существовавшей и не существующей, т. е. искусственной, фантастической общественной структуры.

Иными словами, консервативному сознанию присуща

типично утопическая ориентация на разрыв с историей и

произвольное конструирование социальных идеалов, в данном случае воплощающих охранительные или даже реставраторские тенденции49. Сегодняшний идеал консерватора —это вчерашний идеал либерала или даже левого радикала.

Отсюда несамостоятельность, вторичность, бедность консервативной утопии. Однако это не меняет сущности кон48 Мель в иль А. Ю. Социальная философия современного американского консерватизма. М., 1980, с. 15.

49 Некоторые критики буржуазной идеологии склонны распространять эти характеристики на буржуазное сознание в целом, поскольку оно во всех своих проявлениях ориентировано в конечном счете на сохранение капиталистического общества и буржуазной цивилизации. Оправданный при сопоставлении буржуазного сознания с социалистическим, такой подход лишается

смысла при анализе внутренней структуры буржуазного сознания.

230

сервативного сознания, которому присуще утопическое

измерение и которое находит приверженцев прежде всего

среди тех групп американского общества, которые силой

собственного жизненного интереса отрицают необходимость исторического прогресса, а при определенных условиях пытаются противодействовать ему.

Естественным союзником консерватора в борьбе против

утопизма должен быть, как кажется на первый взгляд, правый радикал, ибо он разделяет многие из консервативных мировоззренческих установок (защита частной собственности, антикоммунизм, индивидуализм т. п.). Но

это — ненадежный союзник, ибо в отличие от консерватора

правый радикал ориентирован на более или менее основательную (хотя не выходящую за пределы капитализма) трансформацию существующего общества — установка, которая при отсутствии научного подхода неизбежно ведет к

созданию утопических проектов и попыткам их практического осуществления.

Правый радикал убежден, что левые (к числу которых

он относит даже либералов) ведут Америку к национальной

катастрофе. Поэтому необходимо «вернуть» страну —если

понадобится, то путем применения силы — на «истинный

путь», возродить традиционные идеалы (созвучные отчасти

утопиям фермерской Америки). Отсюда и парадоксальность

(не всегда им осознаваемая) позиции правого радикала: он

против утопии, поскольку она уводит Америку «влево»; он

за утопию, поскольку она способна открыть путь к осуществлению близкого ему социального идеала50.

Необходимо заметить, однако, что теоретическая рефлексия правого радикала относительно утопизма выражена

гораздо слабее, чем у консерватора. Это и естественно: правый радикал не теоретик, он человек действия, в лучшем

случае политик-практик. Социология или политическая

наука не его стихия. Поэтому позиция правого радикала в

отношении утопии менее проработана теоретически, чем у

консерватора, и менее четко артикулирована в литературе.

Его антипод — левый радикал. Объединяемые критическим отношением к существующему обществу и стремлением подвергуть его основательным преобразованиям, американские левые радикалы нередко становились па путь

прямой апологии утопии. Они видели в утопизме едва ли

50 Подробно о содержании этого идеала см.: Современное политическое сознание в США, гл. IV.

231

не единственное средство разрушения конформистского сознания и вывода массового субъекта за пределы господствующи: культуры. Не ограничиваясь рассуждениями о пользе утопий, некоторые из них сами строили утопические

проекты и порою даже пытались осуществить их на

практике.

Так было и в послевоенный период. Еще в конце 50-х —начале 60-х годов группа видных американских философов, социологов и психологов, часть из которых была впоследствии воспринята общественностью в качестве вдохновителей или теоретиков леворадикального протеста в США

и Западной Европе, предпринимает попытки реабилитировать утопию и обосновать «революционность» утопического подхода к актуальным проблемам современности.

Характерной особенностью деятельности этих теоретиков, среди которых видное место занимали «левые» («радикальные») фрейдисты — Г. Маркузе, Э. Фромм, Н. Браун

и другие, было то, что их попытки возродить утопический

дух осуществлялись в процессе конфронтации с учением

3. Фрейда, который, как известно, считал, что утопия практически неосуществима, ибо невозможно (без катастрофических последствий для человечества) изменить репрессивный характер цивилизации51. Соглашаясь в общем с

выводом Фрейда применительно к низшим стадиям развития человеческого общества, Браун, Маркузе, Фромм

утверждали вместе с тем, что устранение репрессии на

высших стадиях цивилизации не обязательно чревато ее

разрушением. Из этого допущения проистекал важный

вывод: утопия возможна, за утопию надо бороться52.

51 «Фрейд неуклонно и всеми силами стремился разрушить надежду, что агрессивность будет устранена вследствие установления

новой системы отношений собственности или отмены собственности — допущение, которое лежало в основе большинства утопий девятнадцатого века. Фрейдовский инстинкт смерти мог

быть сравнительно поздно введен в его систему, но работы, созданные на протяжении всей его жизни, утверждали наличие

глубоко укорененного противоречия между цивилизацией и мирским счастьем... Во многих отношениях атака Фрейда на утопические иллюзии, которые он называл небесной колыбельной, была самой острой и разрушительной из всех, которые когда-

либо предпринимались» (Manuel F. Е., Manuel F. P. Utopian Thought in the Western World. Cambridge, Mass., 1979, p. 788).

52 «Они отрицали фрейдовское отрицание эвдемонистской утопии.

Они отвергали дуализм, лежащий в основе его системы, и полагали, что не существует никаких внутренних причин, мешающих либидо получить свободное выражение, поскольку челове-

232

В 50-х годах это представление получило наиболее полное обоснование в книге Г. Маркузе «Эрос и цивилизация».

Как верно замечает К. Б. Клеман, «содержание книги —это оправдание утопии, о чем свидетельствует расположение материала: книга начинается главой «Под властью

принципа реальности» и заканчивается главой «По ту сторону принципа реальности». Ее вывод: необходимо освободиться от культурного принуждения, от самого понятия

реальности» 53. Более того, те из последователей и критиков

Фрейда, которые считали себя сторонниками социализма, готовы были даже допустить осуществимость идеалов, развивавшихся в русле социалистических утопий прошлого.

А некоторые из них, как, например, Маркузе и Фромм, позднее сами вступили па стезю утопического творчества.

Предпринятая в 50-х годах «левыми» фрейдистами апология утопии не вызывала политического резонанса и не получила выхода в социальную практику. Все это произошло

позднее, когда массовые движения протеста приняли широкие масштабы, а попытки реабилитировать утопию на

основе фрейдизма получили подкрепление со стороны

социологов, выступивших с апологией утопии в политическом плане. Эту миссию принял на себя один из вдохновителей «новых левых» — американский социолог Ч. Райт

Миллс. В опубликованном в 1960 г. «Письме к новым левым», сыгравшем важную роль в радикализации американской интеллигенции и студенчества, Миллс прямо поставил вопрос о необходимости радикального критического

пересмотра представлений об утопии и утопизме. «Нас,—писал Миллс,— часто обвиняют в том, что мы «утопичны» — в своих критических высказываниях и в своих предложениях...

чество освободилось от экономического и сексуального подавления, которое могло быть необходимо для создания культуры

на низших стадиях цивилизации» (Manuel F. E.f Manuel F. P.

Op. cit., p. 793).

Г)3 Клеман К. Б. Истоки фрейдизма и эволюция психоанализа.—г