Это мир религиозных символов и образов, но это посюсторонний мир52. И хотя эти произведения бесхитростны, по-
г,° Williams Р. N. Op. cit., р. 47.
•ч Du Bois W. Е. В. The Souls of Black Folk. N. Y., 1065, p. 160, 161.
г‘2 Народная утопия часто принимает религиозную форму, что само
по себе еще не делает ее религиозной утопией. Вообще, строго
говоря, религиозная утопия — нонсенс, ибо утопия всегда имеет
посюстороннюю ориентацию. Применительно к народной уто
пии это обстоятельство четко выявлено А. И. Клибановым. «Образы, в которых выступала мысль об идеальном общественном
строе, являлись плодом воображения, порожденным отношениями реальной жизни. Но и самые фантастические из этих
образов решительно отличались от образов религиозной фантазии, включая и те случаи, когда они выступали в религиозном
облачении. Ибо речь шла не о „небесной отчизне14, а об оптимальном строе человеческих отношений, и во всем множестве
случаев, когда такой строй наименовывался „расм“ или „цар-
95
рою стереотипны по содержанию и небогаты по языку, они
позволяют, как это показал ряд американских исследователей 53, составить хотя бы общее представление об утопических идеалах негра-раба.
Центральный идеал негритянской утопии — справедливость. Утопия негра — это реальный мир белого человека, и только справедливость, уравнивающая его с белым, открывает ему доступ в эту утопию, разрушает барьер, отделяющий мир белого человека от мира черного человека.
Вообще надо сказать, что психология раба, жаждущего
освобождения, часто ориентирует его не столько на преобразование мира, в котором он занимает рабское положение, сколько на устранение барьера, отделяющего его от его повелителя. И лишь последующее осознание иллюзорности
этой цели заставляет его задуматься о более радикальных
шагах. Освобождение от рабства, равенство с белыми, возможность найти свое счастье — все это выкристаллизовывается в стремление негра оказаться в таком обществе, основой которого была бы справедливость. «Вся печаль Песен Печали проникнута надеждой — верой в конечное
торжество справедливости... Порою это вера в жизнь, порою вера в смерть. Порою уверенность в существовании
там, в запредельном мире, безграничной справедливости.
Но что бы это ни было, смысл всегда ясен: что когда-нибудь, где-нибудь человек будет судить о человеке не по
цвету его кожи, а по его душе» 54.
Негр хочет «правого суда» 55, который — он уверен в
этом — позволил бы ему войти в качестве полноправного
члена в мир человеческого братства, где в основе отношения людей друг к другу лежала бы любовь и где человек
не чувствовал бы себя одиноким. В этом мире царила бы
естественность и радость 56 и не было бы совсем тяжелого
ством божттем“, это были земной „рай“ и „царство божие“ па
земле. Образы эти не усыпляли ум и не расслабляли волю. Напротив, вдохновляли «на борьбу со всем тем, что препятствует
достижению идеального, достойного человека состояния общества» {Клибаиов А. И. Народная социальная утопия в России.
М., 1977, с. 4).
53 См., например: The Book of American Negro Spirituals. Ed. with an introd. by J. W. Johnson. N. Y., MCMXXIX.
54 Du Bois W. E. B. Op. cit., p. 167.
«И днем и в полночь, все время помни — брод перед нами. Одна
надежда — суд будет правым, брод перед нами» (Голоса Америки: Из народного творчества США. М., 1976, с. 213).
56 «...На берегах реки далекой, на Иордане... душу негра роса
смоет... Там отдохнем и повеселимся, совсем как дети» (Там же), трцда. В негритянской утопии снова отчетливо звучит, как
и в европейской народной утопии нового времени, мотив
освобождения от труда, ибо раб знает только одну — подневольную — его форму.
Ранняя негритянская утопия рисует не столько образ
государства, сколько образ общины, в ней отсутствует четко выраженное представление о политической структуре
общества. И это, конечно, не удивительно, если учесть изолированность негров от политической системы и общий
уровень культуры раба.
Освобождение негров в результате победы Севера в
Гражданской войне было важным,но нерешающим шагом
на пути негритянского населения США к реальной свободе. Прежняя изоляция, ставившая американского негра
мпе Америки, была, казалось бы, преодолена. Но барьер
оставался — реальный, а в ряде случаев и формальный. Переставая быть рабом и становясь гражданином США, негр
оставался негром, человеком с черной кожей, что привязывало его видимыми и невидимыми нитями к прежнему
рабскому состоянию. Эта двойственность положения порождала двойственность психологии, о которой писал
У Дюбуа в начале XX в. «Во-первых, мы должны помнить, что, живя, как это приходится черным, в тесном контакте
с, великой современной нацией и разделяя, хотя и не полностью, духовную жизнь этой нации, они по необходимости должны испытывать более или менее непосредственное
влияние всех религиозных и этических сил, которые направляют сегодня движение Соединенных Штатов. Эти вопросы и движеиия, однако, затмеваются и умаляются наиболее важным (для них) вопросом их гражданского, политического и экономического статуса. Они должны постоянно
обсуждать „негритянскую проблему4*, должны жить, действовать, пребывать в ней и интерпретировать все остальное в ее свете или мраке... Из этой двойной жизни, которую^ должен вести Американский Негр как Негр и как
Американец, как человек, увлекаемый течением века нынешнего и в то же время захваченный водоворотом пятнадцатого века, из этой жизни должно рождаться болезненное самосознание ... Такая двойная жизнь, с двойными
мыслями, двойным долгом и двойными социальными классами, должна вести к возникновению двойного мира и
двойных идеалов, вводя разум в искус притворства или
бунта, лицемерия или радикализма» 57,
57 Du Bois W. Е. В. Op, cit, p. 129.
4 Э. Я- Баталов 97
Отсюда и двойственность негритянской утопии
XIX—XX вв., и двойственность подхода к ее решению.
Как американец, как представитель определенного класса, негр разделяет идеалы той или иной социальной утопии, имеющей распространение среди белого населения Америки. Но как негр, он придерживается этнически ограниченной негритянской утопии, которая хотя и претерпела
определенную эволюцию к началу XX в. и лишилась
прежней наивности, однако по-прежнему ориентирована
на построение справедливого, равноправного, свободного
мира для черного человека. Как американец, негр хотел
бы построить это справедливое общество здесь, на американской земле. Но как негр, которому постоянно напоминают, кто он такой и на пути которого к «интеграции» в
американское общество возводят тысячи препятствий, он
видит возможность построения утопического общества
только за пределами Америки. Так возникает негритянская «утопия бегства» доктора Маркуса Гарви, негра с
Ямайки, организатора и руководителя так называемой Всемирной ассоциации по улучшению положения негров. В
20-х годах XX в. Гарви развертывает движение «Назад в
Африку!», целью которого была репатриация американских негров на африканский континент и создание «великой Африканской империи». Негры, утверждал Гарви, имеют такое же право на «место под солнцем», как и белые. Их стремления к «счастью и благосостоянию», к «социальному равенству», «демократии» и «прогрессу» законны. Но они должны (и могут) построить свободное государство сами, и не в Америке, а за ее пределами. «Негры
должны будут создать свое собственное правительство, свою промышленность, искусство, науку, литературу
и культуру, прежде чем мир перестанет принимать их в
расчет» 58.
Гарви в общем не был оригинален. Идея репатриации
негров в Африку (в основном в Либерию) обсуяедалась
американцами (как белыми, так и черными) на протяжении многих десятилетий. Кое-кому она казалась реальным путем решения негритянского вопроса в Америке, но