Вначале было ОНО. ОНО не было нечто, но ОНО и не было ничто. ОНО не было ни теплое, ни холодное, ни легкое, ни тяжелое, ни конечное, ни бесконечное. ОНО было никакое. Потом что-то произошло, и ОНО создало первого человека.
Понятно, что обозначение первого творения словом «человек» следует считать чисто условным, ибо из частей его тела возникли небо и земля, моря и континенты. Для Легиона теперь само собой разумелось, что этот «первочеловек» — некое образование из конечного числа элементов, которое ОНО (Абсолют) отщепило (отщепил) от себя, создав нечто, способное к деятельности.
Для Легиона стало практикой то, что человеку-Легиону казалось ранее надуманной схоластической истиной: совершенное божество недейственно, действенное божество несовершенно. По сути, простое следствие одной из скучноватых теорем кибернетики (всякая замкнутая система неполна, всякая полная система не замкнута), оно сильно ограничивало и порой делало иллюзорным всемогущество Легиона-Бога. Деятельные образования, которые он выделял из себя, увы, закономерно обладали слабостями низших сущностей, в частности, человека, и чем конкретнее были задачи этих суббожественных и надчеловеческих организмов, тем сильнее и конкретнее проявлялись слабости.
И наконец, для Легиона стало естественной фазой циклов бытия то самое пресловутое ЧТО-ТО (для человеческого ума — всего лишь литературный ход, логическая уловка), побуждающее самодостаточный абсолют, божественное ОНО, к активности. Проецируя себя на высшее ОНО, менталитет Легиона опознавал это ЧТО-ТО прежде всего как накопление энтропии, не исключая возможности и других, ему пока непостижимых мотивов. А для самого Легиона ЧТО-ТО означало, увы, более широкий круг вопросов — таких, как проблема устойчивости, которая все еще иногда требовала конкретного вмешательства, или воспроизводство среды обитания популяции. Но наибольшим источником беспокойства было незнание степени долговечности и точного адреса носителя воли, обиталища «я» Легиона-Бога. Это незнание отдавалось в элементарных умах постоянной настороженностью и неуверенностью в своем завтра.
Между тем процесс старения, правильнее сказать, распада бывшего тела Легиона, ускоренно шел к неотвратимому концу. И по мере его приближения у Легиона все чаще возникала непонятная потребность точечного воплощения в этот, уже почти разлагающийся, биологический объект. Соответствующий частный субразум Легиона расценивал эту потребность как неприятный и опасный симптом — не существует ли слишком тесная связь между эго Легиона и ненужным умирающим организмом?
Осознавая себя сущностью развивающейся, Легион мог ожидать, что происходящая в нем эволюция распутает многие узелки, и тенденцией Легиона-Бога по этому поводу было недеяние и выжидание, но выделенный функцио-разум — теперь безусловно функцио-разум номер один — требовал решительных мер подстраховки, хотя бы и временного характера. Конкретно — репликации организма и личности Легиона-человека.
Итак, перед целенаправленным функцио-разумом стояла, казалось бы, несложная задача: уговорить или вынудить некую Ларису Паулс согласиться на искусственное оплодотворение спермой неизвестного ей донора, а затем выносить плод и родить ребенка. Функцио-разум решил проблему посредством простейшей комбинации, как шахматную трехходовку.
Ход первый (подготовительный): одна из дочерних компаний американского «Ллойда» предложила папаше Паулсу на выгодных условиях совместную страховку кое-каких портовых сооружений. Во время поездки в Штаты папаша свел знакомство с родственником своего делового партнера, знаменитым тамошним доктором, обладателем коллекции образцов спермы нобелевских лауреатов, благодаря которым честолюбивые женщины зачинают гениальных детей. Услуги этого доктора считаются престижными в мировом масштабе.
Ход второй (шах): папа-Паулс, сначала в ненавязчивой форме, стал внушать Лолите, что семейный бизнес нуждается в наследнике, и пора бы ей такового родить, пока она окончательно не спилась и не истаскалась. Поскольку те случайные болваны, с которыми она делит постель, явно не годятся ни для создания семьи, ни для деторождения, он предлагает ей превосходный выход из положения — зачатие от престижной американской пробирки ничуть не менее респектабельно, чем в законном браке. Лолита, разумеется, сперва закобенилась, но папа проявил настойчивость и добился ее согласия, не использовав даже полностью весь свой арсенал средств принуждения.
Ход третий (шах и мат): Лолита была доставлена в Штаты и, после полного клинического обследования, подверглась несложной процедуре искусственного оплодотворения. Через неделю, с помощью новейшей электронной аппаратуры и кое-каких анализов, доктор определил, что зачатие гения совершилось. Предварительная подмена образца спермы была проведена без ведома знаменитого ученого.
Одновременно с зачатием, с точностью до секунды, наступила окончательная смерть уже полуживого бывшего тела Легиона, что с метафизической точки зрения было вполне закономерно. Неведомая сила, некий биологический долг заставил Легиона именно в этот момент совершить точечное воплощение в распадающуюся клеточную массу, и он вынужден был при полной ясности своего сверхсознания пережить шоковые мгновения клинической смерти. В этот миг у миллионов людей одновременно на короткую долю секунды потемнело в глазах и случился сбой в ритме сердца, но никто не обратил на такой пустяк особого внимания — теперь чуть не каждый день магнитные бури, да и мало ли всякой дряни циркулирует в атмосфере.
Для Легиона же произошло событие огромной важности: гибель тела не оборвала его бытия, а отключение сознания на тридцать четыре миллисекунды следовало признать неопасной издержкой, естественной данью зоологическому способу происхождения. Правда, функцио-разум усмотрел злую иронию в том, что ответ на вопрос о природе носителя «я» Легиона, его воли, так и не был получен. Более того, точное совпадение во времени обоих событий наводило на неприятные догадки по этому поводу. Впрочем, как бы там ни было, промежуточная цель достигнута: Лолита, чьи ужас и отвращение по отношению к Легиону были столь сильны, что проявлялись даже опосредованно, распространяясь на всех, в кого Легион хоть однажды совершал вторжение, — она теперь вынашивала его плод и одновременно его самого телесное воплощение. Способность себя воспроизвести, зачать самому себя — качество, безусловно, чисто божественное.
Но, увы, шахматная задачка оказалась не такой простой, какой выглядела вначале. После визита в Штаты в Лолиту словно вселились демоны. Предупредив только свою секретаршу в офисе, она внезапно сорвалась в Югославию, как выяснилось, с целью искупаться в Адриатическом море. Там она подцепила голландского культуриста и принялась с ним заниматься сексом где попало, злостно и повсеместно вредя общественной нравственности. Пока полиция присматривалась к этой скандальной парочке, Лолита учинила еще одну выходку. С ее подачи, точнее, под ее нажимом, культурист впервые в жизни приобщился к алкоголю. Ей стало интересно, что из этого выйдет, и она влила в него полбутылки добротного коньяка. Результат получился, хотя и предсказуемый, тем не менее фантастический: гора мяса, ежедневно пожиравшая две корзины овощей и фруктов не менее двадцати различных наименований, сделалась неуправляемой. Голландцу показалось, что официанты смотрят на его подружку похотливыми глазами (что наверняка соответствовало действительности), и сто килограммов взбесившихся мускулов стали крушить все подряд. Мало того, что он сломал окружающим несколько рук, ног и ребер (справедливости ради следует отметить — непреднамеренно), в озверении швыряя столы и кресла куда ни попадя, он превратил в осколки весь зеркально-хрустальный кабацкий интерьер. Оба очутились в полицейском участке, и поскольку ресторан был одним из самых фешенебельных на побережье, счет компенсации обещал быть астрономическим. К счастью, папа культуриста оказался покруче Лолитиного. Он мгновенно прилетел из Амстердама, чтобы предотвратить огласку скандала в прессе, выплатил, не торгуясь, крупные суммы всем имеющим претензии, и культурист под присмотром телохранителей папаши был препровожден на родину.
