утопическому роману,— пишет американский литературовед Уолтер Б. Райдаут,— стоит ближе к традиции антиутопии, той традиции, которая стала характерной для нашего
века с присущим ему насилием и которая породила „Прекрасный новый мир“ Хаксли и „1984“ Орвелла. Как роман, он, конечно, уступает обеим этим книгам; однако, как и
эти книги, он является экстраполяцией в будущее тех основных сил, угрожающее действие которых было у каждого из авторов перед глазами» 168 Еще более определенно
мнение американского историка М. Феллмана, который
считает, что вся писательская деятельность Доннелли, но
прежде всего, конечно, «Колонна Цезаря», знаменовала
смерть утопии и рождение антиутопии169 Э. Фромм характеризует «Железную пяту» как «самую раннюю из современных негативных утопий» !7°.
103 Donnelly I. Caesar’s Column. A Story of the Twentieth Century.
Ed. by Walter B. Rideout. Cambr. (Mass.), I960, p. XXII.
1fi9 Fell man M. The Unbounded Frame. Westport, 1973.
170 Fromm E. Afterword to George Orwell’s «1984», N. Y.. 1962, p. 258.
154
Одно в этих суждениях бесспорно: и «Железная пята», н тгм более «Колонна Цезаря», и ряд произведений, напи-
IIIиных в подражание этим романам, фиксировали новые
и’пдепции в американском общественном сознании и ноны ii этап в развитии социального утопизма. Но был ли
Доннелли первым антиутопистом, на тридцать с лишним
|Ц’т опередившим своих европейских собратьев, а его ро-
ммп—первой антиутопией? Сложность ответа на этот вопрос связана во многом с неотработанностыо понятийного
инпарата, что заставляет исследователя каждый раз заново начинать с уточнения понятий.
Термин «антиутопия» давно вошел в научный обиход, но до сих пор ведутся споры относительно сущности, причин и времени возникновения самого феномена антиутопии. Чаще всего она толкуется как утопия со знаком ми-
иус, т. е. как «страна, которой не должно быть» 171, и как
проект или описание такой страны. Но при этом обычно
остается неясным, как антиутопия соотносится с другими, также более или менее широко вошедшими в научный обиход понятиями — «негативная утопия», «утопия — предупреждение», «контрутопия», «дистопия», «какотопия»?
Для одних исследователей, например, для Э. Фромма, антиутопия, негативная утопия или утопия-предупреждение в равной мере противостоят утопии, выражая «чувство
беспомощности и безнадежности современного человека, подобно тому, как прежде утопии выражали чувство самоуверенности и надежды человека, жившего в послесредне-
мековый период»172. Другие авторы намечают какие-то
грани между этими понятиями и стремятся выявить внутренние различия стоящих за иихми явлений сознания. Так, Ф. Полак, пытаясь отделить негативную утопию и контрутопию от антиутопии, приходит к выводу, что последняя
представляет собой «утопию, которая умышленно подрывает себя», и что она едва ли не так же стара, как и позитивная утопия. Ее интеллектуальные корни лежат в разорванной природе утопического мышления, которое обращается к самому себе и видит свое собственное мышление
о будущем в критическом зеркале 173.
Представление о длительности антиутопической традиции разделяет американский историк Фрэнк Мэнуэль. «Понятие утопии,— пишет оп в очерке „К психологической ис-
171 Кагарлицкий Ю. Что такое фантастика? М., 1974, с. 271.
172 Fromm Е. Afterword…, р. 259.
•73 Polak F. The Image of the Future, v. 2, p. 15.
155
торий утопий44,— с самого начала использовалось как в но
зитивном, так и в уничижительном смысле; оно обозначало
одновременно и идеал, к которому стремятся, и сумасшод
ший проект. Отрицание великой мечты всегда, с первых
же шагов утопической мысли, составляло параллельный
поток. Антиутопии не были изобретением Олдоса Хаксли
и Замятина: в конце концов «Женщины в национальном
собрании» Аристофана были паписаиы в одно время <•
«Государством» Платона; «Утопия» Мора породила бесчисленное множество язвительных пародий...174.
Очевидно, что традиция утопической мысли, противо
речивая сама по себе, за долгие годы существования но
могла не породить ряд полемических форм, составляющие
в совокупности тот самый параллельный поток, о котором
говорит Ф. Мэнуэль. Но этот поток не вырывался за пределы утопического русла, ибо составлявшие его произведения были отмечены всеми признаками утопии и отрица ли не утопический подход к конструированию социальных
идеалов, не утопические идеалы как таковые и тем болео
не стремление человека к осуществлению утопии, а только
конкретные формы последней. Иными словами, эти утопии
были в определенном отношении контрутопиями. В сущности, любая утопия, заключающая в себе полемическое
начало, выступает одновременно и в качестве контрутопии
по отношению к другим позитивным утопическим конструкциям. Так, утопия Мора выступала в качестве контр-
утопии по отношению к утопии Платона, утопия Бэкона —по отношению к утопии Мора. Однако при всей остроте, которой подчас сопровождались эти споры, они все-таки
имели, образно говоря, «семейный» характер. Во-первых, потому, что в данном случае сама контрутопия была выдержана в позитивных тонах и ориентирована на построение общества, которое было бы не только субъективно желанным, но и обладало бы объективными признаками совершенства и, стало быть, носило общезначимый характер. Во-вторых, потому, что сама идея возможности и желательности построения совершенного, идеального общества не только не оспаривалась, но воспринималась как
самоочевидная.
При этом контрутопия могла принимать как позитивную, так и негативную форму, т. е. форму «негативной
174 Manuel F. Е. Toward a Psychological History of Utopias.— In: Studies in Social Movements. Ed. by Barry McLaughlin. N. Y., 1969, p. 372.
156
утопии». В отличие от позитивной негативная утопия рисует такое воображаемое общество, которое заведомо должно восприниматься как нежелательное, хотя возможное, как «дистопия» или «какотопия». Это уже более острая
полемика с позитивной утопией. В известном смысле это
даже критика позитивной утопии как таковой — предостережение против однозначно оптимистической трактовки
общественного прогресса и отрицание некоторых частных
принципов, типичных для большинства позитивных утопий.
Однако негативная утопия еще не отрицает ни самой
ориентации на создание совершенного и желанного общества, ни идеалов, которые по традиции входили в арсенал
утопии, ни принципов, па которых она строилась. Негативная утопия — критика отклонений от прогресса, каким
он видится утопистам. А если ее острие где-то и задевает
саму идею прогресса, то во всяком случае без радикального отрицания последнего. Очевидно, именно по этой причине негативная утопия, часто принимавшая форму сатиры, могла соседствовать с утопией в рамках одного и
того же произведения.
С обострением противоречий буржуазного общества
критический пафос негативной утопии становится все более напряженным. При этом под огонь критики начинают
попадать такие принципы и идеи, которые имели фундаментальное значение для утопии. Шаг за шагом складывается новая, радикальная форма полемики с утопией — антиутопия.
Антиутопия не просто спор с утопией. Это радикальное
отрицание утопии: отрицание самой возможности построения совершенного общества (как реализации идеи социального прогресса), а значит, и желательности ориентации на
осуществление утопического идеала, который имел бы общезначимый характер. Причем это отрицание утопии утопическими же средствами, аналогичное критике идеализма
с позиций идеализма.
Причины возникновения антиутопии часто сводят либо
к «развитию техники и естественных наук» 175, либо к чис175 «Антиутопизм...,— пишет Дж. Кейтеб, автор книги «Утопия и