Из леса вернулись Коско и остальные.
— Нашли, — весело доложил Коско. — Нашли в Воробьевском лесу, около родника Княжий Ключ. Вы и не представляете, какой это лес! Прямо тайга. Раньше там был питомник князя Радзивилла; кругом густые ели и большие сосны. Будем жить и пить ключевую воду.
— Место прекрасное, — подтвердил начальник штаба. — Можешь посмотреть сам.
— Зачем? Верю и так… Готовьтесь к походу.
Наутро мы выступили. Жители деревни махали нам шапками и платками, а старик Александр Сергеевич далеко проводил отряд, шагая рядом с Коско и о чем-то горячо разговаривая.
Место стоянки лагеря действительно было выбрано удачно. С двух сторон лагерь прикрывали труднопроходимые Вороничские болота, а со стороны шоссе Минск — Слуцк протекала река Случь.
Для постройки землянок выбрали высокое место в лесной роще возле родника. Размещение землянок распланировали так, чтобы в случае нападения фашистов партизаны могли быстро занять круговую оборону.
Хотя в отряде было не более ста семидесяти человек, решили строить землянки на триста человек. Выставив посты, приступили к работе. Земля еще не промерзла, и копать было нетрудно. В течение нескольких дней с утра до вечера раздавался звон пил и стук топоров. Срубы землянок опускались в ямы на метр, а остальная часть возвышалась над поверхностью земли. Вот уже одна землянка готова. Она просторна, настлан дощатый пол, для окон сделаны выемы, землянка имеет два выхода с разных сторон; в ней могли поместиться пятнадцать — двадцать человек.
— Чудесно! — не мог скрыть своего удивления Коско. — Только строится слишком долго. Вот если бы разделиться партизанам по группам и… кто скорее и лучше.
— Хорошая мысль, — одобрил Юлиан Жардецкий.
Тотчас были созданы группы строителей.
Работа пошла быстрее. Ночью строители подвозили материал, а днем строили.
Руководили стройкой Луньков и Кусков, мы с комиссаром и Меньшиковым занялись другими делами. Нужно было разведать силы окрестных гарнизонов.
Любимов, Валя Васильева, Малев, Назаров, Ларченко и другие разведчики скоро излазили всю местность и выяснили, что в деревне Шищицы, в четырнадцати километрах от нашего лагеря, стоит гарнизон немцев в двести пятьдесят человек с двумя 76-миллиметровыми пушками; на северо-западе, в деревнях Буда-Гресская и Белая Лужа — гарнизоны по девяносто солдат и с броневиками; в местечке Шацк, находящемся от лагеря в пятнадцати километрах, стоит карательный отряд в триста человек.
— Соседи не слишком приятные, однако бывало и похуже, — сказал Меньшиков, рассматривая карту.
— Из того, что бывало, надо урок извлечь, — возразил я. — Раньше мы далеко не всегда своевременно узнавали о передвижении противника. Да и связь с разведчиками была чересчур медленной.
— Я об этом думал, Станислав Алексеевич, — горячо подхватил Меньшиков. — Конная разведка нам нужна!
Мы решили взять лошадей у семей полицейских. Все такие семьи были на точном учете у Коско. За неделю мы посадили на коней пятнадцать разведчиков.
Валя Васильева тоже приобрела себе коня, красивого, гнедого, с белой звездочкой на лбу. Вычистив его, она подошла к Меньшикову и принялась упрашивать зачислить ее в конную разведку.
— Да ты подрасти немножко, — засмеялся Меньшиков.
— В разведке и подрасту, — серьезно ответила Валя. — А вы учтите, что иной раз женщина пройдет незамеченной там, где мужчине не удастся пройти.
Меньшиков понимал, что она права. Он направил Валю в распоряжение командира конного взвода разведчиков Ларченко. Тот, выслушав ее, недовольно сморщился, но другие разведчики стали просить за смелую девушку.
— Уж очень ты неспокойна, все хочешь испробовать. Ведь ты собиралась подрывником стать? — спросил я ее, когда узнал про новое назначение.
— Одно другому не помешает, — бойко ответила она. — Зато теперь уж без дела не останусь. Посылайте куда угодно…
Строительство закончено. Партизаны разместились в теплых и просторных землянках. Отапливались жестяными печками, которые сконструировал Коско. Ночью горели керосиновые лампы, в штабной землянке был электрический свет — это радисты приспособили трофейные аккумуляторы от автомашин.
Я предложил назначить Коско заведовать партизанским хозяйством.
— Да он же недавно в партизанах, — усомнился начальник штаба.
— Зато много лет был председателем сельсовета, — возразил я.
— В помощники ему назначим Вербицкого, — добавил комиссар отряда. — Вместе они горы свернут.
Местного уроженца Николая Вербицкого мы приняли незадолго до Коско. Уже немолодой, но по-юношески стройный и худощавый, он был неутомим в походах и никогда не сидел без дела, даже на коротких привалах. То приготовлял брезентовые чехлы для ручных пулеметов, то налаживал упаковку радиопитания.
Утром Луньков зачитал мой приказ.
— Значит, вместе поработаем, — повернулся Вербицкий к Коско и пожал ему руку.
После обеда я увидел, что они вкапывают в землю столбы.
— Что здесь будет? — спросил я.
— Навес для лошадей… Смотрите, дрожат, — показал Коско на привязанных к деревьям лошадей.
— Крышу накроем ветками, стены сделаем из лозы, — пояснил Вербицкий.
К лошадям подошли Валя и Долик. Девушка накрыла гнедого кожухом и стала кормить его с руки хлебом.
— Назначьте Долика заведующим конным парком, — обратился ко мне Вербицкий. — Он сам просится, да и разведчикам, которые возвращаются усталыми, нужна подмога.
— Правда, — поддержала Валя. — Долику я охотно доверю своего коня.
Я согласился. Долик получил первую постоянную служебную должность.
Мы с Луньковым вышли за линию лагеря. Здесь партизаны под руководством Кускова рыли щели. Эти окопы, в рост человека, должны были опоясать весь лагерь, чтобы партизаны имели возможность вести огонь и укрываться от бомбежки.
Удивительно ловко работал Добрицгофер. Он далеко выбрасывал из окопа вырытую землю.
— Словно под Москвой, — увидев нас, весело проговорил он. — Там фашисты не прошли — не пройдут и здесь.
— Что ж, товарищи! — громко сказал я. — Здешний лес мы, как видно, уже обжили. Пора осваивать местные участки железной дороги.
Работа остановилась, все вызвались идти подрывать вражеские эшелоны. Пришлось отобрать более опытных. Руководителем группы назначили Любимова.
Вечером Долик запряг лошадей, и двое саней покатили к участку железной дороги Марьина Горка — Руденск.
Снова, как во время прежних наших стоянок, все более властно вставала перед нами задача расширения связей с местным населением.
Я разыскал Коско: он наблюдал, как партизаны укладывали сено под навес.
— Откуда? — спросил я, показывая на сено.
— Не беспокойтесь, никого не обидели. Это сено было заготовлено в лесу, — поняв мое опасение, ответил Коско. — Вот только с продуктами плохо: большинство населения охотно помогает, но ведь у самих мало… Я думаю, пора нам отнимать у немцев. У меня уже есть кое-какой план.
— Как говорится, экспроприировать самих экспроприаторов, — отозвался я.
— Правильно!
— Для этого надо, чтобы кругом были наши надежные и умелые помощники. Вот об этом я и пришел потолковать. Помню, вы очень хорошо отзывались о местном леснике…
— О Василии Каледе? — напомнил Коско. — Замечательный человек.
— Расскажите о нем поподробнее, — попросил я.
Коско снял шапку и, выбирая из нее стебли клевера, начал:
— Подробностей всей его жизни я, правда, не знаю. Но верю ему, крепко верю. Ведь еще в гражданскую Василий Аксентьевич за Советскую власть бился, Как раз в здешних краях. Старожилы рассказывали мне, что однажды белые окружили их маленький отряд, а часовой уснул… Стали спящих резать. Тут вдруг проснулся Каледа и в один миг все понял. Как схватился за гранаты!.. Правда, его самого осколками поранило — но что ж!.. Иначе бы никому не спастись…
— Надо повидаться с ним, — сказал я.
— Когда?
— Чем скорее, тем лучше.
— Тогда можем ехать сейчас, только бы дома застать, — сказал Коско. — Сам Василий Аксентьевич удачно перед немцами маскируется, — объездчиком служит.