— Несчастные ребята, замордуют их до смерти, а им признаваться-то не в чем. — Марго с хмурым видом отложила газету. — Разве что эти господа в серых костюмах додумаются до сеансов гипноза…

Платон никакого интереса к судьбе невезучих омоновцев не проявил, его мысль работала в другом направлении:

— Обрати внимание, он заранее ничего не планирует, в нужный момент берет первого, кто попадется под руку, и отдает приказ немедленно действовать. При этом разум исполнителя, как и при самоубийствах, подменяется чьим-то другим, скорее всего, самого Легиона.

Отставной капитан милиции не зря получал свои деньги, и еще через два дня Лола принесла информацию, до которой любопытные носы репортеров не дотянулись. Из-за ночных взрывов и шумихи вокруг них, самоубийствами «по-легионовски» — именно так их стала именовать пресса — заинтересовалась Генеральная прокуратура, и в Петербурге объявился ее сотрудник. Он устроил выволочку начальнику Марго, районному прокурору, обвинив его в преступной бездеятельности и чуть ли не в саботаже, и приказал передать все материалы о самоубийствах уже сформированной следственной бригаде ФСБ. И начальник Марго, теперь уже бывший, вытряхнул из ее стола, сейфа и шкафов все, имеющее отношение к самоубийствам, до последней бумажки, но вместо того чтобы передать их столичным сыщикам, тщательно все уничтожил, а затем вскрыл себе вены.

— Экая ты везучая, — заметила Марго Лоле, — я изъяла из дел твою фамилию, где могла, но они бы все равно на тебя вышли. А вот теперь — вряд ли…

Поскольку Марго сейчас не имела доступа к сводкам преступлений и происшествий, добычу этих сведений поручили все тому же отставному капитану. Увы, догадка Лолы, которая две недели назад казалась мрачной фантазией, полностью подтвердилась. Статистика преступлений, катастроф и, вообще, всяких нелепых несчастий была просто сумасшедшей. Сомнений не осталось: нервозность Легиона порождала в жизни человеческого общества потерю устойчивости и разумных основ бытия. Московская пресса не замедлила окрестить Петербург «криминальной столицей России».

Марго одолевали кощунственные мысли. Может быть, они с Платоном не ведают, что творят? И в результате их деятельности из бутылки будет выпущен джин такой чудовищной мощи и злобности, что все ныне существующие беды покажутся пустяком? Если даже первые выпады против Легиона по числу жертв соответствуют стихийному бедствию, то что будет, если дело дойдет до серьезной угрозы его существованию? Его агония может оказаться невообразимо страшной и унести больше жизней, чем размеренные, так сказать, «плановые» самоубийства за ближайшие несколько тысяч лет!

Она держала эти мысли на задворках сознания, не смея заговорить о них с Платоном. Он все равно сумеет ее убедить, что Легион независимо ни от каких обстоятельств подлежит ликвидации, а их союз потеряет монолитность, жизнь сделается и сложнее, и тяжелее.

Платон же, по крайней мере внешне, выглядел невозмутимо, словно не понимая, что они оказались у разбитого корыта и все нужно начинать с нуля. Постепенно оправляясь от ушибов и контузии, он не желал терять времени зря и придумал себе занятие, показавшееся Марго зловещим. По его требованию Паулс предоставила в их пользование очередной компьютер, и Платон приступил к составлению не то записки, не то отчета, сжато излагая все, что им известно о Легионе.

— Нельзя, чтобы все хранилось только у нас в головах, — хладнокровно объяснил он Марго, — он нас может совершенно неожиданно уничтожить.

— Стало быть, ты составляешь завещание, — спокойно кивнула она. — Что же, это предусмотрительно… только наследство уж больно редкостное.

Настало время решить окончательно, следует ли Марго восстать из мертвых и явиться в прокуратуру с подходящей «легендой» о причинах временного отсутствия, либо продолжать числиться в покойниках. И Платон, и Паулс считали наилучшим второй, загробный вариант. Оба настаивали на том, что коварство Легиона безгранично, а что касалось Платона, то, как подозревала Марго, он, вероятно, втайне считал ее нелегальное положение дополнительной страховкой от каких бы то ни было компромиссов.

Жизнь избавила Марго от необходимости принимать решение, сделав это за нее. К концу первой после взрывов недели произошло два противоречивых события, одно ожидаемое, а второе — совершенно неожиданное. Первое состояло в том, что в газетах появился некролог по поводу ее безвременной и геройской кончины. А о втором сообщил осведомитель Лолы: на Марго был объявлен всероссийский розыск.

— По-моему, недвусмысленная подсказка, — обронил учительским тоном Платон, и ей ничего не оставалось, как согласно кивнуть.

В сложившейся ситуации Марго видела одну-единственную положительную черту: у нее полностью отпала проблема выбора. Ей не оставалось ничего другого, как направить всю энергию на поиски компьютерного преступника, своего бывшего подследственного. К счастью, копию его дела, довольно объемистого, и все заметки, к нему относящиеся, она не оставила дома, а прихватила с собой к Лизе, чтобы было чем заняться во время ночных бдений.

В свое время, стремясь понять мотивы его действий, она довольно тщательно изучила его биографию.

Звали его Станислав Гусецкий, и, направляясь в изолятор для первого знакомства с ним, Марго пробормотала себе под нос:

— Ну ладно… поглядим на этого гуся.

Но подследственный оказался похож не на гуся, а на хитрущего пронырливого кота, к тому же, несмотря на такую меру пресечения, как содержание под стражей, довольного жизнью и собственной персоной. Он был маленького роста, худощав и подвижен. Трусоватые, глубоко посаженные глазки, наглая ухмылка и гаденькие черные усики сразу же внушили Марго отвращение, и только спустя некоторое время она поняла, что за этой фатоватой внешностью скрываются феноменальные умственные способности. В отличие от большинства подозреваемых, он не выказывал враждебности в отношении следователя, а только легкое пренебрежение, и охотно отвечал на любые вопросы. Он работал в коммерческом банке с сомнительной репутацией и, будучи уникальным специалистом по взлому чужих компьютерных сетей, занимался преступной деятельностью, не отходя от своего служебного компьютера. Потерпевшей стороной были несколько крупных концернов и банков, в том числе даже Центральный. Вскоре Марго с удивлением выяснила, что люди, заработавшие на этой афере не один миллион долларов и ухитрившиеся не попасть под следствие, платили одному из важнейших исполнителей, притом самому квалифицированному, в общем-то, по сути, гроши. На вопрос, почему он соглашался на это, Гусецкий заявил с гнусной доверительной улыбочкой:

— Я же не профессионал, а любитель. Я просто развлекался.

Помимо соучастия в «хищении в особо крупных размерах», он заодно запустил в компьютерные сети двух солидных банков уникальный по живучести и зловредности вирус, который принес им гигантские убытки и выбил их из большого бизнеса по крайней мере на два месяца. На вопрос, зачем он это сделал, Гусецкий весело ответил:

— За бабки, — и назвал опять смехотворную для таких дел сумму, а в качестве заказчиков — имена людей, обладающих огромными деньгами и властью, указав при этом обстоятельства и даты контактов с ними.

Проверив и убедившись, что он, вроде бы, не врет, Марго вернулась к этому разговору:

— Вы, как будто, не похожи на самоубийцу. Почему вы назвали мне имена этих людей?

— Потому что вы не впишете их в протокол. Вы тоже не похожи на самоубийцу. — Он нахально рассмеялся ей прямо в лицо.

Он, конечно, был прав: Марго эту информацию, образно выражаясь, вынесла за скобки, и больше к ней в допросах не возвращалась. Но диктофонную кассету с записью по поводу вируса она сохранила.

Когда-то ее первый начальник преподал ей эту профессиональную премудрость: если есть возможность, не следует вытряхивать подследственного до дна, лучше оставить неучтенными кое-какие грешки или соучастия, чтобы было чем припугнуть его впоследствии. Мало ли что может от него понадобиться… И вот теперь она собиралась использовать старую кассету как рычаг, чтобы заставить Гусецкого принять участие в войне с Легионом. Кассета, правда, была уничтожена взрывом и пожаром в ее квартире, но он-то ведь этого не знает…