Оруэлл в “1984” (написан в 1949 году) – самом известном своем произведении, одном из лучших романов XX столетия – делает упор на тотальной слежке и отупляющей пропаганде, которую олицетворяет лишенный смысла “новояз”. В оруэлловском мире люди не имеют права на частную жизнь, поэтому они бережно хранят всякий хлам и клочки газет, поскольку эти вещи находятся вне сферы государственного контроля и напоминают об ином прошлом. Даже домашние телевизоры приспособлены для слежки. Главный герой книги, Уинстон Смит, однажды узнает, что неврологи ищут средства “свести оргазм на нет”: беззаветная преданность партии требует подавления полового влечения.

Хаксли изложил свое видение проблемы в “Дивном новом мире” (1932) и написанном позднее эссе “Возвращение в дивный новый мир” (1958). Наука и техника в хакслианском мире успешно используются для максимизации удовольствия, минимизации одиночества и обеспечения непрерывного потребления (один из официальных лозунгов гласит: “Чем старое чинить, лучше новое купить”). Неудивительно, что в этих условиях люди совершенно теряют способность критически мыслить и соглашаются со всеми ограничениями, накладываемыми властями. Промискуитет поощряется с раннего детства. При этом секс считается не репродуктивным поведением, а общественной деятельностью. Идея семьи объявлена “порнографической”, а общественные отношения построены по принципу “Каждый принадлежит всем остальным”.

Хаксли и Оруэлл были знакомы и переписывались. Оруэлл, будучи моложе Хаксли, даже изучал в Оксфорде под его руководством (недолго) французский язык. В 1940 году Оруэлл сочинил провокационную рецензию на книгу Хаксли, а тот на страницах “Возвращения в дивный новый мир” вернулся и к собственной работе, и к “1984”. Оруэлл считал, что хотя Хаксли и нарисовал “верную карикатуру на гедонистическую утопию”, он все же неверно понял природу власти современного тоталитарного государства. В эссе 1940 года Оруэлл писал: “[‘Дивный новый мир’]… казался возможным, даже неминуемым, пока не появился Гитлер. К подлинному будущему, однако, он не имеет отношения. Нас ждет нечто, похожее скорее на испанскую инквизицию, а возможно, гораздо хуже, поскольку у нас есть радио и тайная полиция”.

Он не убедил Хаксли. В 1949 году в письме к Оруэллу тот поделился своими сомнениями о системе контроля над обществом, описанной в романе “1984”: “Философия правящего меньшинства в ‘1984’ – это садизм, доведенный до своего логического завершения путем выхода за рамки секса и его отрицания. Мне кажется сомнительным, что политика сапога, топчущего лицо человека, будет продолжаться вечно[8] … Полагаю, что правящая олигархия найдет менее трудные и изнурительные способы управления и удовлетворения своей жажды власти и что эти способы будут напоминать те, что я описал в ‘Дивном новом мире’”.

Хаксли, в отличие от Оруэлла, не был убежден в том, что люди – разумные существа, всегда действующие в собственных интересах. Он отметил в эссе “Возвращение в дивный новый мир”, что Оруэлл и другие сторонники свободомыслия, рассуждая об обществе, зачастую совсем забывают о “почти неутолимом человеческом аппетите к развлечениям”. Хаксли, однако, был несправедлив к Оруэллу. Тот не сбрасывал со счетов силу развлечений: пролов, низший из трех классов общества, описанного в “1984”, правители держали в узде при помощи дешевого пива, порнографии и лотереи. Однако не это, а страх перед всемогущим, всевидящим Старшим братом стал визитной карточкой оруэлловского романа.

С момента краха СССР стало принято обвинять Оруэлла в том, что он не сумел предсказать расцвет общества потребления и то, насколько техника приблизится к удовлетворению его потребностей. Хотя Олдоса Хаксли и упрекают в том, что он недооценивал способность человека образовывать островки инакомыслия даже в условиях господства консюмеризма и гедонизма, все же считается, что он оказался прозорливее Оруэлла (особенно в том, что касается генетики). “‘Дивный новый мир’ – гораздо более точное предсказание будущего тирании, чем видение сталинского террора в ‘1984’ Оруэлла”, – отметил в 2002 году британский писатель-антиутопист Джеймс Баллард в рецензии на биографию Хаксли, напечатанной в газете “Гардиан”. А вот что сказал об этом Нил Постмен в своем бестселлере “Веселимся до смерти”: “Оруэлл боялся, что нас уничтожит то, что мы ненавидим. Хаксли боялся, что нас уничтожит то, что мы любим. Эта книга о том, что, возможно, прав оказался Хаксли, а не Оруэлл”. “ [В отличие от ‘Дивного нового мира’], политические прогнозы… в романе ‘1984’ оказались совершенно ошибочными”, – писал Фрэнсис Фукуяма в “Нашем постчеловеческом будущем”. Может, и так, однако многие критики упускают из виду, что целью и Хаксли, и Оруэлла была критика современного им общества, а не общества будущего.

Мишенями Оруэлла были сталинизм и удушающая британская цензура, Хаксли – популярная в то время философия утилитаризма. Иными словами, их книги, возможно, рассказывают куда больше о том, что волновало тогда английских интеллектуалов, чем о представлениях авторов о будущем. Так или иначе, и “Дивный новый мир”, и “1984” заняли почетное место в истории литературы XX века, пусть и в разных разделах. Книга Хаксли – это в первую очередь блестящая критика современного демократического общества с его культом развлечений, секса, рекламы. Роман же Оруэлла и сейчас может служить пособием по изучению современного авторитаризма с его тотальным надзором, контролем над мыслями посредством пропаганды и жесткой цензурой. Оба писателя имели определенную политическую цель: первый целился в фундамент современного капитализма, второй атаковал основы современного авторитаризма. Олдоса Хаксли, отпрыска именитой британской семьи, беспокоила растущая коммерциализация жизни на Западе. (Хаксли нашел утешение в галлюциногенных наркотиках и сочинил об этом книгу “Двери восприятия” (The Doors of Perception), которая позднее подсказала Джиму Моррисону название для его рок-группы). Оруэлл, убежденный социалист, неожиданно стал любимым автором Рональда Рейгана и правых (по словам писателя Майкла Скаммела, Оруэлл был “святым покровителем холодной войны”). Комитет за свободный мир (ведущая неоконсервативная организация 80-х годов) даже назвал свое издательство “Оруэлл пресс”.

Однако два десятилетия спустя после развала СССР противопоставление взглядов Оруэлла и Хаксли на природу политического контроля выглядит устаревшим, если не ложным. Оно тоже является продуктом эпохи холодной войны и склонности ее участников к пристрастной оценке этого идеологического противостояния. В действительности оруэлловской тотальной слежки было предостаточно в маккартистской Америке, в то время как в хрущевском Советском Союзе было много удовольствий и развлечений. Само по себе существование мысленной системы координат, полюсами которой являются позиции Оруэлла и Хаксли, диктует собственную в высшей степени обманчивую динамику. Нельзя стоять разом на обеих этих позициях. Думать, что все политические режимы умещаются между Оруэллом и Хаксли, было бы опасным упрощением. А считать, будто правительство будет выбирать между перлюстрацией и закармливанием населения дешевыми развлечениями, – значит упускать из вида тот вариант, что сообразительное правительство может одновременно заниматься и тем и другим.

Пользуясь современным сленгом, можно сказать, что пора уже “замиксовать” подходы Оруэлла и Хаксли. Для понимания современного авторитаризма (и современного капитализма, прибавят некоторые) понадобятся озарения обоих мыслителей. Ригидность мышления, обусловленная оруэлловско-хакслианской системой координат, ведет к тому, что даже проницательный наблюдатель может не заметить хакслианские элементы в диктатуре и, что еще опаснее, оруэлловские элементы – в демократии. Именно поэтому так легко упустить из виду то, о чем говорила Наоми Кляйн: “Китай становится внешне похожим на Запад (кофейни ‘Старбакс’, рестораны ‘Хутерс’, мобильные телефоны круче наших), а Запад становится похожим на Китай в менее заметных чертах (пытки, несанкционированное судом прослушивание переговоров, бессрочное содержание под стражей, пусть далеко не в китайских масштабах)”.