Вот именно, что нелегком…
Залив хлопья молоком, Серега тускло поглядел на тарелку и в тысячный раз подумал о том, что все эти каши с булочками очень пригодились бы каким-нибудь блокадникам – в том же Ленинграде или Севастополе. Сколько бы жизней, наверное, спасли! Жаль, нет у него машины времени с хорошеньким кузовом. Вот бы отправлял им каждый день по посылке!
А еще пылились под кроватью два чемодана старых ненужных игрушек. То есть сестра Ленка в них, конечно, копалась, Серега же почти не играл. А ведь всего пару лет назад жизни без них не чаял – без гоночной машинки с пружинным подзаводом, без трехлапого плюшевого ветерана Потапыча, без армии разноплеменных солдатиков. Когда сеструха уволокла в садик резинового ежика и там посеяла (кто-то спер, не иначе!), Серега с балкона хотел сигануть от расстройства, на Ленку кулаками замахивался. Трагедия же, блин! Полная Индия! Теперь, конечно, остыл. Не тянуло к игрушкам – хоть тресни. То есть по уму их тоже бы в какую-нибудь нищую Африку или пострадавшим от землетрясений. Ну, почему нет служб, что занимались бы сбором ненужных вещей? Все ведь, на фиг, пропадет…
Кстати!
Вспомнив о бомже Виталике, Серега разрезал одну из булок, точно в дисковод вставил в нее пластик сыра, упрятал в пакет. Мельком подумал, что Виталику приходится даже хуже, чем африканцам. Тем, по крайней мере, тепло, можно голышом по улицам бегать, а на Урале без шубы не выживешь. По этой самой причине Виталик постоянно болтал о Кавказе. Всерьез мечтал угнать машину покруче и в один прекрасный день уехать из родного города насовсем.
Продолжая перемешивать хлопья, Сергей искоса глянул в настенное зеркало. Верно, хотел убедить себя, что видит в нем не мальчика, но мужа. Во всяком случае – в фас. Профиля взгляд ну никак не улавливал, и Серега досадливо скривил губы. Хорошо, хоть обошлось вчера без синяков. Вот бы повеселилась родная школа, – первый день и с фонарями! А с Кокером надо при случае разобраться. Серьезно и прилюдно. Чтобы все видели, кто чмо, а кто совсем даже наоборот.
Серега еще раз оценил свою внешность и неожиданно подумал, что, может, и хорошо, что люди не видят себя и не слышат. Один раз он что-то такое набубнил на отцовский магнитофон, так потом неделю плевался. Не хотелось верить, что доносящееся из динамиков скрипучее мычание – его родной голос. Хотя причем тут голос? И с неважнецкими голосами люди живут себе поживают. Важно, что сегодня он превращался в реального старшака – вот это, конечно, ко многому обязывало! Серега решительно отодвинул тарелку с хлопьями.
Все! Хватит чужих компаний и дешевых пьянок! Новая жизнь диктовала новые правила.
Собственно, правила эти Серега прописал давным-давно – в коротеньком плане из четырех пунктов. План, надо признать, был жестким, можно сказать, невыполнимым.
Потому что пункт первый требовал солидности. В поступках, словах, внешности – во всем. Конечно бывают люди, у которых жизнь выверена и налажена, заправлена в нужное русло, как ремень в брючные петли, но у Сереги дела обстояли иначе. Очень уж много он мечтал, а мечты, как вещают психологи, НЕ сбываются. Сбываются действия, а значит, пора действовать – ходить по школе степенно, учителей не травить, тетради не рвать, резинками не кидаться. А еще хорэ врать про собственные подвиги, – все равно в них никто не верит. Конечно, все вокруг врут, а вот он не будет. Завязка! Жесткая! И надо добиться главного – влюбить в себя, наконец, эту кочергу Анжелу.
То есть это было уже пунктом вторым… Поскольку Анжелка – это вам не Зинка-Зинон, и за нее следовало повоевать. В общем, красавица Анжела была занозой, которую Серега словил еще в малышовом классе. Самого первого момента он толком не помнил, но так бывает возле костра: вдруг пшикнет полено, выстрелит искрой – и вздрагиваешь от нечаянного ожога. И вроде искры уже нет, – давно погасла, а боль остается. С Серегой приключилось нечто похожее. Сначала Анжела вызывала в нем раздражение, даже какую-то злость, а после Серега внезапно смикитил, что самым банальным образом влюбился. При этом, как многих других, его в упор не замечали. Разумеется, это было несправедливо, а потому следовало что-то срочно предпринимать, – пусть даже поломав себя, подкачав мышцы, научившись играть на гитаре и травить анекдоты. Да чего там! – Серега готов был на более страшные жертвы – например, на удаление гланд и веснушек, на мелирование волос и позорный педикюр!
Третий пункт был самым скучным, так как подразумевал учебу и отметки. До сих пор Серега учился абы как, с троек перебиваясь на четверки, пусть не часто, но радуя маму пятерками. Отныне следовало повышать статус, забыв напрочь о тройках, прочно обосновавшись в праздничных колоннах отличников. Они хоть в массе своей и ботаники, и жизнь у них насквозь тошная, но ведь поступают потом в вузы-академии! И принимаются поплевывать сверху на тех, кто остался в лузерах, кого сплавили втихую в профтехучилища, на плохонькие заводы и в армию. Конечно, подлость, но те же Анжелки, точно флюгеры, разворачиваются к удачливым да успешным. И бегут за ними, как привязанные…
Финальный четвертый пункт таил в себе проблемы с фамилией. Потому что в школе Серегой его звали только друзья, – все остальные, включая девчонок (даже красавицу Анжелу!), именовали его Чехом, а то и вовсе Чахоткой. Кличка шла от фамилии Чохов, и это было настоящей трагедией. Взять того же Сэма – ведь сам себе придумал кликуху! Хоть и был Саматовым Вовой. Разобраться – так персонаж из анекдотов, – Вовик, Вовочка, Вован. Однако Вовочкой Саматова никто не звал, поскольку сам себе он нравился исключительно в образе Сэма. У других, увы, так не получалось. То есть Серега сто раз предлагал матери сменить фамилию, благо и сделать это было совсем не сложно. Отчим носил фамилию Макушев, и они вполне могли стать Макушевыми. Если бы захотели. Тоже, конечно, не фонтан, но все-таки получше «Чахотки». К сожалению, уговорами Серега ничего не добился. Всякий раз мать напоминала об отце, рассказывала о его мастеровитых руках, о мощном голосе, о настоящем мужском характере. Серега и сам многое помнил. Например, как отец простым ножиком вырезал ему мечи с корабликами, как возил на рыбалку, сажал на плечи, учил запускать змея. И песни отец умел петь здорово. Голос у него был мощный, – когда рявкал на дворовую шпану, те горохом в стороны рассыпались. Так что базар – базаром, а батя у него был мировой. По всем статьям и параметрам. И вроде получалось, что отца собственная фамилия устраивала, а слабохарактерный сынуля ерепенился и шел в отказ. В результате рассуждения матери окончательно запутывали Серегину жизнь, загоняли ее в уличный тупик. Потому что отец умер. Три года назад. А мама… Мама продолжала его любить и все-таки вышла за муж. За отчима дядю Витю. Впрочем за муж-то вышла, а взятую у отца фамилию не сменила. Судя по всему, и не собиралась менять, чем только осложняла Серегино положение.
Словом, за фамилию приходилось бороться, а проще говоря – драться. Кулаками, ногами и головой. С приятелями Кокера, с гориллами Сэма, с теми же отморозками Краба, которые вообще готовы были гоготать над чем угодно. Конечно, вязаться со всей этой шайкой-лейкой радости было мало, но иного выхода Серега не видел. В противном случае он мог остаться Чахоткой до конца своих дней. Примерно то же сказал и дядя Витя, – мамино решение он, как ни странно, уважал. Правда, советовал – относиться ко всему с толикой юмора. Потому и комедиями заваливал. Пока народ хавал тягучие спагеттины сериалов, глотал Бессонна с Гибсоном, их семейка стойко пребывала в стороне. Из вечера в вечер они созерцали по видаку какие-нибудь «Покровские ворота», «Тридцать три» или «Бриллиантовую руку». Смехом по несчастью – так именовал это дядя Витя, и кое-что у него получалось. Серега и не заметил, как втянулся и пристрастился. Вчера вот смотрели «Берегись автомобиля» – кажется, уже в пятый раз, а Серега с Ленкой в голос ухохатывались. В школе он, понятно, о таком не рассказывал, а то бы ухохатывались уже над ним. В общем, смех – смехом, а крепкие кулаки в жизни тоже не последнее дело, и вскоре после одной из бесед отчим купил Сереге боксерскую грушу. Для наработки уверенности в себе, ну, и для более мужского интерьера.
