«рационализация человеческих отношений» в соответствии
с принципом эффективности. Институты, регулирующие
отношения между людьми на основе «субъективного подхода» и «страстей», как, например, суд присяжных, предполагалось ликвидировать, а входившие в их компетенцию
вопросы решать путем применения «максимально обезличенных (the most impersonal) и научных методов, какие
только имеются в распоряжении» 164.
Технократы намеревались также радикально перестроить экономическую структуру общества, с тем чтобы
в итоге исключить погоню за прибылью в качестве цели
производства, изменить систему ценообразования и распределения материальных благ. «Стоимость всякого отдельного продукта,— писал Г. Скотт,— всецело определялась бы энергией, потребленной в процессе его производства и доставки к пункту потребления» 165. Предполагалось
отменить деньги, заменив их так называемыми «энергетическими сертификатами», выдаваемыми каждому работнику, выполняющему «энергетический контракт» (the energy contract) и находящемуся на службе у государства 166. Технократы обещали вовлечь все трудоспособное население в общественно полезную деятельность и тем самым
ликвидировать безработицу; обеспечить равный доход для
всех, включая саму технократию, которая, как уверял
Скотт, не пользовалась бы материальными привилегиями; урегулировать соотношение производства и потребления, создав стабильную, бескризисную экономику.
Собственно говоря, именно экономическая и социальная стабильность — этот новый для американской утопии
164 Technocracy Study Course, p. 136.
165 Scott If. Science vs. Chaos.— In: Passport to Utopia, p. 235.
166 «...Длительность службы не превышала бы четырех часов в
день, четырех дней подряд, а в итоге — 165 дней в году. Служба примерно в течение двадцати лет, т. е. в промежутке от
двадцати до сорока пяти лет покрыла бы выполнение энергетического контракта» (Ibid., р. 234, 235).
151
Идеал — и составляла основную цель, к бсущестмоипт
которой стремились утописты-технократы. Причем чом
дальше, тем больше склонялись они к выводу, что уровень
социально-экономической стабильности находится в обрат
ной зависимости от уровня развития политической жизни
в стране, наличия обратной связи в отношениях по поводу
власти (демократия) и ее децеитрализованности. Не уди
витольно, что самой эффективной и рациональной органи
зацией технократы считали армию и что с началом второй
мировой войны они настаивали на проведении в страно
военно-трудовой мобилизации.
Конкретные формы технократической утопии, в кото
рых она впервые выступила в 30-е годы, оказались недолговечными, но как тип эта утопия хорошо привилась к
«дереву» американской социально-утопической традиции.
В идейно-теоретическом плане технократическая утопия не была изобретением Скотта и его коллег по «Технократия инкорпорейтед». Ее теоретический фундамент составляли идеи Т. Веблена о рациональной организации как
субстанциональной основе социальных форм, способных
обеспечить эффективное функционирование капиталистического общества в условиях роста социальной напряженности — глобальной, региональной или локальной. Обуздание рыночной и социальной стихии, вообще регулирование
социальных процессов на основе принципов рациональности и эффективности, выдвижение на руководящие посты в обществе «инженеров»— все эти идеи в том или ином
виде были сформулированы Веблеиом еще в книге «Инженеры и система цен». Проект Скотта был не более чем амбициозной попыткой спроецировать идеи Веблена на конкретную социальную ситуацию и построить на их основе
альтернативную (в условиях утопического плюрализма
30-х годов) утопию. Эта утопия была груба, прямолинейна, ей явно недоставало теоретической изощренности (удел
едва ли не всех первичных форм новых типов утопий). Но
как тип она была знамением времени. Технократическая
утопия отражала не только кризис традиционных политических и экономических форм, связанный с изменением
структуры и функций государства и рынка, что наглядно
проявилось на рубеже первой и второй третей двадцатого
века. Она отражала также распад традиционных формаций
сознания, отчетливым выражением которого был кризис
идеологии либерализма, вызвавший раскол внутри либерального лагеря.
152
Один из самых важных уроков технократической утомим состоял, быть может, в том, что она наглядно продемонстрировала не только всю непрочность, нестабильность
пшлей между демократией и эффективностью 167, но и го-
гинпость многих американцев пожертвовать при опреде-
•НЧ1 пых условиях традиционными демократическими ценностями во имя обещанного «изобилия», «рациональности», «эффективности», «порядка». Это было новым в таких масштабах явлением в общественном сознании, которое дало
основание некоторым левым критикам говорить о сущест-
ионании в США предпосылок установления диктатуры фашистского типа.
Вся вторая треть XX в. была периодом укрепления полиций технократической идеологии в американской культуре, что, конечно, не могло не сказаться на статусе и
функциях технократической утопии в национальном сознании. Но, укрепив свои позиции, эта утопия так никогда
и не смогла интегрировать в себя другие типы утопии, и тем более элиминировать их. Напротив, как это подтвердили 60-е годы, каждый новый этап в развитии технократического сознания вызывал ответную реакцию «демократического», романтического или социалистического типа
(что находило отражение и в сфере утопии), порождая
одновременно настроения социального отчаяния и пессимизма, фиксировавшиеся в форме негативной утопии и антиутопии.
§ 4. Социальный пессимизм
и американская негативная утопия
XIX — начала XX в.
Конец XIX — начало XX в. давали достаточно оснований и для надежд, и для глубоких разочарований, и для
опасений, что будущее окажется еще хуже, чем настоя167 Идея о существовании прямой корреляции между демократией
(буржуазной) и эффективностью порождаемых и освящаемые
ею институтов, в том числе и экономических, выношенная сознанием третьего сословия и пробившая себе путь в политическую науку и политическую практику буржуазных революций
XVII—XIX в., была одним из фундаментальных тезисов идеологии либерализма XIX в. Социально-политическая практика
«массового» общества, т. е. буржуазного общества эпохи империализма, показала, что в новых условиях традиционная демократия уже не способна с прежней эффективностью обеспечить функционирование социальных институтов.
153
щее. О сложности этого периода свидетельствует духовныII климат того времени, в частности те трансформации, коти
рые происходили в рамках утопического сознания и коти
рые нашли наиболее наглядное проявление в сфере лите |ж
турной утопии. Суть этих изменений, как их представляв
большинство исследователей, состоит в становлении noun го, пессимистического взгляда на общественное развитие, на возможность осуществления утопических идеалом, Кристаллизацией этого нового подхода явилась антиуто
пия — ж как новый тип утопического сознания, и как но
вый литературный жанр, в котором этот тип получает адо
кватное воплощение.
По мнению ряда философов, историков и литературоно
дов, американские писатели более чем на четверть веки
предвосхитили европейских антиутопистов, представлен
ных классической «троицей» в лице Е. Замятина, О. Хаксли и Дж. Орвелла. В качестве пионеров этого жанра назы
вают обычно Джека Лондона как автора «Железной пяты»
и ныне почти забытого, но в конце XIX в. пользовавшегося
известностью общественно-политического деятеля и писателя Игнатиуса Доннелли, автора ряда романов, в том числе «Колонна Цезаря». «Очевидно, „Колонна Цезаряи; хотя она и обладает определенными чертами, присущими