Вадим даже заслушался. Няня говорила быстро, страстно, голос у нее звенел, будто музыкальный инструмент. В уме у него проносились образы шестиста любовников: в сомбреро, с мачете и бутылкой рома в руках, с горящими глазами, смуглые… Расстегивают джинсы и… Вместо няни он представил Машу. С ее стриженым затылком и голосом училки. Маша набросилась на Педро, вцепилась в его бицепс зубами.

— Мне так в Москву хотелось съездить все время, но билет стоил семьсот долларов. А если за песо билет покупать, то в очереди стоять надо шесть лет. Вот я наконец купила билет два года назад и приехала. Мама меня на порог не пустила, и я стала работать на двух работах, посылала деньги мужу и сыну, откладывала. Так трудно было. Один раз я отравилась чем-то, плакала, маме позвонила — она ко мне не пришла. Скорая помощь лечить меня не стала, потому что у меня полиса нет… Сначала привезла сюда мужа, потом сына, потом собаку. И сразу я потеряла обе работы: одна фирма рассыпалась, а американка, у которой я работала секретарем, погибла в аварии. Муж полгода был без работы и по специальности так и не смог устроиться. Сейчас его взяли шеф-поваром в мексиканский ресторан в Бутово. Там все работают без документов, все украинцы — как милиция приходит, все разбегаются, один муж мой на кухне. У нас теперь есть подмосковная прописка, мы лачугу купили в Подмосковье. Представляете, Маша, моя мама живет одна в трехкомнатной квартире! Потому что мои папа и тетя давно умерли, и это по праву тоже моя квартира! А нам приходится экономить на всем… И покупать какую-то избу, в которой мы не живем, только из-за прописки! А у меня сыну уже семнадцать лет, и он одеваться хочет. Ему хочется ботинки «Камелот»… вот так я и попала в няни.

Она вздохнула.

— Сынок у меня тоже Педро. Он умница. Ему когда еще девять лет было, он начал зарабатывать. Мастерил какие-то самокаты для детишек и продавал. А сейчас у него проблемы, школу заканчивает плохо — так русский язык и не выучил хорошо. Я говорю, что ж ты, надо же в институт поступать. Я себе на колготках экономила, чтобы за репетитора платить… Я хочу, чтобы ты чего-то добился… А ему интересно машины ковырять, он механиком хочет быть…

На этом разговор иссяк. Видимо, Маша переваривала услышанное и не могла сообразить, что бы еще сказать. Вадим и сам переваривал, но напрягся: что делать? К счастью, обе женщины встали и направились туда, откуда пришли. Он тоже тихонько встал и двинулся спать.

2^{1}

Вадим ел свежую лепешку с козьим сыром и зеленью; запивал ее вином, разбавленным водой. Сначала этот напиток казался ему не слишком приятным, но он быстро привык. Смуглая девушка подливала ему в бокал из кувшина.

— Вам нравится? — поинтересовался Платон.

— Наше скромное угощение — чем богаты, — добавил Сократ.

— Очень вкусно.

Платон довольно зарделся. Все это было куплено на его деньги.

Они сидели на террасе: скрывались от солнца. Даже в тени было душно; Вадим глотал воздух, словно куски расплавленного металла. Он довольно быстро хмелел. Намочил руки теплой водой из круглого сосуда и умыл лицо.

— Знаете, учитель, до меня дошли сведения… Тот иноземец, с которым мы вели такую интересную беседу на днях, скончался в мучениях. Говорят, в нем сидел огромный червь и пожирал его изнутри. Он съел всю его печень и всю селезенку.

Вадим ощутил рвотный позыв. Надо меньше пить…

— Да, — удивился Сократ, — а кто-нибудь видел самого червя?

— Нет. Кажется, нет.

— Я думаю, никакого червя и не было. Этот человек пожрал себя сам.

Платон застыл, приоткрыв рот. Оттуда даже вывалилась кое-какая еда.

— Что вы имеете в виду, учитель?

Сократ удовлетворенно потер живот.

— Этот человек был мучим чувством вины. Он знал, что живет неправильно, но не хотел себе в этом признаться. Это и был его червь. Говорят, его жадность когда-то стала причиной смерти его жены и ребенка. Разве можно спокойно жить с подобным грехом?

— Но ведь неправедно живут многие, и живут долго, до самой старости.

— Значит, они не знают, что живут неправедно. Или же знают, но разрешают себе так жить. Если отпустить и разрешить, позволить себе делать, что хочешь, то и будешь жить в мире с самим собой.

— Но ведь так же нельзя… Если никто не наказывает преступника, пускай он накажет себя сам.

— А вы как думаете? — Сократ обратился к Вадиму.

— М-м… Я думаю, что не всегда ясно, плохо ты поступил или нет. Важно намерение. Возможно, тот человек вовсе не собирался делать плохого своим родным. Возможно, он просто хотел как лучше. А потом начал казнить себя за то, что вышло, потому как все-таки он стал причиной. Трудно отпустить и разрешить, когда случилась такая страшная вещь.

— А у вас есть способность к философии… Вы обладаете смелостью, — заметил Сократ.

— Как это, учитель? — поинтересовался Платон. Юноша был совершенно трезв и заглянул Вадиму в глаза так надолго, что он поежился.

— Чтобы заниматься философией, следует не бояться говорить чепуху. Новое часто кажется на первый взгляд чепухой.

Платон подвинулся поближе к Вадиму.

— Этот достойный человек стремится к мудрости. Он задает себе вопросы и ищет на них ответы.

Сократ прикрыл глаза. Вскоре он начал сползать вниз с топчана, закинув голову назад. Жесткие редкие волосины топорщились на его лысине, покрытой буграми, как одинокие былинки на каменистой пустоши. Пожелав сказать что-то еще, Сократ было открыл рот, но вместо этого всхрапнул. Глаза его закатились, челюсть отвисла.

Платон уважительно посмотрел на учителя и, не желая тревожить его сон, придвинулся вплотную к Вадиму и прошептал:

— Мы можем пойти прогуляться. Я покажу вам красивейшие места. Здесь совсем недалеко.

Изо рта его пахло ягодами. Прядь волос касалась Вадимовой щеки.

Вадим сделал мысленное усилие, чтобы подняться, но подчинить тело разуму не удалось. Жара и вино разморили его. Он огляделся вокруг: ни души. Даже девушка в белой хламиде исчезла. Лоб его покрылся испариной.

— Может, лучше здесь побеседуем… а прогуляемся позже… — пробормотал он.

— Хорошо, — Платон преданно посмотрел ему в глаза.

— У нас есть чудный источник, — начал рассказывать юноша, — обрамленный свежайшей зеленью трав и кустарников. Там пасутся косули и зайцы, птицы щебечут и пляшут бабочки. Прекрасное место. Мы с учителем часто ходим туда. Такая красота и покой сразу настраивают на глубокие размышления. А в ваших краях есть такие места? Что там есть прекрасного?

— У нас есть снег, — ответил Вадим и подумал, бывает ли у них снег.

— Что это?

— Когда очень холодно, вода в облаках замерзает и сыплется на землю белыми хлопьями. Они покрывают все на земле, будто пухом.

Платон широко распахнул голубые глаза; на лице его появилось мечтательное выражение.

— Вот у вас какая самая высокая гора? Олимп? — приободрился Вадим. — Если залезть на самую вершину, там наверняка лежит снег. Потому что там холодно. Мы с тобой можем как-нибудь попробовать.

— Но там же боги, — заметил Платон.

— Резонно, — подумал Вадим и ничего не сказал.

Платон буквально смотрел ему в рот. Произнес задумчиво:

— Я ни разу не видел человека, равного вам по красоте…

Мысль была написана у него на лице. «Ну вот, теперь я не человек», — испугался Вадим. Затем спросил, желая перевести разговор на другую тему:

— Слушай, а у тебя девушка есть?

Платон, обескураженный и наивный, поднял брови:

— Что вы имеете в виду?

— Что я имею в виду. Как бы тебе сказать…

Ну и ну, подумал Вадим. Докатились. Пестик с тычинкой, пчелка с пчелкой, медведь с медведицей.

— Вот у Сократа, например, есть жена…

— А, — сказал Платон, — я жениться не собираюсь.