ее враги»,— есть кристаллизация ряда идей, позиций, мнений

и чувств, которые существовали в течение столетий. И не что

иное, как развитие техники и естественных наук, ответственно

за эту кристаллизацию» (Kateb G. Utopia and its Enemies. N. Y., 1972, p. 3).

157

то политическим явлениямЭто слишком прямолипий

ный и односторонний подход. Влияние научно-техническо

го прогресса и политической жизни на формирование аити

утопического видения мира действительно имело место.

Но оно было опосредовано теми радикальными социаль

ными изменениями, которые произошли в мире в первой

половине XX в. и которые прежде всего «ответственны»

за появление антиутопии. Общий кризис капитализма означал постепенное разрушение буржуазной цивилизации, и этот процесс рано или поздно должен был вызвать каче

ствепиые изменения в буржуазном историческом сознании, которые не могут быть охарактеризованы иначе, как утрата социального оптимизма, разочарование в разуме и прогрессе.

Для того чтобы иод сомнение были поставлены не отдельные идеи утопистов, а сам дух социального утопизма, чтобы стремление к воплощению идеи социального совершенства было встречено скепсисом, чтобы философ сказал: не надо утопий, не надо прогресса, не надо совершенства, ибо само стремление к совершенству несет... гибель, для

этого нужно было, чтобы буржуазная цивилизация вступила в полосу пусть затяжного, но тотального и необратимого

кризиса.

Это произошло в XX в. и было впервые наиболее остро

прочувствовано не столько даже западноевропейской, сколько русской интеллигенцией, уже давно жившей в

предгрозовой атмосфере.

В 1917 г. в книге «Об общественном идеале» известный

русский правовед, профессор Московского университета

П. Новгородцев писал так: «Потерпели крушение... утопические надежды найти безусловную форму общественного устройства. Нет такого средства в политике, которое

раз и навсегда обеспечило бы людям неизменное совершенство жизни.

1) Надо отказаться от мысли найти такое разрешительное слово, которое откроет абсолютную форму и укажет

средства осуществления земного рая.

176 Этой точки зрения придерживается, в частности, Фред Полак, по мнению которого, антиутопии «были инспирированы сначала первой мировой войной и русским экспериментом (так автор называет Октябрьскую революцию в России.— Э. Б.), затем

второй мировой войной, диктатурами Муссолини, Гитлера...

атомной бомбой, холодной войной и т. д.» (Polak F. The Image of the Future, v. 2, p. 19).

158

2) Надо отказаться от надежды в близком или отдаленном будущем достигнуть такой блаженной поры, которая

могла бы явиться счастливым эпилогом пережитой ранее

драмы, последней стадией и заключительным периодом

истории...

Опыты XIX столетия подорвали веру в чудодейственную силу политических перемен, в их способность приносить с собою райское царство правды и добра» 177

Эта мысль впоследствии не раз была повторена в самых

различных вариациях многими писателями и философами, и частности Николаем Бердяевым, отлившим ее в четкую, почти афористическую форму. «Утопии,— писал этот русский идеалист в очерке «Демократия, социализм и теократия»,—оказываются гораздо более выполнимыми, чем мы

предполагали раньше. Теперь мы находимся лицом к лицу

с вопросом также жгучим, но в совершенно ином плане: как можем мы избегнуть их фактического осуществления?

...Утопии могут быть реализованы. Жизнь идет к Утопии. И возможно, что начинается новый век, в который

интеллигенция и образованные классы будут мечтать о

методах, как избежать Утощш, .о возвращении к обществу

не утопическому, менее совершенному, но более свободному» 178.

Это была не просто звонкая фраза, какой иной раз

любил щегольнуть Бердяев. Это было предельно заостренное выражение социального настроения определенных слоев буржуазного общества, вступившего в полосу кризиса, их социального и политического кредо. А главное — это

было выражение самой сущности антиутопии. Не случайно

Олдос Хаксли, писатель, наделенный редким социальным

чутьем, взял эти слова Бердяева в качестве эпиграфа к

«Прекрасному новому миру».

Но было в этих словах и выражение кризиса социальной надежды. Как писал Эрих Фромм в «Послесловии» к

роману Орвелла «1984», «надежда на индивидуальное

и социальное совершенство человека, которая в философском и антропологическом плане была отчетливо выражена

в сочинениях философов Просвещения и социалистических

мыслителей XIX в., оставалась неизменной вплоть до

конца первой мировой войны. Эта война ...ознаменовала

начало процесса, которому предстояло в сравнительно

177 Новгородцев П. Об общественном идеале, с. 17.

178 Цит. по: Мортон А. Л. Английская утопия, с. 246, 247, 1$9

короткое время привести к разрушению двухтысячелетием

традиции надежды и трансформировать ее в состояпио

отчаяния» 179.

Кризис исторической надежды — сущностная черта антиутопии. Аптиутоггист — это чаще всего разочарованный

утопист. Он бы душой и рад поддержать ценности, пропо

ведовавшиеся многими поколениями утопистов, начиная с

Томаса Мора, тем более, что у него самого «припрятан»

утопический проект, о котором он стыдливо умалчивает.

Но антиутопист уже не верит — боится верить — в возможность построения свободного, счастливого процветающего

общества. Он не только разочарованный — он еще и отчаявшийся утопист, ибо твердо уверен в том, что всякая попытка практического осуществления утопии приведет к результатам, прямо противоположным искомым. Поэтому он

против утопий и утопических экспериментов как таковых.

Негативная утопия и антиутопия выполняют в принципе те же функции, что и утопия, с той лишь разницей, что нормативная функция присуща им в меньшей степени

и проявляется в иной (отрицательной) форме. Критическая функция, напротив, выражена более отчетливо и

непосредственно, причем эта критика имеет отсутствующий в утопии самокритический аспект. Но негативная утопия и антиутопия выполняют еще и специфическую функцию «предупреждения» или «предостережения». Они обращают внимание на те (реальные или мнимые) аспекты

социально-исторической перспективы, которых следует избегать или же предупреждают о том, к чему, с точки

зрения антиутописта, может привести сама попытка реализации того или иного утопического идеала или само

стремление к осуществлению утопии.

Со времени своего появления антиутопия играет не

менее влиятельную роль в формировании общественного

сознания, чем утопия. Критики антиутопии справедливо

возлагают на нее изрядную долю ответственности за враждебное отношение к утопии, которое сложилось и получило довольно широкое распространение на Западе в XX в.

и которое способствовало «изгнанию» утопии из царства

культуры и политической практики, а заодно и распространению пессимистических, если не апокалиптических настроений. Однако, на наш взгляд, однозначно негативное

отношение к антиутопии столь же несправедливо, как и

179 Fromm Е. Afterword…, р. 258, 259.

160

однозначно негативное отношение последней к утопии.

Антиутопия безусловно права в своем утверждении, что

всякая попытка осуществить на практике утопию неминуемо ведет к произволу и насилию над законами истории, над

природой и личностью и что посему утопия должна быть

отвергнута как проект практического преобразования общества. Это была с самого начала вполне трезвая, хотя

временная, возможно и принимавшая несколько экстравагантную форму, констатация того не раз подтверждающегося историей факта, что произвольно сконструированный

(и именно поэтому «совершенный») проект общества может быть претворен в жизнь, как правило, лишь вопреки

естественному ходу событий, т. е., в свою очередь, путем