Трудно даже вообразить более подходящего для выполнения этой миссии человека, чем ЮРА
ШАТУНОВ, глянцевый облик которого предполагал не ожесточенную пикировку с
окружающим миром, но доходчивое и вместе ненавязчивое напоминание ему, миру, о том, что
он, мир, зачерствел; что есть куда более существенные вещи, нежели набирающая обороты
оголтелая перестройка: розовые вечера, вечера метельные, чаевничанье с закадычными
друзьями, осенний парк с пустыми аллеями, напоминающими про первые робкие поцелуи, кривые дожди, школьные записки, ссоры с зазнобой, бездомные псы, которых следует хотя бы
погладить по загривку – такие малости напомнил миру ШАТУНОВ со товарищи, из которых и
соткан мир, но почему-то обо всем запамятовал.
Мир, отшатнувшийся было в пылу капитального ремонта от простых людей и простых эмоций, радостно опомнился и радостно заключил «ЛМ» в свои объятия.
Миллионные тиражи, по четыре концерта в день (не смейтесь, это правда!), стадионы, клубы, ажитация неслыханная – и все это безумие направлялось четким и циничным менеджментом
АНДРЕЯ РАЗИНА.
Доходило до смешного, мне рассказывали очевидцы: в школах спорили, кто лучше, кто круче –«ЛМ» или БИТЛЫ.
Несуразный, конечно, спор, но факт остается фактом: «ЛМ» скрашивал одинокие жизни, жизни влюбленные, преимущественно молодые, преимущественно – нежных барышень, грезящих о жизни, где есть только любовь и не нет места ничему более.
Явление «ЛМ» было сродни негаданному появлению солнца после лютых морозов, простите за
штамп.
P. S. Я говорил намедни с ЮШ.
Он растворен в ребенке своем.
«Убью за него», – смеется. А ведь, без смеха, убьет.
Самоубийства в шоу-бизнесе
Я открыл дверь, я был нетрезв (нет, вы не подумайте, совсем чуть-чуть), так случилось
(накануне были поминки по неизвестному вам, но хорошему парню), голова не трещала (был
седьмой час утра, чего вы хотите), в дверях стоял продюсер Айзеншпис, и он сказал: «Леня
разбился. Одевайся».
Леня Нерушенко, соль группы «Динамит», был элементом взбалмошным, рожденным для
полемики с самим собой, со всеми и с небесами, но в высшей степени обаятельным.
Вырядившись в черное, обнаруживаю, что у меня нет сил шагнуть к лифту. Я не могу
представить ЛН в гробу.
Смерть учит смирению. Умник какой-то сказал.
И кто чему научился?
Сколько бы бед ни выпало на нашу часть, ничему мы не учимся, на кухне водочно вентилируем
вопрос: отчего ушел, скапустился Леня Нерушенко?
А другие?
Но сначала про ЛН.
ЛН убил себя сам. Он жил со сверхзвуковой скоростью на предмет получения сверхострых
эмоций, и, уже не знаю, какая земная или небесная власть дала ему право на это, при этом он
полагал себя избранным. И любое, в любой форме, несогласие с этой им же придуманной
аксиомой окружающей среды было для него болезненным, мучительным. Критику он не
воспринимал вообще; его из «банды» выгоняли, принимали назад, но затем выставили
категорически – и процесс категорического саморазрушения стартовал. Разумеется, подтверждая звание закадычника, я с ним вместе погрузился в эту невылазную грязь.
Он был, что называется, «провалившийся в себя».
От переизбытка кокаина у нас с ним случались припадки; я был малодушным хорьком, бегавшим от проблем, он не выносил своей неприспособленности к реальности, отторгавшей
таких парней из опасения, что своим здоровым нигилизмом он заразит «правильных», то есть
квелых, людей.
Фото: Анатолий Ломохов
Какое обаяние!
Какая харизма!
Какие небесные очи у парня, что справа!
Леня Нерушенко – тектонический мой маленький товарищ.
…Комната снималась с места и трогалась вкруговую; этот аттракцион мне быстро надоел, ему
казался забавным, оживотворял его.
А нуждался он в животворной силе любви. Ему нужен был архитектор компромиссов, координатор его сношений с внешним миром в юбке.
Ксения Собчак…
Что бы вам там ни казалось априорно плохим в отношении КС, да я и сам иной раз хочу ее… но
любовь такой мадамы заслужить надо. КС если не любила, то была влюблена в Леню, а он не
был влюблен, но любил. Но любить его, дружить с ним – это иметь дело с пороховой бочкой, с
бикфордовым шнуром.
У Ксюши два таланта: распознавать людей за версту и избегать крупных неприятностей. У
Лени лучше всего получалось влюблять в себя людей и этих же людей посылать. Леня хотел
быть во всех новостях, а когда парень не просто хочет этого, а отчаянно хочет – каково девушке?
Тем более когда речь идет не о бесполой мымре, а о такой, которая хочет на Олимпиаде только
«золота».
Леня Нерушенко мог быть несносным, мог быть неоправданно агрессивным, мог быть
безбрежным эгоистом, мог быть самым грубым, мог быть непочтительным, мог быть недалеким, но он никогда не был подлым, наша маленькая жертва онтологического конфликта сложности
и простоты. Надо было это просто разглядеть. Мы с Собчак разглядели.
Мне его не хватает.
Она взмывала, он падал, ничего у них не получилось.
Он был моим товарищем, у меня есть право сказать: у него было огромное, но несоразмерное
масштабу дарования честолюбие, честолюбие возвышалось над дарованием, а он требовал
признать как минимум их равенства, все квело кивали, чтобы отстал, только транквилизаторы
энд алкоголь радостно соглашались, оставаясь с ним до рассвета.
Мало кто жил и живет с такой неконтролируемой чрезмерностью, какая отличала Леню
Нерушенко.
Когда нагрянул Айзеншпис, я уже знал, что случилось. Истошно нагорлопанившись, ЛН
«принял», оседлал «коня» и въехал то ли в домину, то ли в строительный тарантас.
На похоронах человек один сказал: такие долго не живут (и чуть завистливо не облизнулся).
«Зато ярко», – ответила ему тихо девушка-незнакомка, утирая слезы.
…Мурат Насыров тоже жил в мучительных обстоятельствах неизлечимой хвори. Только его
болезнь называлась «самоедство».
Самоедство и привело к самоубийству. Он хотел жить звонко, но у самоедству предающихся
(или обреченных на него) существо таковское, что звонко не получается, ни на секунду не
прерывающийся процесс самоиспепеления времени не оставляет.
Я вполне осознаю, как уязвимо в глазах близких МН людей столь пафосное – и болезнетворное
– резюме.
Говорят, что в пятом (!) часу утра (!!) МН встал на подоконник (!!!), одетый в лучший
концертный костюм (!!!!) и вооруженный камерой (!!!!!)… случайно выпал.
Нет, не выпал. Шагнул.
В самой поре, в самом соку, в самом расцвете.
Под воздействием бродящих в организме субстанций, расширяющих сознание.
Он был поэтом, он писал – и читал близким – стихи классической чеканки, и я пишу об этом, потому что убежден, что стихи сочиняют те, кому кажется, что их не любят, как правило.
Большинство своих песен он полагал двухконечными, был в ярости от бессмысленной толкотни
у пьедестала почета. А в последние год-два за слово про «Мальчик хочет в Тамбов» мог
придать вашей роже деформированное выражение. Как многие лирики, он был совершенно
нетерпим к алгебре, и формула про гармонию и арифметику была не про него.
Разладом с самим с собой объясняется курение бесконечное. Курил, курил, курил. Не сигареты.
Но это именно он сочинил гениальную пьесу для работающих головой и руками потом, сначала
сердцем: «Я – это ты, ты – это я».
Мы летели в Киев за копеечкой, в самолете он сказал, явно утомленный мотаниями, что ему
кажется, будто он снимается в реалити-шоу, смысл которого – как скоро процесс
саморазрушения достигнет кульминации. «Я выиграю», – усмехнулся он и допил вино.
Там же, слово за слово, он признался, что его любимая песня последних лет – «Я люблю тебя, это здорово!» Коли Носкова. Написать такую важную песню, как «Ты – это я» и любить такую