Наконец Рентап заговорил, и, заглушая хор бесчисленных цикад, голос его прокатился по джунглям, точно гром.

— О доблестные вожди, о обильный годами и славой почтенный Линггир, о воины, люди с верховьев и люди с низовьев, вот мы и принесли в жертву свиней и обменялись магическими кувшинами - залогом наших взаимных клятв. Мы полагали, что избавились от Белого раджи, но он вернулся из своей далекой страны, и нам известно, что он готовится к нападению. Мы давно уже ждали какой-нибудь крупной операции, но Белый раджа неудачно выбрал время, ведь скоро месяц Рамадан, и послушные законам ислама малайцы не станут его поддерживать. О воины с верховьев и воины с низовьев, принесем же еще раз жертвы духам леса и предкам, помолимся великому Сенгалану об успехе в бою и станцуем для укрепления мужества.

Праздник объединения и обряды продолжались четыре дня. Тем временем Рентап разработал стратегический план. Для Джеймса Брука он был грозным противником, не похожим на тех, с кем он сталкивался прежде, и борьба могла затянуться надолго. Войска раджи регулярно сжигали «Праздничный плод» и «Небесный столп» - возведенные пиратами в джунглях непрочные опорные пункты с возвышенными названиями, однако налеты на земледельческие деревни не прекращались. К тому же пираты любили курсировать по рекам - очень древняя практика - или сидеть в засаде у берега, в спрятанных под ниспадающей растительностью лодках.

Согласно переписи населения, в Кучинге насчитывалось восемь тысяч жителей. Хотя город с пригородами состоял в основном из бараков и соломенных хижин, он был уже не только местом обмена и торга, но и живым ядром, центром иммиграции. С Малабара прибывали первые индийские рабочие, которые строили голубевшую в глубине двора маленькую деревянную мечеть. В Саравак въехали несколько тысяч находившихся под нидерландским протекторатом самбасских китайцев, и многие из них обосновались в Кучинге, куда хлынули также древние малайские племена из Сантубонга: здесь они находились в большей безопасности. Между тем европейская община тоже пополнилась несколькими вновь прибывшими.

Публикация книги Кеппела и «Дневника» привлекла внимание молодого Спенсера Сент-Джона, отец которого, друг лорда Пальмерстона, был осведомлен о делах раджа благодаря Уайзу. Именно Уайз посоветовал радже нанять секретарем этого мальчика, который проявлял живой интерес к судьбам Борнео и даже напечатал несколько статей на данную тему. Впоследствии Спенсер Сент-Джон, живя по соседству с раджей, смог значительно пополнить свои сведения и оставил о нем бесценные воспоминания. Он был хорошим психологом и наблюдателем, но отличался удивительной способностью к игнорированию - одной из составляющих британского комфорта. Начисто лишенный чувства юмора, он нарисовал довольно условный портрет человека, стоящего выше всяких условностей.

Кадры омолодились, и среди новых саравакских чиновников оказался, в частности, Чарльз Грант, чья сестра Энни в 1856 году вышла замуж за капитана Брука. Через две недели после возвращения раджи капитан Джон Брук Джонсон направился в Кучинг и по дороге встретил в Сингапуре своего брата Чарльза, который собирался вернуться на время в Англию. Капитан ушел из армии и теперь служил адъютантом при своем дяде, назвавшись в его честь Джеймсом Бруком Бруком. Молодой человек, которого сразу же начали считать его наследником и преемником[55], всех пленял своим обаянием. Он походил на дядю, но был не так резок, хотя возможно, более горяч. При радже он находился четырнадцать лет - вплоть до их разрыва.

В Лондоне мисс Букварь оказала давление на Общество по распространению Евангелия в зарубежных странах и выудила средства на пятилетнее содержание миссии. Правление общества представило к назначению преподобного Фрэнсиса Макдугалла, шотландца.

Джеймс терпеть не мог миссионеров вообще и британских - в частности, его больше привлекала мысль об американском евангелисте. Тем не менее, пришлось смириться.

— Увы, Сент-Джон, что остается делать? Я должен испить эту чашу до дна, но по-прежнему теряюсь в догадках, в каком виде она предстанет...

Результат был и вовсе неожиданным. Однажды в полдень, когда синеватое, бесконечно печальное небо обдавало жарким дыханием землю, прибыл великан с развевавшейся по бокам огромной бородой. Он был весел и вещал громовым басом, а сопровождала его весьма тщедушная серенькая особа: черные глазки и заостренный нос придавали ей сходство с мышью. Такой была супружеская чета Макдугаллов.

Когда Фрэнсис Макдугалл познакомился с мисс Гарриетт Баньон, решившей для себя, что выйдет только за церковнослужителя, он был еще хирургом. Малопривлекательной женщине удалось разжечь во Фрэнсисе достаточно страсти, чтобы он согласился изучить теологию и стать пастором. Когда мужу одновременно предложили престижную должность в Библиотеке Британского музея и пост миссионера на Борнео, выбор за него сделала Гарриетт. Подумать только: Борнео в 1848 году!

— Вот как я себе это представляю: немедленно создать диспансер - ведь у вас нет больницы? Ну а желающие изучать закон Божий смогут добровольно приходить со вторника по четверг, с шестнадцати до восемнадцати часов.

После каждой ее фразы преподобный отец ударял себя ладонью по ляжке, дабы придать словам жены больше веса.

Затем мышь весьма решительным тоном пропищала, что откроет в Кошачьем городе начальную школу.

— Один класс для взрослых, другой - для детей. Они будут учиться читать и выводить буквы. Этого вполне достаточно, ведь считать здесь умеют все.

«Кроме раджи», - подумал Кримбл.

— Мне очень жаль, но пасторский домик еще не достроен. Возможно, вы согласитесь временно поселиться на верхнем этаже здания суда?

Они с неописуемой поспешностью приняли предложение раджи и тотчас поселились в этом импровизированном жилище священника, переговариваясь и жестикулируя посреди своих скромных пожитков.

— Знаете, Коллинз, - сказал Джеймс, не отрывая взгляд от письма Темплеру, - я нисколько не удивлюсь, если в гневе преподобный отец бранится. И я уверен, что сама она умеет свистеть.

— Ну разумеется, раджа, все мыши умеют свистеть, это хорошо известно. Жаль, что нас покинул Вестерманн, не то бы он это подтвердил, сверившись с облаками.

Онемевший от изумления Спенсер Сент-Джон растерянно уставился на него голубыми фарфоровыми глазами.

Джеймс умел пересматривать свои суждения и даже свои предрассудки. Ему понадобилось всего несколько недель, чтобы по достоинству оценить Макдугалла - прямодушного человека, хорошего хирурга, сомнительного пастора, но готового к любым испытаниям врача. Раджа назначил его гражданским судьей и наделил юридическими полномочиями для разрешения вопросов с европейцами. Вскоре уже казалось, будто Макдугаллы жили в Кучинге всегда, и Гарриетт с поразительной регулярностью рожала сереньких младенцев, которых испещряли красными точками москиты, после чего малютки умирали. Мыши чрезвычайно плодовиты; эта, во всяком случае, была особенно настойчивой.

В отсутствие Джеймса скрангцы и сарибасцы совершали грозные набеги на подчиненные правительству населенные пункты, а затем, совместно с другими пиратскими племенами, опустошали побережья, включая брунейское, досматривали корабли и истребляли экипажи. Поскольку в первое полугодие было убито или захвачено более пятисот подданных султана, Бруней решил, что на сей раз наносимый торговле вред превосходит выгоды от рабовладения, и напомнил радже про обещанную британскую помощь. Вернувшись в Кучинг, Джеймс обнаружил там целый перечень учиненных сарибасцами зверств: Сент-Джон кропотливо составил этот список разоренных деревень, уничтоженных урожаев и покалеченных жителей. Ходили слухи, что собирает племена Рентап, провозгласивший себя единовластным правителем Саравака. Также говорилось, что, восстановив свое влияние в Брунее, Макота попытается вступить в сговор с сарибасцами. Настало время для решительных действий.