящный способ признания в скептицизме, - Сент-Джон оправдывал свою мировоззренческую позицию дурно отобранным и плохо усвоенным кругом чтения. Ну а Джеймс называл себя «прогрессивным христианином», наверное, подразумевая деизм. Мать Англиканской церкви была далеко. В действительности он превыше всего ценил теорию и в эпоху, когда на англосаксонский мир изливался целый поток трактовавших религиозные вопросы публикаций, всего-навсего поддерживал общую беседу. Церковный шпик из Сингапура однажды перелопатил библиотеку Белого раджи и, не обнаружив там ни единого душеспасительного сочинения, обвинил Джеймса в атеизме. Однако, несмотря на эту неортодоксальность, раджа вовсе не был вольнодумцем, а его умозрительные построения базировались на шарнирах, соединявших платоновскую философию с христианской теологией.
Но в Панинджоу никому не хватало дерзости рассуждать на религиозные темы, и потому никто не чувствовал себя оскорбленным. Беседа часто прерывалась: раджа весьма дорожил такой роскошью, как молчание. Он замыкался в себе, и препирания двух его душ оказывались гораздо сложнее и бурнее, нежели псевдофилософские игры в Панинджоу.
Уступив настойчивым просьбам Темплера, он, в конце концов, согласился создать компанию по разработке правительственных монопольных владений и коммерческому развитию Саравака. Так, в 1856 году в Лондоне была зарегистрирована «Компания Борнео» с капиталом шестьсот тысяч фунтов стерлингов, и раджа тотчас приложил все усилия для того, чтобы назначить managing director[62] на Борнео Сент-Джона. К счастью, Сент-Джона, признававшегося, что к делам такого рода у него не больше таланта, чем к обязанностям епископа Кентерберийского, никто приглашать не стал: административный совет предпочел ему человека бывалого - прожившего в стране пять лет датчанина мистера Хельмса. Когда после восшествия на престол нового монарха улучшилось положение в Сиаме, «Компания Борнео» поспешила приобрести там новые проценты. Она уже взяла хороший старт и с декабря собиралась купить свое первое судно - хорошо вооруженный для борьбы с пиратами пароход, который должен был обеспечить сообщение между Кучингом и Сингапуром. Его назвали «Сэр Джеймс Брук». Белый раджа был тронут такой честью. Он уже прикидывал, что, если руководить «Компанией Борнео» разумно, со временем она может стать второй Ост-Индской: эта мечта его воодушевляла и очаровывала, наполняя радостью и вместе с тем отвращением.
