алюминиевый нимб над головой, а не большое солнце.

У ОМ, благодарение небесам, не так. У него короткий разговор с демонами. «Узнав тщету

стремленья к счастию, тем не менее – стремлюсь».

И психоаналитик не понадобится, и наладим мы жизнь, и хандра нас минет, и помчит нас авто

к морю.

Только бы гитару не забыть.

Чувство Лепса

Один щеголь умудрился втянуть меня в дискуссию, насколько долговечен Гриша Лепс, и чем

далее, тем более дискуссия попахивала войной.

ГЛ так долго, целую жизнь, слыл «негабаритом», до тех пор, пока не заделался негой ушей и

очей, что я даже из соображений справедливости элементарной не дам его в обиду.

Его склонность фаршировать драматизмом любой песенный сюжет я нахожу не всегда

уместной, но всегда высочайшей в исполнительском смысле.

Иногда подпирает так, что нужно мощнейшее средство. Иногда оно Лепсом зовется, избавляет

от мерзкого ощущения безысходности, от которого даже ладони потеют и болят лобные доли.

Характер самого Лепса, овеянный сочинской розой ветров, сам по себе соткан из

противоречий, дозволяющих ему почитать Бога и посылать на… черта.

Кого из современной эстрады Вы удостоили бы звания Народного артиста России?

Лепса, Меладзе, «Иванушек» – искусителей, бонвиванов, злых работяг, интересных болтунов.

Развязно посмеиваясь, он многажды называл меня скотиной, но, как ни странно, любя (это

всегда слышно).

Я никогда не узнавал его по телефону (кричал ему: «Богатым, гад, будешь!» – он и стал… не

благодаря мне, конечно).

Он взрывной, но бесконечно, для шоубиза непростительно, совестливый.

Может быть занудой. Но это занудство, которое граничит с перфекционизмом, и мне

доподлинно известно, что его не заставишь сделать то, к чему его душенька не лежит.

Он, окромя «Натали» в начале карьеры, не споет, подозреваю, более песен умилительных с

переизбытком патоки. Да и из «Натали», из вещицы безыскусной, он сотворил звонкий, даром

что элегический, гимн.

Сейчас, когда 99 % артистов пребывают в расстроенных чувствах по поводу отсутствия авторов, ГЛ спокоен. Существо его прихотливой методы в том, что перепеть он может что угодно, и

даже перепевом это назвать бессовестно, ибо слово режет слух; он поет, поет заново, не

переставая удивлять своим охальным умением приватизировать чьи угодно экзерсисы.

Он приучил нас к тому, что его интерпретации привычно блистательные, поэтому я позволю

себе поделиться волнением, граничащим с беспокойством, связанным с песней «Свои» Игоря

свет Матвиенко, которую наш герой спел и соло, и с «Любэ».

Но сначала…

После Аллы, иконы для обоих полов, после Аллы, одинаково любимой мымрами, наркобаронами, президентами и даже нами и Киркоровым, после Аллы, которая заставить

умеет плакать и смеяться разом, – взять и перепеть опять «Озеро надежды», да так, что АБП

тихо молвить должна была: «Однако!»

Глупым людям, даже не столько глупым (с этими-то понятно), сердешно недалеким, не

уразуметь, почему эта николаевская пьеса преисполнена вселенской грусти, которая все гнет, но распрямляет между тем спину.

Фото: Анатолий Ломохов

Умный, порывистый, проникновенный, резкий, энергичный, уставший – это Лепс, даже гротеск

наполняющий кислородом.

Под его раскатистым басом в начале песни девушки ежатся, парни наливаются уверенностью, проникаются никогда не запоздалым осознанием, что бояться не стыдно, стыдно

бездействовать. «Море счастья обмелело, и река любви замерзла», но надежды никому у нас не

отнять!

«Великий человек! Прости слепорожденным», ибо большинство из нас перестали ловить

мгновения, пожирать костный мозг жизни, позволили, грешники, унынию стать частью жизни.

Экстатический градус, до которого накаляет любую залу ГЛ, во-первых, не поддается

описанию, во-вторых, возник внезапно, здесь и сейчас, тогда как ГЛ пел уже давно, его знали

все.

Есть подозрение, что, если ГЛ попросить исполнить романс португальских лесорубов «Ария»

либо вспомнить «в час заката Любовь, забытую когда-то…», он и из нее сотворит термоядерное

послание роковым фифам.

«Я тебя не люблю, это главный мой плюс», уйди по-хорошему, мымра, найди себе другого

дурака.

ГЛ – это сжатые в упрямстве зубы, прикрытые ухмылкой скомороха.

Он шел к успеху не семимильными шагами, а вздох за вздохом. Не казался сильным, не мог

похвастать звездной визуальностью, и по той причине или по другой, при ощущаемой, видимой

ранимости дерзким был сверх меры. Посылал сразу (меня, когда знакомились, на третьей

секунде, а я, между прочим, тогда был популярнее «На-Ны»!), без драпировки из

высокопарностей.

Биография часто определяется не тем, что человек делает, а тем, чего он не делает: в том, что

он делает, всегда есть почти античное чувство меры. Я, конечно, имею в виду политику, а не

самоотдачу (непонятна только коллаборация со С. Пьехой, как если бы Брюс Спрингстин спел

с Алексеем Воробьевым).

ГЛ знает, знает по опыту, что кручина бесплодна, поэтому он сам по себе пример, голос

употребляет, чтоб дать надежду, что все еще сбудется. Что тлен страшен всякому, но не тому, кто пойдет за ним.

ГЛ знавал страшные полосы. Все, что вы слышали о нем, – правда. И на волосок он был, и по

лезвию, согбенясь, шел, интенсивно скадентствуя.

ГЛ состоит из мускулов, из нервов, из водянистых хмельных пузырьков, из рюмки водки, шелеста купюр, потери кг на концертах, п(м)ис(ж)онских очков и любви к солнцу.

В Сочи вездесущий Григорьев-Апполонов, светло улыбаясь мимо меня своим воспоминаниям, на балконе «Жемчужины» рассказывал, как Гриша играл «во-он в том ресторане», думать не

думая, что бренная жизнь окажется щедрой на брутальный сюрприз.

Он только что не прослезился, мой АГА, тщетно пытаясь меня уверить, что им – ему и Грише –повезло.

Везет сильнейшим (дуракам, конечно, тоже, но они сходят с дистанции: дыхалка безнадежная).

Артист от не-недоартистов отличается тем, что может даже оплеухам присобачить приставку

«арт».

Копиистами ГЛ (а их, на глаз и на многострадальное ухо, кажется, полстраны) не уразуметь

одного: нельзя уподобиться ему, если петь с хорошо отмеренной дозой боли в голосе.

Потому что у него не отмеренная, у него боль, так скажем, аутентичная.

Странное дело: его, ГЛ, обожают патетичные критики. Это началось еще с пресловутого РК

«Метелица», нашей с ним альма-матер, а выступали мы там, за вычетом моих и его фанов, для

патентованных лузеров, антихристов с кошельками.

С летами он научился осаживать их. Тогда мы в ответ на хамство уклонялись от апперкотов, а

теперь сами дадим по роже чуть что.

А как Вы относитесь к Илье Лагутенко как к человеку?

Он славный малый.

Разумеется, хитрован.

Раз при мне молодой нарцисс из числа жирующих банкиров щелкнул пальцами: ну-ка, Гриша, изобрази Высоцкого.

Гриша изобразил Марлона Брандо, изображающего Крестного папаню. Банкир заткнулся.

А я бы за те деньги прокукарекал бы даже!

Я спросил его как-то, как он относится к фарсу, в который пытаются обратить общение с

купленным (как им кажется, с потрохами) артистом нувориши.

Как к фарсу, невозмутимо ответствовал ГЛ. Он мастер черного юмора. При мне один наш с ним

товарищ бегал в закулисье, крича: «Мне нужно что-то черное, завтра похороны». Гриша

моментально: «Твоей души недостаточно?»

Его песни – его университеты, но теперь его песни – уже наши университеты, в которых

постигаются образцы вдохновенного самопоедания, неравнодушной жертвенности, трогательной слабины.

Многим это не понравится, но ГЛ ювелирный матерщинник. Я ходячая иллюстрация того, что

мат суть высокое искусство. ГЛ – достойный спарринг-партнер.

Говоря схематически, он похож на свои пьесы. Один из фильмов Вуди Аллен хотел назвать