производства, то, как утверждает Фромм, выдвижение такой «общей цели» без конкретного плана «гуманизации»

общественных отношений не может служить надежной гарантией движения к подлинному социализму.

Вторым важным условием построения нового общества

американский утопист считает практическую реализацию

принципов «индустриальной и политической партиципаторной демократии». Это означало бы, поясняет Фромм, что каждый член производственной или любой другой организации играл бы активную роль в ее жизни как на уров-*

не «индивидуального трудового процесса», так и на самом

высоком уровне, когда принимаются общие решения, касающиеся предприятия в целом. Это означало бы также, что индивид был бы заинтересован в решении проблем, стоящих перед коллективом (общиной), не меньше, чем

в решении своих личных проблем. «...Подлинная политическая демократия может быть определена как такая

система, при которой жизнь по-настоящему интересна» 60.

Само собою разумеется, добавляет Фромм, что «активное

участие в политической жизни требует максимальной децентрализации как в промышленности, так и в политике» 61, ибо гуманистическое общество моя^ет быть только

децентрализованным, дебюрократизированным обществом, в котором люди никогда не стали бы делать то, что им приходится делать в бюрократическом обществе, когда модель

поведения навязывается им извне.

Фромм подчеркивает, что он не выступает ни против

дальнейшего промышленного развития, ни против планиро59 Fromm Е. То Have or to Be? N. Y., 1976, p. 179.

60 Fromm E. To Have or to Be?, p. 182.

61 Ibid., p. 184.

284

вания, им против научно-технического прогресса. Важцо

только, поясняет он, чтобы они происходили на фоне дебюрократизированного и децентрализованного общества.

В своей последней книге американский социолог возвращается к старой утопической идее (о ней он вел речь

еще в «Здоровом обществе») «гарантированного ежегодного дохода», согласно которой «все лица, независимо от

того, работают они или йот, имели бы безусловное право

не голодать и ие быть лишенными крова. Они получали

бы не больше, чем это в общем необходимо для поддержания жизни, но и ие меньш е...»62. Фромм подчеркивает, что придает этому требованию тем большее значение, что

оно «неприемлемо для системы, основанной на эксплуатации и контроле» 63 и потому имеет радикально освободительный характер.

Утопия Фромма — типичная «кабинетная» утопия, рожденная сознанием мелкобуржуазного типа. Сложившаяся

в принципиальных своих чертах в 40—50-х годах (потом

были в основном дополнения и уточнения), она ни в тот

период, ни впоследствии не могла служить реальной программой преобразования американского (или какого-либо

другого) общества. Ее гуманизм абстрактен, он лишен политического, экономического или организационного «обеспечения». Но утопия «коммунитаргюго социализма» достаточно точно зафиксировала кризисное состояние немарксистского социалистического сознания в Америке 40—60-х

годов, аберрации и иллюзии «критического» разума, который видел корень дегуманизации не в противоречии между

производительными силами и производственными отношениями, а прежде всего в технологии, способе организации

производства и всей общественной жизни, его несоответствии абстрактно трактуемым человеческим потребностям.

В 60-х — начале 70-х годов, в период подъема демократических движений в США, поиски социалистической альтернативы приняли более широкий характер, чем в предшествующий период. Хотя в целом эти движения развивались вне социалистического русла, некоторые из

социальных проектов, с которыми выступили в тот период

новые левые, имели более или менее отчетливо выраженную социалистическую окраску. Но это был именно «сюрреалистический социализм» (как потом назвал его Г. Маркузе) , рождавшийся из сознательной установки на разрыв

62 Ibid., р. 190.

63 Ibid.

285

йак с господствующими институтами й ценностями, тЈК й

с теми социальными силами (прежде всего с рабочим классом) , с революционной деятельностью которых марксизм

всегда связывал становление новых, социалистических

ценностей и институтов.

Их взору рисовалось общество, характерными чертами

которого были бы: «1) ликвидация... труда, которой навязан и детерминирован частными потребностями монополистического капитала... а в конечном счете создание подлинного общества, преодолевающего нужду, в котором труд

превратился бы в игру, а рынок был бы ликвидирован в

результате полной автоматизации трудового процесса; 2) создание нерепрессивной культуры, основанной па превращении нужды в потребность и трансформации сексуальности в эрос, т. е. на переходе от генитальной сексуальности к эротизации всей человеческой личности и всей социальной среды и освобождении человеческого тела от

репрессивного десублимированного секса; 3) создание децентрализованных свободных общин, базирующихся на освобождающей технологической и экономической основе, при котором осуществление общего блага было бы необходимым условием личного самоосуществления каждого; 4) ликвидация культурного этноцентризма и создание мирового культурного сообщества, свободного от экономической алчности и политического господства и основанного

на любви и взаимопонимании; 5) ликвидация частной собственности, коллективная собственность на средства производства, использование экономических ресурсов для установления мира и гармонии между всеми народами земли; 6) создание новых экспериментальных парадигм общественной жизни — расширение семьи, коммун и т. д.» 64

Легко заметить, что именно стремление к разрыву с

«корпоративным капитализмом», четко прослеживающееся в этой программе, предопределило характер провозглашаемых ею идеалов свободного общаства и представления

о социализме. Легко заметить и то, что новые левые стремились порвать с реальным социализмом (как они его себе

представляли), в котором видели воплощение «бюрократизма» и «этатизма». В итоге образ социалистического общества, формировавшийся в сознании леворадикальных

теоретиков, представал как своеобразный «вызов» всему

существующему миру, как «пощечина» всем «бюрокра64 ЛИ We Are Saying. Ed. by Lothstein A. N. Y., 1970, p. 31.

286

там», «этатистам» и «антигуманистам», к числу которых

они часто склонны были причислять всех, кто не соглашался с их взглядами.

Такого рода проект, строившийся, по сути дела, без

учета реальных тенденций современного общественного

развития и воплощавший субъективистски истолковывавшиеся императивы абстрактного гуманизма, по своей социальной и политической сущности мало чем отличался

от «коммунитарного социализма» Фромма. Однако следует

отметить, что в 60-х— начале 70-х годов, когда участники

массовых демократических движений испытывали острую

потребность в альтернативных социальных проектах, он

пользовался определенным влиянием.

Поиски социалистической альтернативы продолжались

и в условиях спада этих движений. Но поскольку обстановка изменилась, иными должны были быть и проекты свободного общества. Опыт новых левых неизбежно подводил

к выводу о необходимости искать иные пути к социализму, о революционной, активной роли американского рабочего

класса как ведущей силы революционных преобразований.

Конкретным воплощением этих поисков явилась концепция «революционного социализма», ‘сформулированная

в 70-х годах Майклом Лернером. Ее автор исходит из того, что «единственные изменения, которые будут иметь смысл

в Америке,— это изменения, которые приведут эту страну

к социализму, существенно отличающемуся как от ,,шведского государства благосостояния44, так и от бюрократических режимов Восточной Европы... Такой социализм...

может быть осуществлен в нашей стране только путем революционной борьбы» 65. При этом социализм трактуется