— Вы сказали, что философия Маймонида стояла на уровне его времени…

— Хочу этим отметить, что иудаизм имеет свою историю. Учение иудаизма развивалось, но, как всякая религия, оставалось на протяжении всей своей истории реакционным.

— Что же реакционного в догматах Маймонида? Какой вред его учение может принести другим народам?

— Догматы Маймонида приносили и приносят вред прежде всего самому еврейскому народу. Они уводят верующих с пути истины, от науки. Назовите хотя бы один из тринадцати догматов, который можно считать полезным?

— Я неверующий, но сторонник свободы совести. Считаю, что монотеизм — большой шаг вперед в мировоззрении человека. Никому такое мировоззрение не может вредить. Пока люди верят в бога, пусть они знают все то хорошее, чему учит религия их отцов. В данном случае говорю о евреях и не считаю себя вправе судить о религиях других народов. Громадное большинство евреев нашей страны уже не верят в бога. Придет к безбожию и меньшинство. А пока меньшинство заблуждается, пусть держится той морали, которой учит бог.

Между тем пропагандисты атеизма выискивают только плохие стороны иудаизма и замалчивают все прогрессивное в нем. Прошлый раз, когда со мной беседовали, вы не сочли нужным сказать доброе слово о десяти заповедях. Вы указали лишь, что рядом с ними есть и такие, которые в наше время являются реакционными. Я же, например, не ем мацы в пасху, но считаю пасху праздником. Читаю в газетах, как наши официальные представители считаются с установленным у некоторых народов за рубежом летосчислением по лунному календарю. А наши пропагандисты атеизма считают почему-то реакционным празднование евреями Нового года по такому календарю.

— Вас приводят в восторг заповеди «не убивай, не кради, не прелюбодействуй, не желай дома ближнего, не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего». Мое мнение об этих заповедях следующее. Когда не было частной собственности, не было нужды в запрете красть. Когда не было рабства, не было и предписания не желать раба ближнего твоего, так же как после уничтожения рабства стало беспредметным не желать раба или рабыни. Перечисленные нормы вырабатывались на протяжении веков до появления Торы. Они были обычными в народе до того, как их оформили законом. Упомянутые заповеди говорят о том, чего сыны Израилевы не должны делать. А что они обязаны делать?

— Есть и такие нормы. Например, «почитай отца твоего и мать твою…»

— Хорошая заповедь! Но вы обратили внимание на ее мотивировку? Почитать отца и мать ты должен, «чтобы продолжить дни твои на земле, которые Яхве, бог твой, дает тебе». Так вы должны воспитывать и своего сына: люби, сыночек, мать свою, чтобы тебе было хорошо. А первая заповедь? Процитирую ее: «Я, Яхве, бог твой, который вывел тебя из земли Египетской… Да не будет у тебя других богов перед лицом моим… Не делай себе кумира… Не поклоняйся им и не служи, ибо я Яхве, бог твой, бог-ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих меня». Разве можно восхищаться этим «единственным» богом и его моралью? Я лично не могу и никому не советую считать такую мораль благородной.

— Бог иудейский — бог милости и бог мести.

— За что же он так жестоко мстил человечеству, уполномочивая фашистов истребить десятки миллионов людей, в том числе шесть миллионов евреев? Не за то ли, что они не выполняют пятого догмата — молиться только ему одному?

— В Торе ничего не сказано о молитвах.

— Разве такой догмат противоречит Торе?

— Я этого не утверждаю. Молитвы заменяют жертвоприношения, которые были когда-то обязательны, по учению Торы.

— Значит, они должны быть отнесены к положительным чертам этого учения?

— Не загоняйте меня в тупик. Знаю, что обряд жертвоприношений старше Пятикнижия Моисея. Жертвоприношения практиковались еврейскими и нееврейскими племенами задолго до появления Моисеева закона. И молитвы, обращенные к богу, старше их появления у иудеев. Я не так наивен, чтобы защищать обряд жертвоприношений. В бога не верю, но я за свободу совести.

— Свобода совести записана в нашей Конституции. Мы никого не заставляем отказываться от своих религиозных взглядов, от богослужения. Но действительная свобода совести предполагает также свободу не верить в бога, свободу атеистической пропаганды.

Мы считаем нашей моральной обязанностью убеждать верующих, что бога нет, доказывать им, что не бог создал Вселенную, не бог руководит миром, а люди сами творят свою историю, способны открывать тайны природы и открывают их. Не от бога следует ждать освобождения от капиталистического рабства. Не от божьей воли зависит мир или война. За свободу, мир, равенство, братство нужно бороться. Для достижения этого необходимо объединение всех народов в общей борьбе, необходима дружба народов. А вот вы, называя себя неверующим, воспеваете все-таки религиозную мораль, вместо того чтобы пропагандировать моральный кодекс строителя коммунизма.

Вы недовольны тем, что мы не отмечаем достоинств праздника пасхи или иудейского Нового года. «Сказание о пасхе», которое религиозные евреи читают во время торжественной пасхальной вечери, твердит несчетно: «Только бог Яхве освободил иудеев от рабства в Египте, только он и никто другой».

— Это миф.

— Но вы же боитесь разоблачать его. Миф питает у верующих упование на бога, расслабляет их волю в борьбе за свободу. Что касается праздника иудейского Нового года, то он превращен у верующих в «дни страха». Верующие полагают, что в эти дни бог решает судьбу народов и каждого человека.

— Не знаю, как в других странах, но в Советском Союзе, по-моему, мало евреев, которые вручали бы свою судьбу в руки божьи. Нужно ли из-за них копья ломать?

— Да, нужно. Мы ломаем ограду, которая сооружена учением иудаизма. Мы не отдаем предпочтения одной религии перед другой. Нет хороших религий. Все религии враждебны науке.

— Вы меня очень огорчили, Соломон Давидович, вашим отказом участвовать в вечерней молитве. Достаточно было бы одного вашего присутствия. Никто не обратил бы внимания, молитесь вы или читаете какой-нибудь журнал или даже антирелигиозную книжку. Нужно, чтобы присутствовало десять человек. Тогда был бы миньон.

Вы знаете меня не первый год; на одной площадке живем. Я верующая, но не фанатичная женщина. Разве неправда, что и неверующие со скорбью вспоминают своих родных в годовщину их смерти? Хожу я в молитвенный дом только в дни поминания душ умерших, когда читают изкор. Справляю также иор-цайт — годовщину смерти моих родителей.

Всегда трудно в будний день собрать десять евреев для молитвы сообща. Я вчера два часа потратила, чтобы собрать миньон у себя дома. И представьте себе: более девяти мужчин собрать мне не удалось. Так и не могли читать кадиш — обязательную поминальную молитву.

— Так-таки и не собрали миньон — десяти евреев? Ай-ай! А вы сами не могли быть десятой?

— Смеетесь надо мною, Соломон Давидович! Вы лучше меня знаете религиозные законы. Женщина в синагоге, в молитвенном доме, при общей молитве — не человек.

— Кто же она?

— Женщина! Что же делать!.. Не мы установили такие законы и не мы можем их изменить. Не сегодня и не вчера они установлены. Тысячи лет тому назад…

— И вы считаете их справедливыми?

— Какая разница: считаю или не считаю! Их же отменять нельзя. Это не гражданские законы, а религиозные. Какими они были тысячу лет тому назад, такими и остались. Они вечны, как вечен бог, установивший их. И если меня не включают в миньон, так я вам скажу: дай бог, чтобы у меня не было большей горести, чем эта.

— А вас не оскорбляет то, что женщину не считают равноправной с мужчиной?

— Так это же только в синагоге, в молитвенном доме!

— В государстве Израиль женщины не только в синагоге ограничены в правах в сравнении с мужчинами.