Этот исторический факт первого вступления на черкесскую землю многими трактуется по-разному. Как обычно, все зависит от политических взглядов и убеждений, которые человек разделяет. Одна версия утверждает, что мы выполняли благородную миссию защиты православного Кавказа и русского населения, страдающего от черкесских набегов. Другая, нейтральная версия, утверждает, что Россия, хотя и хотела расширения своего влияния на Северном Кавказе, не имела для этого особых возможностей и потому воспользовалась предложением в меру своих скромных сил, не желая упустить столь выгодное предложение. По моему мнению, это наиболее правдоподобная теория. Как ни прискорбно это звучит для всех нас, но Россия еще долгие годы могла мириться (и мирилась) с тем, что основной доход черкесские народы получали от набегов на наши земли, пленяя русских и продавая их в рабство туркам. Но вот упустить такую благоприятную возможность увеличить свое влияние на Кавказе Екатерина не пожелала. Есть еще и третья, наиболее распространенная на Западе версия. Судя по ней, просьба кабардинского князя о строительстве крепости была лишь предлогом для начала полномасштабной Кавказской войны, начатой русскими. Что же, тоже версия как версия.

Я продолжил исследования вопроса и решил посмотреть на действия Российской империи, на ход «полномасштабной» войны и то, какие силы были в ней задействованы.

Для начала я четко уяснил себе — на Кавказе никогда не было единства. Не было единой борьбы горских народов против русских захватчиков, а вот резня всех со всеми очень даже была. Много позже, в то время как покорялся Восточный Кавказ, когда чеченские и дагестанские племена вели войну с Россией под руководством знаменитого Шамиля (кстати, иногда довольно успешно), в то же самое время многочисленные и сильные племена черкесов Западного Кавказа помогали своим соседям крайне мало, несмотря на все усилия посланцев прославленного полководца. Более того, даже родственные между собой племена черкесов (которые именовали себя адыгами) не могли поладить друг с другом внутри своих племен, находясь на грани ужасного поражения в конце Кавказской войны. Доходило до того, что русские войска штурмовали один аул, а соседний не только не приходил соседям на выручку, но и присылал в подмогу русским войскам добровольцев.

На протяжении всей войны кавказцы постоянно воевали с кавказцами, пользуясь русскими войсками для сведения личных счетов. То прорусские князья попросят помощи в подавлении крестьянского восстания на своих землях, то перешедший на русскую сторону князь попросит дать войск для разгрома своих врагов. Россия в помощи не отказывала — присылала войска, всячески поддерживая своих союзников-князей, нередко возвращала назад беглых рабов и крестьян, которые переходили на русскую сторону в огромном числе, ища себе защиты и покровительства. Только в 1767 году, едва закончилось строительство Моздокской крепости, десять тысяч горцев просили Екатерину Великую принять их под свою руку, не желая больше подчиняться власти своего князя. Более того, адыги массово записывались на русскую службу и шли в казаки, причем служили верно, на совесть. Этому есть множество свидетельств, но, пожалуй, наиболее красочно их заслуги подчеркнет выдача 750 Георгиевских крестов (с имперским орлом вместо Георгия Победоносца) для мусульман за отличие на Кавказе. Учитывая трудность получения этой всеми уважаемой награды, можно заключить, что одних только горцев-мусульман, не принявших христианство, в русской армии на Кавказе служило очень и очень много. А ведь немало было еще и тех, кто христианство принял.

Горцы сражались с горцами с самого начала Кавказской войны. Так, например, долгое время с русской стороны война шла едва ли не силами одних только терских и кубанских казаков. Я всегда считал, что основу казачьих войск составляли русские беглые крепостные крестьяне и разбойники, оказалось же, что людей со славянскими корнями среди терцев и кубанцев не набиралось и половины, по крайней мере, в начале истории этих казаческих войск Добролюбов, исследуя состав кубанского казачества в конце XVIII века, писал, что оно частично состояло из «1000 душ мужского пола, добровольно вышедших из-за Кубани черкес и татар» и «500 запорожцев, вернувшихся от турецкого султана». Конечно, спустя полвека славянской крови значительно прибавилось, но и черкесов было уж точно немало. Еще одним ярким примером активного участия черкесов на русской стороне являлось то, что при первой обороне русской крепости Моздок наравне с русским гарнизоном всего из 214 человек крепость защищали кабардинцы во главе со своим князем, на земле которого крепость и была поставлена.

Для того чтобы представить начальный размах войны со стороны черкесов, мне пришлось прибегнуть к некоторым расчетам. Благодаря различным источникам стало возможным довольно точно оценить численность одних только народностей (не народов!) адыгской группы в один миллион двести тысяч человек. По признаниям самих черкесов и историков того времени, они могли выставить более чем стотысячную опытную армию. Но, как известно, все познается в сравнении. Когда Советский Союз сражался с фашистской Германией из последних сил, он мобилизировал на войну почти 20 % населения. Следует добавить, что впоследствии Германия поступила так же, поставив под ружье даже несколько больше 20 % своего населения. То есть можно справедливо заключить на этих примерах: когда на весах лежит судьба всей нации, всего народа, в строй встанет каждый пятый. Для одних только черкесских народностей это 240 тысяч воинов. Причем около половины войска составит закаленная в боях конница, которой по достоинству восхищался весь мир. Только терские и кубанские казаки, перенявшие у своих противников все: от лошадей, оружия и манеры езды до головных уборов, могли на равных противостоять черкесским воинам.

Оценить русское войско было намного проще. Совершенно точно известно, что в 1770 году, когда с начала строительства Моздокской крепости прошло семь лет, гарнизон в ней составлял всего две сотни человек, а в 1773-м немногим более двух тысяч. Получается, что одна из самых кровопролитных войн в истории России начинается с атаки силами одного полка против всех сил Кавказа? Это как если бы Наполеон отправил на войну с Российской империей один полк, а Гитлер в июне 41-го выделил против СССР всего лишь одну дивизию. Это просто откровенное презрение к силам противника. Как такое возможно в войне с грозным и могучим врагом, который мог привести под стены крепости сто тысяч опытных и умелых воинов, а в случае нужды довести армию едва ли не до четверти миллиона? Ответ очевиден — никто не собирался воевать со всем Кавказом и уж точно никто не начинал полномасштабной войны.

Кавказ был разобщен, там не было единства, им там даже и не пахло. Черкесы Западного Кавказа имели возможность выставить армию огромного числа и… одновременно с этим не могли. Это было совершенно немыслимо, просто невозможно собрать столько различных отрядов, не одно поколение сводящих между собой кровные счеты, без суровой дисциплины. Так получилось, что с одной стороны, черкесский воин не слушался приказов, в войсках царила немыслимая для армии демократия и индивидуализм. Воин был волен уйти в любой момент, никому и ничего не объясняя, и остальные считали это нормой. Командиры в войнах адыгов скорее не приказывали, они просили. Мысль о том, чтобы наказывать солдат, ругать или тем более бить или пороть, была просто кощунственной. Когда воин считал, что поход ему больше не интересен, когда был недоволен командиром, он собирался и уходил. Я представил себе сюрреалистическую картину, как зимой 41-го с Волоколамского шоссе под Москвой солдаты не из Москвы спокойно уходят на пару месяцев домой, навестить своих жен, и мне стало просто не по себе.

Конечно, не так все просто было с черкесскими вольностями. У них существовал сложнейший всеохватывающий свод социальных норм на все случаи жизни — хабзэ, который предписывал, как поступать в определенной ситуации. Этот свод складывался на протяжении многих веков и представлял собой по-настоящему уникальное явление. Кодекс правил, которые скорее не соблюдались — ими жили. Он чрезвычайно сложен, и изучение его займет много времени, да оно и не столь важно, сколько интересно. Важно лишь то, что он был идеально заточен для экономической ниши того мира, в котором жили адыги. Мира, в котором все вращалось вокруг величайшей в мире, по их мнению, Османской империи. Веками они оставались одними из главных поставщиков рабов турецкому султану, а после того как было покорено Крымское ханство, конкурент черкесов на ниве работорговли, то и вовсе стали незаменимы. Однако картина мира с течением времени менялась, Османская империя все сильнее дряхлела и слабла, на севере зажглась восходящая звезда России, а хабзэ оставался неизменным — черкесы по-прежнему были ориентированы только на Турцию.