Несмотря на это скептическое предварительное разъяснение, Марго слегка сробела при виде гипнотизера. Он олицетворял собой величие современной медицинской науки. Высокий, дородный, в элегантном пиджачном костюме и поверх него в не менее элегантном нейлоновом халате; с проседью в черных густых волосах, с умным и доброжелательным взглядом, он, казалось, еще не вполне отвлекся от изысканий, важных для всего человечества, ради столь мелких, в сущности, забот посетителя.

Поскольку появление Платона было предварено звонком, удостоверяющим, что они оба — питомцы одной alma mater, две минуты коммерческого времени было потрачено на взаимную идентификацию, и у Марго была возможность не спеша оглядеться. Вдоль стен на полках стояли толстые книги в роскошных переплетах, в том числе и старинных, кожаных, а местами, вместо книг, красовались различных фасонов и размеров колбы, реторты и вовсе диковинные сосуды, кое-где соединенные стеклянными змеевиками. Все это припахивало алхимией и средневековьем, явно носило спекулятивный характер, и скепсис Марго по отношению к гипнотизеру восстановился. На отдельном овальном столике располагались стеклянные и металлические шары разных размеров, а также косо усеченная пирамидка из неведомого металла, темного, с оливковым отливом. Маслянистый блеск ее граней привораживал взгляд, отвести от нее глаза было трудно.

— Это помогает пациентам абстрагироваться, — пояснил гипнотизер, подметив любопытство Марго. — Но я ими не пользуюсь, разве что по желанию пациента, — добавил он с тонкой и очень приятной улыбкой, несомненно играющей свою роль как при терапии, так и при определении гонорара.

— Моя помощница, — небрежно представил Марго Платон, словно только сейчас обратил внимание на ее присутствие.

— Вообще-то, я — родственница, — простодушно уточнила она, — потому и помогаю, по-родственному. А в миру я — следователь прокуратуры по особо важным делам.

Физиономия гипнотизера на секунду сделалась лицом обиженного ребенка, а Платон метнул в родственницу свирепый взгляд, не успев еще сообразить, что эта ее бестактность в ближайшем будущем уменьшит ущерб для его кошелька.

— Ну что же, если вы не против, займемся непосредственно сеансом, — объявил гипнотизер, утеряв некоторую долю своей многозначительности.

Платон кратко ему объяснил, что от него требуется, и тот приступил к делу. Он усадил пациента в кресло с блестящими рычажками, позволяющими, решила Марго, менять углы наклона любой из его частей.

— Расслабьтесь, — сказал гипнотизер и сделал в воздухе вялый жест раскрытой ладонью.

Никакой реакции не последовало, и на его лице отразилось удивление вместе с любопытством.

— Хорошо… Сосчитаем до десяти… Один… два… три… четыре…

После счета «три» Платон обмяк в кресле, и его голова откинулась назад.

— Отлично, — гипнотизер подошел поближе. — Проверка: вы находитесь в состоянии гипноза. Вы осознаете это?

— Осознаю, — непривычным, глухим голосом выдохнул Платон.

— Теперь немного положительных эмоций. Вы сидите в саду. Светит солнце и поют птицы.

На физиономии Платона появилось идиотически-блаженное выражение: он подставлял лицо несуществующему солнцу и слушал щебетание несуществующих птиц. Марго стало неловко и обидно за него. Но ведь он пошел на это сознательно… Ничего не понимая в гипнозе, Марго, тем не менее, почувствовала, что присутствует при работе высококлассного спеца. Это ее удивило: она привыкла к тому, что всегда было «или — или». Или показушник, или специалист. А тут и то, и другое сразу. Да, вот они, новые времена…

— А теперь вы лежите… просто лежите и ни о чем не думаете… — гипнотизер нажал сбоку кресла на одну из кнопок, и его части, негромко шурша, задвигались таким образом, что кресло превратилось в горизонтальную койку без подголовника, а Платон плавно переместился в лежачее положение.

— У вас был припадок эпилепсии…

Все тело Платона напряглось, и он вытянулся струной.

— Не напрягайтесь, приступ уже закончился. Только что, сию секунду…

Платон расслабился, и на его мгновенно побледневшем лице возникло уже знакомое Марго просветленное выражение.

Гипнотизер сделал знак рукой, чтобы она подошла, и показал жестом, что пора включить диктофон, который она держала наготове.

— Ваши мысли, как никогда, ясны. Что вы чувствуете?

— Мои мысли, как никогда, ясны. Мне холодно.

— Мы накрываем вас теплым одеялом.

— Спасибо, теперь хорошо. Удивительно хорошо.

— Что еще вы чувствуете?

— Беспредельное знание. Полную власть над миром.

— На что распространяется ваша власть? На людей, животных, предметы?

— На все. Я могу менять законы природы. Я могу зажечь новое солнце. Я могу творить мыслью.

— Вы намерены изменить мир?

— Нет.

— Почему? Он вам кажется безупречным?

— Нет.

— Что же вас удерживает. Нежелание?

— Запрет. Внутренний запрет. Вы задаете нелепые вопросы.

— Хорошо. Дайте вашим мыслям устояться… Что вас теперь занимает?

— Некто. Он приказал мне убить себя.

— Это конкретный человек?

— Не знаю. Это воля. Это некто. Я намерен последовать за ним.

— Куда?

— В его сущность. Внутрь.

— В этом нельзя заходить далеко. Это очень опасно.

— Я знаю, что это опасно. Я не намерен заходить далеко.

Платон начал дышать чаще, и его безмятежность исчезла. В лице появилась настороженность, беспокойство. Вместо коротких и ясных фраз его речь стала сбивчивой, иногда превращаясь в неразборчивое бормотание.

— Открываю… открываю тебе… сущность всех вещей… она в тебе… я — твоя сущность… Легио Прима…

На лице Платона попеременно сменялись выражения интереса, разочарования, удовольствия, страха.

— Он родился в год розового свечения… но почему же… не понимаю… он отворит врата… он призывает тебя…

Внезапно его глаза округлились и побелели, как при сильной боли:

— Это жутко… нет, нет… невыносимо…

Его лицо застыло в непонятном отчаянном усилии, руки и ноги стали конвульсивно вздрагивать. Марго показалось, у него начинается эпилептический приступ.

Гипнотизер, отошедший было к столу, подбежал к Платону, растеряв по пути всю свою вальяжность. Но заговорил очень спокойно, хотя и с сильной напряженностью в голосе — он, по-видимому, действительно был профессионалом высокого класса.

— Возвращаемся… медленно возвращаемся… сосчитаем до десяти… один… два… три… четыре…

Лицо Платона расслабилось, приобрело осмысленное выражение, и он приоткрыл глаза.

— Уф, — облегченно выдохнул гипнотизер и, не смущаясь присутствием Марго, вытер рукавом своего элегантного халата капли пота со лба.

После нажатия соответствующей кнопки на кресле, оно изменило свою конфигурацию, и Платон теперь спокойно сидел, положив руки на подлокотники, будто с ним ничего и не происходило, разве что был необычно бледен.

— Что со мной было? Что-то неприятное… Но я ничего не помню.

— Вполне закономерно, — рассеянно кивнул гипнотизер и, подойдя к одной из закрытых полок своего высоконаучного шкафа, достал бутылку коньяка и мензурку.

— Это вам поможет, — он подал мензурку Платону.

— Спасибо, — после паузы откликнулся тот с некоторым недоумением. — Теперь я, кажется, могу двигаться. — К нему медленно возвращался нормальный цвет лица.

— Я не советую вам повторять подобные эксперименты, они могут плохо кончиться. Ваш мозг потерял контроль над вашим сознанием, я еле успел вас вытащить. Кто-нибудь другой мог и не справиться, учтите на будущее.

— Что значит «плохо кончиться»? Что вы имеете в виду?

— Необратимые изменения в психике. Как после ЛСД… или некоторых других препаратов.

— Гм… — Платон осторожно встал, придерживаясь за спинку кресла. — Я полагаю, сеанс окончен?

— Да… И еще одна странная вещь: мне удалось ввести вас в гипноз только со второй попытки. И не потому, что вы не гипнабельны. К тому же, вы сами хотели… Я почувствовал как будто барьер, будто вас кто-то пытался заблокировать от гипноза… гипнотизер более сильный, чем я… хотя, это невероятно.