Причины этого решения, как потом говорили, «он унес с собой в могилу», но их нетрудно понять. Армия, которая была поручена ему, рассыпалась у него в руках. Он снова стал кавалерийским офицером и командиром дивизии и сделал то, что хорошо знал. С семерыми членами своего штаба на лошадях, взятых у казаков, он ускакал, чтобы лично командовать под огнем, в седле, где он чувствовал себя как дома.
Двадцать восьмого августа на окраине Нейденбурга он попрощался с майором Ноксом. Самсонов сидел на земле, окруженный своим штабом, и изучал карту. Он встал, отвел Нокса в сторону и сообщил, что положение критическое. Он сказал, что его должность и долг призывают быть с армией, но поскольку долг Нокса состоял в том, чтобы правильно информировать свое правительство о происходящем на русском фронте, он советует ему возвратиться, «пока еще есть время».
Он сел на коня и, повернувшись в седле, сказал с мудрой улыбкой: «Сегодня удача на стороне врага, в другой раз она будет на нашей» — и ускакал.
Позднее генерал Мартос, руководивший боем в своем секторе с вершины холма и только что приказавший, чтобы колонну пленных немцев увели в тыл, очень удивился, когда увидел командующего армией верхом в сопровождении штаба.
Узнав, что уходящая колонна — пленные, Самсонов подъехал к Мартосу, нагнулся с седла, обнял его и сказал печально: «Вы один спасете нас».
Но он знал, как обстоят дела, и в ту же ночь отдал приказ об отступлении тем, кто был когда-то 2-й армией.
Отступление в течение последующих двух дней, двадцать девятого и тридцатого августа, было ужасным. Два корпуса центра, которые сражались дольше и лучше всех, продвинувшись дальше всех, отступали последними, имея меньше всего шансов оторваться от противника, и почти полностью пали жертвой германского обхода. Корпус генерала Клюева все еще наступал, когда Белов прорвался справа через оставленный у Алленштейна промежуток и завершил обход русского центра. Корпуса Клюева и Мартоса безнадежно бились в лесах и болотах, совершая бесплодные марши и маневры в попытках перегруппироваться и организовать оборону, в то время как германское кольцо смыкалось все плотнее.
В болотистой местности, где дороги редки, немцы установили кордоны с пулеметами на каждом перекрестке. Солдаты корпуса Мартоса последние четыре дня просто голодали. За последние сорок часов своего существования корпус Клюева прошел семьдесят километров вообще без какого-либо довольствия, лошади были непоены и некормлены.
Двадцать девятого августа генерал Мартос с несколькими членами своего штаба и пятью казаками пытался найти выход из леса. Повсюду стреляли. Генерал-майор Мачуговский, начальник штаба Мартоса, был убит пулеметной очередью. Постепенно погибли все, кроме одного офицера штаба, двух казаков и самого Мартоса. Походная сумка осталась у пропавшего неизвестно куда адъютанта, и Мартос с самого утра не ел, не пил и не курил. Одна из лошадей пала, остальных вели в поводу. Наступила ночь. Путники пытались ориентироваться по звездам, но они были закрыты облаками. Послышался шум приближавшихся солдат, и они решили, что это свои, так как лошади тянули в том направлении. Неожиданно вспыхнул германский прожектор и стал шарить по лесу, нащупывая их. Мартос пытался ускакать, но лошадь под ним была убита и он упал вместе с ней. Его схватили германские солдаты.
Потом в «грязной маленькой гостинице» в Остероде, куда был доставлен пленный Мартос, появился Людендорф и, говоря на чистом русском языке, потешался над побежденными и хвалился, что теперь русская граница открыта для вторжения. Вошел Гинденбург и, «увидя меня взволнованным, долго жал мне руки, прося успокоиться».
На плохом русском языке с сильным акцентом он обещал вернуть Мартосу саблю и затем, поклонившись, сказал: «Я желаю Вам более счастливых дней».
В лесах к северу от Нейденбурга остатки корпуса Мартоса были уничтожены или взяты в плен. Только одному офицеру из XV корпуса удалось вернуться в Россию[75].
В пятнадцати километрах к востоку от Нейденбурга остатки XIII корпуса генерала Клюева, которого тоже взяли в плен, заняли круговую оборону. С четырьмя орудиями, захваченными в лесу у немцев, они отбивались от врага всю ночь 30 августа, пока хватило снарядов и патронов и большинство не было убито.
Последнюю русскую атаку в тот день с большой отвагой провел генерал Сирелиус[76], занявший место смещенного командира 1 корпуса генерала Артамонова. Собрав разрозненные полки и артиллерию, не участвовавшие в сражении, что составило приблизительно дивизию, он предпринял наступление, прорвав позиции Франсуа и снова взяв Нейденбург. Но было слишком поздно. Это последнее действие 2-й русской армии было проведено без ведома генерала Самсонова, так как он был мертв.
Ночью двадцать девятого августа он так же, как и Мартос, попал в окружение в другой части леса. Проехав через лес, примыкавший к железной дороге, он и его спутники достигли Нилленбурга, находившегося всего в десяти километрах от русской границы, но немцы прибыли туда раньше них. Генерал и его группа дождались в лесу наступления темноты и затем, поскольку верхом по вязкому болоту было не проехать, двинулись пешком. Спички кончились, и поэтому они не могли сверить свой путь по компасу. Брели в темноте, взявшись за руки, чтобы не потеряться.
Самсонов, страдавший от астмы, заметно слабел. Он все повторял Пестовскому, своему начальнику штаба: «Царь доверился мне. Как я встречусь с ним после такого разгрома?»
Пройдя девять километров, они остановились отдохнуть.
В час ночи Самсонов отполз под сосны, где было темнее. В тишине ночи щелкнул выстрел. Постовский знал, что это значило. Еще раньше Самсонов сказал ему о своем намерении совершить самоубийство, но Постовский думал, что отговорил его. Теперь он был уверен, что генерал мертв. Офицеры штаба пытались найти тело в темноте, но не смогли. Они решили дождаться утра, но, когда небо стало светлеть, услышали приближавшихся немцев. Русским пришлось бросить поиски и двинуться к границе, где они столкнулись с казачьим патрулем и наконец оказались в безопасности. Тело Самсонова было найдено немцами и похоронено в Вилленбурге, откуда оно с помощью Красного Креста в 1916 году было перевезено женой для похорон в России.
Тишина царила во 2-й армии. Радио в штабе Жилинского молчало, в течение двух дней от Самсонова ничего не было слышно. Но теперь было уже слишком поздно. Жилинский приказал кавалерии Ренненкампфа прорваться через германские позиции у Алленштейна и выяснить, что случилось со 2-й армией. Но эта задача не была выполнена, потому что 8-я армия, уничтожив одну половину клещей, которые должны были раздавить ее, разворачивалась, чтобы расправиться с другой.
Почти с ужасом осознали немцы размеры своей победы. Количество убитых, пленных, захваченных орудий было огромно: взято девяносто две тысячи пленных, а по некоторым данным, даже больше[77]. Потребовалось шестьдесят поездов, чтобы в течение недели после сражения перевезти их в тыл. Орудий по разным подсчетам потеряно от трехсот до пятисот из шестисот, которыми располагала 2-я армия. Доставшихся лошадей табунами сгоняли в поспешно построенные загоны. Хотя и не существует какой-то твердо установленной цифры количества убитых и раненых, она превышает тридцать тысяч. Практически перестали существовать XV и XIII корпуса, от них осталось пятьдесят офицеров и две тысячи сто солдат. В двух фланговых корпусах, VI и I, отступивших первыми, уцелело приблизительно по дивизии, в XXIII — около бригады.
Победители тоже понесли тяжелые потери; усталость и шестидневное напряжение непрерывных боев сказывались на нервах. Когда Нейденбург, переходивший из рук в руки четыре раза, был снова взят германцами тридцать первого августа, солдат военной полиции пытался остановить автомобиль, пересекавший главную площадь. Когда машина, в которой находился генерал фон Морген, не остановилась на окрик «стой!», полицейский завопил: «Русские!» и выстрелил. Вслед за тем по автомобилю грохнул залп, в результате был убит шофер и ранен офицер, сидевший рядом с генералом. В ту же самую ночь, едва не убитый несколько часов назад своими же солдатами, генерал был разбужен денщиком, который с криком «Русские пришли!» выскочил из дома, схватив одежду генерала. К своему «крайнему раздражению», фон Моргену пришлось выбежать на улицу, на ходу затягивая ремень с кобурой револьвера поверх нижнего белья.
