отношении, книга Лонга интересна тем, что раскрывает его

представления о том, как должна была бы выглядеть в Америке «сильная власть» и осчастливленный ею народ (произведение завершается сценами лицезрения президентом быстро набирающей силы страны и радостного трудового лица, восхваляющего мудрость своего руководителя).

105 Coughlin Ch. Е. The National Union for Social Justice.— In: Passport to Utopia, p. 280.

106 Вся традиция утопии фермерской Америки пронизана чуть ли

не патологической ненавистью к бапкам и банкирам — этим «менялам», которых давно стоило бы «изгнать из их храма». Подобно тому как американские фермеры и выступавшие в одном

ряду с ними рабочие видели в «дешевых деньгах» (или ииых

«простеньких» денежных реформах) выход чуть ли не из всех

экономических затруднений, точно так же одним из глапиых

источников постигавших их экономических бед они считали

деятельность банков и махинации банкиров. Редкая утопия, развивавшаяся в русле идеалов фермерской Америки, не предлагала предпринять какую-нибудь крутую акцию в отношении

банков — национализировать, закрыть, а то и вовсе взорвать.

Хотя в случае того или иного конкретного проявления эта ненависть могла и не иметь оснований, однако в целом опа не

121

пути привел к разрыву Кофлина с президентом, которого

он прежде активно поддерживал), резко сократить бюрократический аппарат, в котором он видел наглядное свидетельство пороков демократии.

Планы Лонга, Кофлина и ряда других мелкобуржуазных реформаторов 30-х годов свидетельствовали о том, что утопия фермерской Америки как тип массовой демократической утопии, каковой она была на протяжении почти всего XIX в., себя изжила. Те идеалы, которые были

заложены в ее фундамент — равные возможности, предпринимательский индивидуализм, мелкая частная собственность, местное самоуправление, «минимальное государство» — по-прежнему сохраняли свою привлекательность для значительной части американцев. Однако в

новых исторических условиях эти идеалы, сохранив критическую функцию, утратили прежнюю прогрессивную

роль — и в своем традиционном сочетании, и в соединении

с другими, изначально чуждыми им идеалами вроде «сильного государства» или «сильной власти».

Утопия фермерской Америки сложилась и развивалась

как реакция мелкого собственника (не только реального, но и потенциального, т. е. всех тех, кто мечтал обзавестись

своим клочком земли, лавкой или открыть иное «дело») на развитие капитализма, оттесняющего этого собственника на периферию экономической, общественной и политической жизни. Но рост капитализма порождал и другой

тип реакции, другой тип сознания — романтическую утопию.

Формирование этого типа утопий в условиях Америки

было тесно связано со становлением и развитием американского романтизма как литературно-эстетического течения. Социально-утопический идеал находит воплощение

не столько в теоретической, сколько в художественно-литературной форме, а эстетическое кредо выступает в качестве теоретической основы социально-утопических проектов. Больше того, «законы красоты», как их понимал

была беспочвенной. За ней стоял реальный факт — огромная

власть американских банков и банкиров над фермерами. «Кто

держит в руках банки,— писал В. И. Ленин в работе «Новые

данные о законах развития капитализма в земледелии. Капитализм и земледелие в Соединенных Штатах Америки»,— тот

непосредственно держит в руках треть всех ферм Америки, а

посредственно господствует над всей массой их» (Ленин В. И, Поли. собр. соч.? т. 27, с. 224).

m

американский романтик, становятся для него руководст- 1

вом к действию при осуществлении социально-утопических экспериментов (классический пример — организация

утопической общины Брук Фарм). В этом смысле амери^

канский романтизм как социальная утопия, как литературно-художественное течение, как эстетическая доктрина и как модель социального поведения представлял собой единое по содержанию явление — воплощение единого’

типа сознания. Этим, видимо, и можно объяснить, что»

выдающиеся деятели американской культуры первой половины XIX в., такие, как Генри Торо или Натаниэль

Готорн, выступают одновременно и как писатели-романтики, и как социальные утописты-теоретики, и как утописты-экспериментаторы (уолденский «эксперимент»

Торо, получивший отражение в «Уолдене», и участие Готорна в Брук Фарм, давшее толчок к созданию «Блатдэй-

ла»). Но как бы ни были взаимосвязаны романтическая

социальная утопия и романтическая художественная литература, каждая из них имела все же собственную специфику, их развитие подчинялось разным законам —осознавали это сами романтики или нет. Мы сосредоточиваем

внимание исключительно на романтической социальной

утопии107, в создании которой важная роль принадлежала

таким колоритным и часто внутренне противоречивым и

непоследовательным фигурам, как Джеймс Фенимор Купер, Ральф Уолдо Эмерсон, Гепри Дэвид Торо, Герман

Мелвилл, Натаниэль Готорн.

Возникнув как реакция на развитие промышленного

капитализма, на социальные последствия индустриализации, которая неизбежно влекла за собой перестройку всего

жизненного уклада, распад традиционных патриархальных

отношений и ценностей, американский романтизм выступал вместе с тем — и здесь отчетливо проявлялась его социально-историческая специфика — как «законный» поиск

путей осуществления «обещаний» американской революции, которые оставались «невыполненными». Об этом убедительно свидетельствовал разразившийся в 30-х годах

107 В советской литературе существует ряд специальных работ, посвященных исследованию эстетики американского романтизма как в его теоретическом, так и в практическом аспекте. См., в частности: Николюкин, А. Н. Американский романтизм и современность. М., 1968; Он же. Вступительная статья и комментарии к антологии «Эстетика американского романтизма». М., 1*977; Ковалев 10. В. Герман Мелвилл и американский романтизм.

Л., 1972.

123

XIX в. экономический кризис. Выступая как социальный

критик, утопист-романтик оставался оптимистом, который

связывал становление гуманистических отношений в американском обществе не с ниспровержением капитализма и

установлением социалистических порядков, к которым относился, как правило, отрицательно, а с развитием гуманистических традиций, изначально заложенных в принципах, провозглашенных «отцами-основатолями». Этим

прежде всего и объясняется смягченный характер романтической критики американского капитализма108.

Романтическая утопия многообразна не только в эстетическом, но и в социальном плане. Ее авторы могут расходиться в представлениях о конкретных формах утопического идеала и способах его достижения, но эти различия не подрывают их «согласия» относительно самих

принципов устройства и основных ценностей утопического

мира, что позволяет характеризовать романтическую утопию первой половины XIX в. как самостоятельный тип. Этот

консенсус в немалой степени обеспечивался единством

философско-мировоззренческой базы американского романтизма, в роли которой выступал трансцендентализм.

Ее центральный принцип — естественность, ее ценностное

ядро — свободный человек109. Американский романтик —108 «Романтическая литература в Америке зарождалась в те годы, когда страна переживала полосу бурного экономического развития и пожинала первые плоды политической независимости.

Разумеется, капиталистический прогресс в США нес в себе все

те отрицательные черты, которые были свойственны европейскому капитализму. Но до поры до времени они были смягчены некоторыми особыми условиями, имевшими сугубо национальный характер. Естественно поэтому, что романтический

протест против новых форм экономической, политической и

общественной жизни, порожденных капиталистическим развитием, поначалу был лишен непримиримости» (Ковалев Ю. В. Указ.