Подпольные организации Минска работали в тяжелых условиях. Ни одного дня не проходило без волнений и тревог. За подпольщиками охотились полицейские, эсэсовцы, СД. Непрерывно приходилось менять явки, пароли, перемещать людей из одной конспиративной квартиры в другую, заметать следы, а иногда и уничтожать преследователей.
Партийное подполье в Минске начало действовать с первых дней оккупации. Исай Павлович Казинец, инженер-нефтяник, когда фашисты оккупировали Минск, стал секретарем подпольного горкома партии. Под его руководством была создана широкая подпольная сеть, издавалась газета «Вестник Родины», выпускались листовки. Вместе с Казинцом минское подполье создавали старые большевики, участники Октябрьской революции и гражданской войны А. Арндт, Е. Баранов, М. Думбра, И. Матусевич, Д. Одинцов и другие.
Но Казинец и многие его товарищи в марте 1942 года попали в руки СД. Причинами провала являлись, прежде всего, слабая конспирация, отсутствие у патриотов достаточного опыта борьбы с таким сильным и коварным врагом, каким были гитлеровцы, недостатки организационных форм подполья. Были, конечно, и другие причины. Руководящий центр подполья погиб.
Минское СД торжествовало. Оно поспешило сообщить в Берлин, в имперское управление службы безопасности, что с коммунистами в столице Белоруссии покончено. На очереди, мол, уничтожение «банд», скрывающихся в лесах. Однако радость СД была преждевременной. Партизан уничтожить не удалось. А в мае 1942 года, через два месяца после ареста руководителей минского партийного подполья, возник новый центр. Он объединил уцелевшие кадры коммунистов и комсомольцев и с новой силой развернул борьбу против гитлеровских поработителей.
В состав нового руководящего центра вошли замечательные коммунисты Д. А. Короткевич, В. К. Никифоров, В. С. Омельянюк и другие. Однако и они через некоторое время при помощи провокатора Б. Рудзянко были схвачены СД[4].
Фашистские карательные органы имели большой опыт в проведении различных пыток. Захватив кого-либо из подпольщиков, фашисты применяли изощренные, зверские истязания. Отдельные узники не выдерживали и выдавали кое-какие сведения, необходимые СД.
Немало подпольщиков расстреляно и повешено. Например, в одном из секретных отчетов СД в Берлин говорится:
«…9 мая 1942 года в Минске были публично казнены через повешение 28 человек, принадлежавших к организации партизан Белоруссии. В этот же день было расстреляно 251 человек… В Минске была проведена кампания против группы на железной дороге. Было арестовано 126 человек»[5].
Деятельность минского партийного подполья особенно активизировалась в 1943—1944 годах. В феврале 1943 года состоялся V пленум ЦК КП(б)Б. Подпольные комитеты, партизанские отряды и бригады, дислоцировавшиеся вокруг Минска, под руководством подпольного обкома партии, создали в столице Белоруссии многочисленные разведывательные и диверсионные группы, которые с новой силой развернули в городе и пригородных районах борьбу против оккупантов.
После гибели руководителей второго партийного центра ЦК Компартии Белоруссии принял решение создать Минский подпольный городской комитет партии. Это способствовало улучшению партийной работы в городе.
Унылым, дождливым вечером к нам с комиссаром вошел радист Яновский и принес радиограмму.
— Могу порадовать, — улыбнулся он.
Центральный Комитет Компартии Белоруссии сообщал, что из Полесья решением Минского подпольного обкома партии в наш отряд посланы секретарь Минского подпольного горкома, редактор и работники типографии. Я передал радиограмму Родину.
— Ого! — сказал он. — Поднимаемся на высшую ступень.
Я позвал командира взвода конной разведки Николая Ларченко и, наметив маршрут, приказал выехать навстречу товарищам. Отправились Валя, Терновский, Каледа, Денисевич.
На следующий день большая подвода въехала в лагерь. От нее отделилась группа мужчин, среди них я увидел высокую фигуру Машкова, комиссара отряда Шубы.
— Здорово, Георгий Николаевич, что же, совсем к нам? — приветствовал я его.
— Совсем… Областной комитет направил… А вот, — Машков указал на стоящего рядом плотного, широкоплечего мужчину, — секретарь Минского подпольного горкома партии Савелий Константинович…
— Лещеня, — дополнил, улыбаясь, секретарь, с силой пожав мою руку.
Темные, узкого разреза глаза Лещени смотрели пристально, изучающе и в то же время задумчиво, словно, смотря на меня и комиссара, он держал перед своим умственным взором кого-то еще…
Познакомились и с редактором газеты Александром Демьяновичем Сакевичем. Это был высокий, худощавый и необыкновенно подвижный человек.
Во время обеда разговорились. Лещеня — белорус, окончил Московский институт стали, работал на партийной работе. В начале Великой Отечественной войны направлен ЦК Компартии Белоруссии в тыл врага, был парторгом Минского подпольного обкома партии, а затем комиссаром партизанской бригады.
Машков, по профессии электромонтер, тоже прошел большую школу подпольной и партизанской борьбы. В тылу противника — с первых дней войны. Он был секретарем партбюро, а позже комиссаром партизанской бригады.
Сакевич до прихода к нам работал редактором подпольной районной газеты «Кліч Радзімы» (орган Любанского подпольного РК КПБ).
После обеда Лещеня ознакомил меня с решением Минского обкома. Он назначался секретарем Минского подпольного горкома, Машков — секретарем городского комитета по пропаганде, я и И. М. Родин — членами комитета.
— Отныне ваша парторганизация берется на учет Минским подпольным горкомом. Где ваш секретарь парторганизации? — спросил Лещеня.
— Уже три дня на задании: вышел с подрывниками на железную дорогу. Скоро должен возвратиться, — сказал комиссар.
Я подробно доложил о работе отряда и подпольщиков Минска. Лещеня и Машков внимательно выслушали и, когда я кончил, долго молчали, обдумывая все данные.
— Диверсионная работа налажена неплохо, шпионов и провокаторов не допустили к себе, но нужно усилить разъяснительную деятельность, — резюмировал Лещеня. — Хорошо, что занялись разложением изнутри «корпуса самообороны».
— Вернули советскому коллективу многих обманутых и колеблющихся, — добавил Машков.
— А теперь прочтите директивы ЦК партии Белоруссии, адресованные всем партизанским отрядам и подпольным организациям. — Лещеня достал несколько тонких листов бумаги.
Центральный Комитет указывал, что взрывы, диверсии необходимо совершать только на предприятиях, которые работают на военные нужды. На других предприятиях принимать меры к тому, чтобы помешать оккупантам вывезти ценное оборудование. Для этой цели создать новые подпольные патриотические группы.
Партия предупреждала, что, отступая под сокрушительными ударами нашей армии, оккупанты будут стремиться силой угонять население с собой. Поэтому рекомендовалось организовывать в лесах лагеря и с приближением фронта выводить в эти лагеря население из города; всемерно усиливать агитационно-пропагандистскую работу.
— Здесь у нас слабо, — заметил комиссар.
— Вот и будем вместе работать, чтобы и в этом направлении добиться успехов. Сделано немало, а теперь, когда получили типографию, сумеем сделать еще больше… Радисты у нас есть, а Москва сообщила, что у вас имеются запасные рации, я думаю, вы уступите их городскому комитету для поддержания связи с подпольным обкомом партии?
Мы с комиссаром согласились. Я добавил:
— Силами одного нашего отряда тяжело поддерживать связь с подпольщиками Минска. Рядом стоят партизаны М. Г. Мармулева, Л. И. Сороки, 2-й и 3-й Минских бригад, бригад «Штурмовая», имени Калинина. У них тоже есть свои люди в Минске. Может быть, поговорить с ними? Тогда в городе можно было бы создать крупную подпольную организацию с централизованным руководством…
— Да, — подхватил Лещеня, — об этом есть указание Минского подпольного обкома. Мы создадим единое руководство подпольными группами в городе. Так и решим: выявить все имеющиеся подпольные группы в Минске, через них усилить пропагандистскую работу среди населения, организовать диверсионную работу, начать выпуск печатного органа Минского подпольного горкома партии газеты «Минский большевик». Кто за это предложение?