Надо в этой связи заметить, что редкая светская (и даже некоторые религиозные) утопическая община не знала

споров (и связанных с ними реорганизаций) о верности

доктрине или принципам, которых придерживались ее члены, и эти споры вносили свою лепту в процесс дезинтеграции общины. За этими спорами чаще всего стояло неизбежно возникавшее с течением времени (и связанное с поисками оптимальных форм функционирования) различие позиций по вопросам, касающимся собственности (в частности, степени обобществления личного имущества и средств

производства); организации труда; распределения прибавочного продукта; поддержания связей и общения с внешним миром и многое другое. «Догматики» не желали идти

ни на какие отклонения от первоначально провозглашенного кредо (часто закреплявшегося в «уставах» и «конституциях» общин), справедливо указывая на то, что осуществление этого кредо и было raison d’etre самого появления

общины на свет. «Ревизионисты» столь же справедливо

возражали, что если не внести в это кредо соответствующих корректив, то община может просто перестать существовать (вместе со своим кредо). Однако осуществить последовательно и полно изначально поставленные задачи, добившись желаемых результатов, не удавалось практически ни тем группам, которые в результате раскола подтвердили кредо ревизии, ни тем, которые оставались ему формально верны.

Давая общую оценку исторической роли американских

коммун в XIX — первой половине XX в. и признавая, что

они оказались несостоятельными как экономические, политические и социальные предприятия, нельзя вместе с

тем не видеть их роли как экспериментальной модели организации общественной жизни, которая имеет для социолога и политика большое эвристическое значение, равно как и важного фактора формирования социалистического сознания и социалистической культуры в Америке, как

это подчеркивалось в новой Программе Компартии США53.

52 На самой поверхности коммунитарной жизни мы видим и вовсе

незначительные, житейские, подчас просто «мелочные» обстоятельства, которые могут рассматриваться в лучшем случае лишь

как поводы распада и дестабилизации: психическая несовместимость, плохой климат и т. п.

53 См.: США: Экономика, политика, идеология, 1971, № 2, с. 99.

Глава IV

Эволюция капитализма в США

после второй мировой войны

и американское утопическое сознание

§ 1. Противоречия современного

американского общества и пути развития

национальной утопической традиции

Период с конца 40-х по конец 50-х годов XX в. характеризуется в зарубежной и советской научной литературе как

полоса кризиса утопического сознания в капиталистическом

мире, в том числе и в Соединенных Штатах Америки.

В статье «Закат утопии» (1960) американский социолог

Кеннет Кенистон писал: «Контраст между утопиями девятнадцатого и двадцатого веков колоссален. В нашем видении будущего образы надежды уступили место картинам отчаяния; утопии, служившие прежде маяками, превратились в предупреждения. « Прекрасный новый мир»

Хаксли, «1984» и «Звероферма» Орвелла, «Возвышение

меритократии» Янга, а по иронии судьбы и «Уолден-два»

Скиннера — огромное множество наших видений будущего — являются негативными видениями, проекциями в будущее наиболее пагубных тенденций настоящего. Они

стали средствами устрашения, историями-предупреждениями: утопия стала контрутопией. Равным образом изменились и значения «утопического»: сегодня этот термин недвусмысленно ассоциируется с «нереалистическим», «са-

моразрушающимся», а для некоторых —с глубочайшими

и наивысшими грехами человека» \

«Смерть» утопии была констатирована в те годы и многими другими американскими и западноевропейскими исследователями — Фредом Полаком2, Джудит Шклар3, Че-

дом Уолшем4, Марком Хиллегасом5 и др.

1 Keniston К. Youth and Dissent. N. Y., 1971, p. 43.

2 «Насколько мне известно,— вторил Кенистону Фред Полак в

«Образе будущего» (1961),— со времени второй мировой войны

не было создано ни одной настоящей утопии... Впрочем, весьма

сомнительно, чтобы какая-либо подлинная утопия... могла найти сегодня издателей или читателей, даже если бы ей дал благословение литературный авторитет. А между тем всякая контр-

202

Антиутопическая тенденция находила выражение как

и теоретической критике утопии со стороны ее «врагов»

(как назвал их впоследствии Дж. Кейтеб), в отречении ряда

философов и социологов от своего «утопического прошлого» 6, так и в активной поддержке и восхвалении конкретных антиутопических произведений, в первую очередь

таких, как «Прекрасный новый мир» О. Хаксли (с предисловием 1946 г.) и «1984» Дж. Орвелла.

Можно без преувеличения сказать, что романы английских писателей встретили в некоторых кругах американского общества не менее сочувственное отношение, чем

в самой Англии, и стали органическим элементом американской культуры. Более того, эти произведения, особенно

роман Орвелла сразу же после его появления (1948), стали

активным фактором политической борьбы. Это был как

раз тот случай, когда применение и использование новых

продуктов духовного производства в практическо-политической деятельности опережает их теоретическое исследование и оценку. Не была еще вполне ясна ни природа

антиутопического феномена, ни его истоки, социальные

функции и формы, а «Прекрасному новому миру» и «1984»

была поспешно дана однозначно антикоммунистическая

трактовка. Особенно активно эксплуатировалась книга

Орвелла, которая «по свидетельству Джона Гросса... сразу

же оказалась на переднем крае холодной войны»7.

утопия, независимо от ее качества, встречает горячий прием.

Ничто не могло бы послужить лучшим симптомом изменяющегося духа времени» (Polak F. The Image of the Future. Leyden, 1961, v. 2, p. 20).

3 Попытки «построить великие проекты политического будущего

человечества,— писала Дж. ПГклар в книге «После утопии»,—отошли в прошлое», ибо «исчезали последние следы утопической веры, необходимые для такого предприятия» (Shklar J.

After Utopia. The Decline of Political Faith. Princeton. 1957, p. VII).

4 Walsh Ch. From Utopia to Nightmare. L., 1962.

5 Hillegas M. R. The Future as Nightmare. N. Y., 1967.

6 Характерный пример — видный американский социолог Лыоис

Мэмфорд (см.: Араб-Оглы Э. В утопическом антимире.— В кн.: О современной буржуазной эстетике. М., 1976, вып. 4, с. 78—83).

Работы Мэмфорда «История утопий» (1922) и «Миф о машине»

(1970) разделяет не только полувековой интервал — их разделяет принципиальное различие позиций. В первой книге американский социолог выступает как апологет утопии, во второй —как ее ниспровергатель.

7 Кагарлицкий Ю. Что такое фантастика? М., 1974, с. 301.

203

Справедливости ради надо сказать, что еще в 50-е годы

некоторые американские литераторы и социологи (их, правда, было немного) указывали на идейно-политическую

амбивалентность произведений Хаксли и Орвелла и предостерегали против их однозначной трактовки8. Антиутопизм, указывали они, не может быть отождествлен о

антикоммунизмом, это скорее специфическая форма выражения общегуманистических, антитоталитаристких настроений и тенденций. Как резюмировал в 1961 г. эту

мысль Эрих Фромм (в послесловии к одному из изданий

«1984»), роман следует рассматривать как «предупреждение о том, что если ход истории не изменится, то тогда во

всем мире люди утратят свои истинно человеческие качества, станут бездушными автоматами и не будут даже

знать этого» 9. Фромм призывал американского читателя

не обольщаться мыслью, что прочитанное не имеет к нему

никакого отношения: «Эта опасность (утрата свободы, дегуманизация.— Э. Б .)... присуща самому современному

способу производства и организации и сравнительно независима по отношению к различным идеологиям» 10.