во все другие сферы общественной жизни и в конечном
счете сужающее пространство, в рамках которого индивид
свободен выбирать образ жизни и деятельности и спонтанно проявлять свою сущность. Он ратует за «свободное» и
«справедливое» сообщество современных робиизопов, в
котором социальные процессы регулировались бы с помощью механизмов свободного рынка, но которое вместе с
тем было бы «очищено» от сил и структур дезыитегриру-
ющих реальное рыночное общество, в котором отсутствовала бы — в качестве самостоятельной — сфера политической деятельности, а значит и организованные политиче-
стемы», поведение которой регулируется программой, заданной
в соответствии с теми или иными задачами и целями бюрократической организацией, а как массового осуществления потенций многосторонне развитой личности.
21 Об этом типе сознания см.: Современное политическое сознание
в США, гл. III.
22 Nozick R. Anarchy, State and Utopia. N. Y., 1974.
23 «С неохотой я обнаружил,— пишет Нозик, определяя свою позицию,— что начинаю придерживаться, если принять в расчет
различного рода соображения и аргументы, либертаристских
(как их теперь называют) взглядов» (Nozick R. Op. cit., p. IX).
Э. Я. Баталов 257
ские силы, способные «взорвать» это общество изнутри.
Таким образом, анархо-капиталистическая утопия, хотя она апеллирует не к будущему, а к прошлому и даже
соотносит свой идеал с определенной исторически сложившейся системой общественных отношений, оказывается
не менее искусственной, чем все остальные современные
утопии. Более того, пристальный взгляд позволяет обнаружить в ней некоторые общие черты с отвергаемой ею технократической утопией.
В самом деле, несмотря на различия по многим параметрам — не говоря уже о различии социального статуса и
политического потенциала сил, стоящих за обоими типами утопий — и технократическая, и либертаристская утопии построены на одном и том же парадоксе, выраженном в
идеализации общества, которое, оставаясь капиталистическим, развивалось бы в направлении деполитизации, т. е.
замены политических механизмов регулирования общественной жизни неполитическими, и ликвидации политики
как самостоятельной сферы деятельности24. Единственное
различие (в рассматриваемом плане) между технократическими и анархо-капиталистическими утопиями заключается в том, что в первом случае политические институты и отношения вытесняются научно-техническими, тогда как во втором — экономическими.
В основе идеального общества, создаваемого воображением анархо-капиталиста, лежит частная собственность
на средства производства. Как институт она присутствует в различных типах американских утопий. Однако в ана-
рхо-капиталистической утопии она играет особую роль, выступая, как некогда в утопиях фермерской Америки, в
качестве метафизической основы свободы. Частная собственность индивида —его «альтер эго», единственная подлинная основа существования. Причем речь идет не о крупной корпоративной, а о мелкой собственности, связь
которой с индивидом не опосредствована никакими бюрократическими институтами.
Провозглашая сообщество мелких производителей в
качестве социального идеала, анархо-капиталистическая
утопия как бы продолжает некоторые линии традиции
24 «Апелляция либертаризма к чисто экономическим механизмам
рыночного регулирования и критика этатистских механизмов
регулирования экономики через политику ставят под вопрос
статус политики как самостоятельной сферы общественного процесса» (Современное политическое сознание в США, с. 144), 258
утопйй фермерской Америки. Вместе с тШ оМ существенно отличается от последней. Признавая частную собственность как таковую, утопия фермерской Амерйки, особенно в джефферсоновском варианте, не включает ее в
число естественных прав, тогда как анархо-утопист ставит
ее в один ряд. с такими неотчуждаемыми «естественными»
правами, как жизнь и свобода.
Анархо-капиталистическая утопия рождается как стихийная реакция мелкого собственника на усиление роли
и расширение функций капиталистического государства
и порождаемой им бюрократии, на укрепление позиций и
роста власти монополий и их сращивания с государством, на возрастание политической активности трудящихся, в которой мелкий буржуа усматривает потенциальную
угрозу самому институту частной собственности. Эта реакция предопределяет принципиальное отношение апархо-
капиталиста к государству и рынку как универсальным
антагонистическим механизмам социального регулирования. ‘-Щ
В конструируемой им утопии либертарист отводит государству «минимальную» роль, т. е. оставляет в ней место лишь для так называемого минимального государства.
Как пишет Роберт Нозик, морально может быть оправдано
только «минимальное государство, ограниченное узкими
функциями защиты против применения силы, грабежа, обмана, принудительного навязывания обязательств»25.
Всякое государство, принимающее на себя дополнительные функции, например принуждающее (через посредство более или менее сложных механизмов) одних граждан
оказывать помощь другим или удерживать их от каких-
либо действий во имя собственного благополучия, будет, утверждает анархо-капиталист, посягательством на право
личности автономно принимать решения относительно
собственного поведения, и потому должно рассматриваться
в качестве морально неоправданной политической диктатуры. Человек, подчеркивает Нозик, не может быть
объектом насилия со стороны государствам если последнее обязано о чем-то заботиться, так лишь о том, чтобы
обеспечить гражданину максимально возможную индивидуальную свободу. Государство обязано уважать право
человека устраивать свою жизнь, как ему угодно, и всту-
25 Nozick R. Op. cit., p. IX.
259
иать в добровольную кооперацию с другими людьми, наделенными такими же правами26.
«Минимальное государство» только чисто формально
лежит в русле джефферсоновской традиции ограниченного
государства, отличаясь от него по сути. Джефферсон определял масштабы и функции государства, исходя из цели
его деятельности — осуществления воли и обеспечения
благосостояния «производительного большинства». Именно
эти воля и благосостояние должны были, с его точки зрения, определить в конечном счете основные параметры
государства. Анархо-капиталист подходит к решению этого
вопроса, так сказать, с другого конца, отталкиваясь от
презумпции, что в любых, тем более современных, условиях «минимальное государство» может и должно обеспечить
эту волю и благосостояние. Но эта презумпция не более чем
произвольное допущение. Оно вызвано недовольством
аиархо-утописта капиталистическим «государством благосостояния», в котором он справедливо усматривает «массовое» государство. В чем-то опекая индивида, взамен оно
отбирает у него «свободу» и право устраивать собственную
жизнь по своему усмотрению.
В итоге утопическое «минимальное государство» оказывается не перенесением в современность джефферсоновского государства, а порождением нынешних противоречий
американского общества, какими их видит мелкий собственник, испытывающий давление со стороны государства
и монополий, т. е. в сущности фикцией антивэлферистского
государства. Это именно искусственная конструкция, утопия, тогда как джефферсоновское государство было естественным продуктом исторических условий конца XVIII —начала XIX в.
Естественно, что, дезавуируя государство, аиархо-уто-
пист обращается к свободному рынку как идеальному регулятивному механизму общественной жизни. Именно
рыночные отношения способны, как он полагает, выполнить ту функцию, которую «незаконно» пытается присвоить себе государство — обеспечить равные возможности
для каждого и воздать каждому «по справедливости». Он