В кокосовых пальмах заливалась майна[38], а в комнату Джеймса на мгновение впорхнула бабочка величиной с ладонь - летающий цветок.

На другом конце Резиденции пыхтел над реестрами Чарльз Адэйр Кримбл.

— Раджа оценивает годовой доход Саравака примерно в пять тысяч фунтов стерлингов. Не знаю, откуда он получил эту цифру.

— Уверяю вас, он и сам этого не знает, - вздохнул Уильямсон.

— Он получил ее, - сказал Маккензи, - сложив фунты и доллары, прибавив актив к пассиву и умножив квадрат суммы на количество эпакт[39].

— Раджа подводит баланс на глазок, исходя из своих наиболее оптимистичных прогнозов. Он - поэт.

— Увы... Он выписывает векселя на свое личное состояние, которого при таких темпах надолго не хватит.

— Согласно точным цифрам, которыми я располагаю, - сказал Кримбл, - общий доход страны сводится к нескольким сотням буасо[40] риса, незначительной прибыли с продажи опиума и чистым барышам с олова - признаться, довольно скромным.

Несмотря на многочисленные поездки по Сараваку, Джеймс, похоже, осознавал, что джунгли, горы и болота непригодны для широкого сельскохозяйственного использования, о котором он мечтал. Он заново открыл сантахские алмазные рудники и уже через несколько недель после введения в эксплуатацию с радостью отослал матери большой алмаз «Брук». Им оказался белый топаз, подсунутый радже старшим мастером - хитрющим старым китайцем-мусульманином. Алмазы с рудника были желтые, мутные и крохотные. Миссис Брук крайне удивилась и захотела оправить камень, но затем подумала, что ни один ювелир, наверное, не оценит по достоинству столь редкостный и несравненный брильянт.

Хотя Джеймс порой обманывался, принимая топазы за брильянты, он все-таки понимал, что за два-три года не добьешься процветания государства. Стремясь к независимости, но сталкиваясь с каждодневными превратностями, он выступал единоличным правителем Саравака и считался с необходимостью передать его Англии или же предоставить какой-нибудь компании, основанной специально для сохранения непрерывного управления. Он нанял лондонского агента, мистера Генри Уайза из фирмы «Мелвилл, Уайз и Ко.», полагая, что этот человек особенно заинтересован в его карьере, тогда как на самом деле Уайз стремился прежде всего к личному продвижению в рамках собственного мандата. К тому же он был деятелен, смышлен и умел втираться в доверие к властям.

«Не знаю, насколько правительство Ее величества мне доверяет, но я не считаю себя смиренным просителем его покровительства, и оно должно в некоторой степени полагаться на меня, коль скоро желает пользоваться моими услугами. Во всяком случае, если бы мне пришлось пожертвовать своей независимостью, это явилось бы для меня страшным ударом», - писал Джеймс преподобному отцу Джонсону. Близость британского влияния, например, на Брунее или архипелаге Сулу, была как раз желательна. Оказываясь то в раскаленной печи, то в ледяном аду, - подобно всем остальным, он, разумеется, болел малярией, - Джеймс предвидел и много других возможностей.

После одного из последних приступов он очень ослабел и несколько недель провел в Сингапуре, восстанавливая силы. Именно там он узнал о смерти матери. Принеся однажды чай, старуха Шушма обнаружила ее в кресле - неподвижную, с закрытыми глазами и скрещенными на веере руками: в лице и одежде ничего не изменилось. Мать ничем не болела и ушла на тот свет с такой же непринужденностью, с какой обычно входила в гостиную. Прелестная райская птица взмыла в небо. Джеймс потерял самую верную союзницу - подругу, всегда писавшую ему бодрым, утешительным тоном, наконец, женщину, которая никогда не жаловалась на причиняемые им хлопоты. Джеймса мучила совесть - так бывает, когда мы теряем любимого человека, которого любили не настолько сильно, чтобы не позволить ему умереть. Остолбеневший, с полными слез глазами, он твердил:

— Мама... Мама...

Что-то внутри отказывалось смириться с мыслью, что он больше никогда ее не увидит.

Лорд Хэддингтон, Первый лорд Адмиралтейства, был очень сухопар, а лицо его сплошь усеивали оранжевые веснушки. Сейчас он, сложив руки на груди и устремив ледяной взгляд на мистера Уайза, слушал, как тот обрисовывает положение:

— К несчастью, запланированное основание компании не нашло живого отклика в Великобритании. Правительство ее величества требует от меня лишь сведений, докладов и статистики, не Раскрывая ни единой строкой своих намерений.

— Вы должны понять, что правительство не станет брать на себя обязательств без предварительных гарантий. Могу вас, однако, заверить, что мистер Кроуфорд, бывший представитель правительства в Сингапуре, выступил за британское присутствие в Сараваке. Оно будет благоприятствовать искоренению пиратства, созданию сухого дока для кораблей Китайского моря и хранения пароходного угля и к тому же обеспечит очень хорошую базу в случае морского конфликта. Конечно, придется еще изучить условия якорной стоянки.

После чего лорд Хэддингтон опустил руки, тоже оранжевые, на большой бювар из зеленой шагрени, явив очам весьма изысканную картину, а затем сдул пылинку с небольшой бронзовой скульптуры, изображавшей похищение Европы. Пылинка опустилась лорду Хаддингтону на бакенбард.

— С другой стороны, мистер Уайз, вы сами говорите, что положение ненадежное, ведь Омар Али беспрестанно пытается пересмотреть условия договора.

— Это хроническая ситуация, и, увы, мы вынуждены постоянно с ней считаться. Однако мистер Брук знает одно средство. Британской эскадре достаточно встать на брунейском рейде, и тогда пораженный мощью военных кораблей султан навечно уступит Саравак, согласившись открыть свои порты для иностранных судов.

— Да, конечно... - Задумчиво сказал лорд Хэддингтон, не зная, удастся ли когда-нибудь разгадать мысли мистера Уайза: его неприметная и незапоминающаяся внешность отличалась лишь одной особенностью - десять розовых сосисок вместо пальцев.

— Основание независимой эксплуатационной компании, объединяющего монополии и аренду общества чрезвычайно укрепило бы положение саравакского правительства, - заявил Уайз.

Лорд Хэддингтон устремил ледяной взор на циферблат стенных часов за спиной мистера Уайза, который, увидев в зеркале маятник, догадался, что беседа окончена.

Оставшись один, лорд Хэддингтон попытался подвести итог, проведя большим пальцем по спине Европы. Географическое положение интересное, но опасное ввиду зыбкости международного права, внутренней неустойчивости раджа, слабоумия султана Брунея и неуравновешенности авантюриста по имени Джеймс Брук. Способная к развитию экономика. Хорошенько все обдумать.

В тот же вечер Темплер ужинал с Уайзом в своем клубе. Когда они вышли, уже наступила теплая ночь. Лондон освежился после ливня. В лужах отражались шары фонарей в фиолетовых ореолах, будто плававшие в мыльной воде. По лавандовым улицам рысью проносились черные кэбы. Окна и витрины отбрасывали большие золотистые квадраты света, в которых плясали тени. Останавливаясь, чтобы передохнуть, спутники вдыхали тяжелый запах торфа и перегноя, похожий на дуновение рудника, а также на более едкое, поднимавшееся с Темзы морское дыхание сирены.

Решив немного прогуляться, двое мужчин направились по Флит-стрит.

— По-моему, Джеймс Брук рассчитывает на некий протекторат, который предоставит ему как радже абсолютную власть, по примеру некоторых индийских колоний. Но саравакское устройство глубоко от них отличается.

— Прежде всего, мне хотелось бы втолковать ему, что разработка Саравака несовместима с консервативным патернализмом, направленным на неоправданное сохранение древних туземных обычаев.

— Гммм... Вы читали Жан-Жака Руссо, мистер Уайз?

— Даже не слышал такого имени, но моя жена любит все эти романчики и наверняка должна его знать. Он ведь француз?